В Мидделбурге мы прожили лишь один год и затем переселились сюда, в Тернёзен. Вот и вся моя история, Филипп.
— Твой отец все еще исповедует мусульманскую веру, Амина?
— Я не знаю, но думаю, что вообще не исповедует никакой веры. Во всяком случае, меня он ни в какую веру не посвящал. Его Бог — деньги!
— А твой? — спросил Филипп.
— Девушка бесхитростно отвечала:
— Мой Бог — это Создатель этого прекрасного мира и всего того, что в нем есть. Бог природы, или как ты его еще там называешь. Я так представляю себе его, Филипп, и едва ли хотела бы знать больше. Есть разные религии, но все они в конце концов ведут к небесному царству, только разными путями. Твоя вера, Филипп,— христианская. А что, она самая истинная? Так утверждают и другие, считая, что их вера самая истинная.
— Христианская вера — единственная истинная вера, Амина! — вставил юноша.— Ах! Если бы я мог все открыть тебе! У меня есть такие веские доказательства...
— Доказательства, что только твоя вера истинная? — прервала его проницательная девушка.— А разве тогда не твоя ли обязанность предъявить эти доказательства мне? Или ты связан торжественной клятвой никогда не оглашать их?
— Нет, не связан,— отвечал Филипп.— Но в то же время у меня такое ощущение, будто я ею связан. Но тихо! Я слышу голоса. Наверное, пришел твой отец с судебными исполнителями. Мне нужно спуститься к ним.
Филипп ушел. Амина взглядом проводила его.
«Возможно ли это? — спросила она себя, приглаживая рукой свои волнистые волосы.— Неужели все так быстро? Да, да, это так! Я чувствую, что сумею разделить с ним его тайную боль, невзгоды и опасности. Даже умереть вместе с ним я предпочту счастью с кем-то другим! Это мое твердое решение! Отец должен перебраться в дом Филиппа уже сегодня вечером. Надо все подготовить к переезду».
Судебные исполнители занесли в протокол показания Филиппа и доктора Путса, осмотрели трупы, среди которых они опознали двух бандитов. Мертвецов унесли. Минхер Путс и Филипп вернулись к Амине.
Было бы утомительным рассказывать обо всем ходе переговоров о переселении. Наконец доктор согласился с доводами Амины и Филиппа, но главной причиной послужило все-таки то, что ему не нужно было платить за жилье. После обеда скарб доктора был перевезен в дом Филиппа, но железный ящик они доставили на новое место, лишь когда стемнело. Закончив все дела, они поздним вечером отправились на покой.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
— Значит, это и есть та самая комната, которая так долго была заперта? — промолвила Амина, зайдя в нее ранним утром. Филипп все еще спал крепким сном.— Да, она действительно выглядит так, будто ее никогда не открывали.
Амина переводила взгляд с предмета на предмет, разглядывая веши. Птичьи клетки бросились ей в глаза.
— Так, значит, здесь его отец явился матери,— продолжала она размышляла вслух.— Хм, возможно. Филипп же говорил, что у него имеются доказательства. А почему дух не может явиться? Будь Филипп мертв я была бы рада, если бы он явился мне, я бы еще раз увидила его! Что же такое я говорю? Неверные губы, выбалтывающие сокровенную тайну души! Стол опрокинут. Похоже на то, будто все происходило в спешке. Шкатулка тоже опрокинута, все ее содержимое разбросано, словно мышки растаскали же. Что-то торжественное в том, что так много лет ни
одно живое существо не переступало порога этой комнаты! Все выглядит так неестественно и поэтому, наверное, так тягостно действует на душу. Меня не удивляет, что Филипп связывает со всем этим какую-то тайну. Однако не надо оставлять комнату в таком состоянии, лучше придать ей жилой вид. Амина, привыкшая заниматься хозяйственными делами, тут же Принялась за уборку. Все было вычищено. Наводившие грусть клетки Амина вынесла. Когда через открытое окно в гостиную заглянуло солнце, все в ней было уже прибрано и она имела довольно опрятный вид.
Амина инстинктивно чувствовала, что воспоминания стираются, стоит только убрать те предметы, которые их пробуждают. Ей хотелось облегчить страдания Филиппа, юноша глубоко ранил ее сердце, и она решила покорить его. Амина убрала не только клетки, но и швейную шкатулку с шитьем, подняв которое Филипп напугался тогда так, словно коснулся крысы. Подняв валявшиеся на иолу ключи, девушка открыла стенные шкафы, протерла в них стекла. Она тщательно начищала серебряные приборы, когда в комнату вошел ее отец.
— О, Аллах! — вскричал старик.— И все это серебро! Тогда, наверное, правда, что у него есть тысячи гульденов? Но где же они?
— Не забывай, отец, лучше о том, что твои деньги теперь в сохранности, и тебе за это надо благодарить Филиппа Вандердекена!
— Да, да, это правда! Но поскольку он намерен жить здесь и, наверное, будет много есть, то я спрашиваю, сколько же он будет платить мне? Он должен платить не скупясь, раз у него так много денег!
Амина недовольно сжала губы и не ответила.
— Хотелось бы мне знать, где он хранит свое богатство? — продолжал Путс.— Если он намеревается выйти в море, как только заполучит место на корабле, возникает вопрос, кто же будет хранить его деньги?
— Я буду хранить их!
— Ах, так! Значит, мы! Мы будем оберегать их! Корабль может затонуть!
— Нет. Не мы будем оберегать их! Ты к этому не будешь иметь никакого отношения. Приглядывай лучше за своими деньгами!
Амина поставила посуду в шкаф, заперла его и, забрав ключи, пошла готовить завтрак. Старик остался один и стал рассматривать драгоценный металл сквозь стекло. Он видел его, но не мог потрогать. При этом он все время бормотал:
— Да, да, действительно, настоящее серебро!
Филипп, проходя на кухню и увидев доктора Путса, стоявшего у шкафа, заглянул в комнату. Он догадался, кто мог прибраться в ней, и от всего сердца был благодарен Амине.
Амина принесла завтрак. Глаза юноши и девушки встретились и сказали больше, чем могли бы сказать их губы. С легким сердцем Филипп принялся за еду.
— Минхер Путс,— начал разговор Филипп, позавтракав.— Я намереваюсь передать вам во владение этот дом и хочу надеяться, что вам здесь понравится. Некоторые необходимые советы я дам вашей дочери перед своим отъездом.
— Так вы покидаете нас, чтобы бороздить моря, минхер Филипп?— спросил доктор.— Наверное, это приятно — бороздить моря и посещать чужие страны, много приятнее, чем сидеть дома. Когда вы уезжаете?
— Я отправлюсь в Амстердам уже сегодня вечером,— отвечал Филипп,— чтобы подыскать место на корабле, но надеюсь возвратиться сюда еще до того, как под парусами уйду в море.
— Ах, так! Вы хотите возвратиться? Совершенно правильно. Вы должны присматривать за своими деньгами и вещами, пересчитывать денежки! Мы будем хорошо хранить их. Где же ваши деньги, Вандердекен?
— Я оставляю их вашей дочери. Я вернусь самое позднее недели через три.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— Твой отец все еще исповедует мусульманскую веру, Амина?
— Я не знаю, но думаю, что вообще не исповедует никакой веры. Во всяком случае, меня он ни в какую веру не посвящал. Его Бог — деньги!
— А твой? — спросил Филипп.
— Девушка бесхитростно отвечала:
— Мой Бог — это Создатель этого прекрасного мира и всего того, что в нем есть. Бог природы, или как ты его еще там называешь. Я так представляю себе его, Филипп, и едва ли хотела бы знать больше. Есть разные религии, но все они в конце концов ведут к небесному царству, только разными путями. Твоя вера, Филипп,— христианская. А что, она самая истинная? Так утверждают и другие, считая, что их вера самая истинная.
— Христианская вера — единственная истинная вера, Амина! — вставил юноша.— Ах! Если бы я мог все открыть тебе! У меня есть такие веские доказательства...
— Доказательства, что только твоя вера истинная? — прервала его проницательная девушка.— А разве тогда не твоя ли обязанность предъявить эти доказательства мне? Или ты связан торжественной клятвой никогда не оглашать их?
— Нет, не связан,— отвечал Филипп.— Но в то же время у меня такое ощущение, будто я ею связан. Но тихо! Я слышу голоса. Наверное, пришел твой отец с судебными исполнителями. Мне нужно спуститься к ним.
Филипп ушел. Амина взглядом проводила его.
«Возможно ли это? — спросила она себя, приглаживая рукой свои волнистые волосы.— Неужели все так быстро? Да, да, это так! Я чувствую, что сумею разделить с ним его тайную боль, невзгоды и опасности. Даже умереть вместе с ним я предпочту счастью с кем-то другим! Это мое твердое решение! Отец должен перебраться в дом Филиппа уже сегодня вечером. Надо все подготовить к переезду».
Судебные исполнители занесли в протокол показания Филиппа и доктора Путса, осмотрели трупы, среди которых они опознали двух бандитов. Мертвецов унесли. Минхер Путс и Филипп вернулись к Амине.
Было бы утомительным рассказывать обо всем ходе переговоров о переселении. Наконец доктор согласился с доводами Амины и Филиппа, но главной причиной послужило все-таки то, что ему не нужно было платить за жилье. После обеда скарб доктора был перевезен в дом Филиппа, но железный ящик они доставили на новое место, лишь когда стемнело. Закончив все дела, они поздним вечером отправились на покой.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
— Значит, это и есть та самая комната, которая так долго была заперта? — промолвила Амина, зайдя в нее ранним утром. Филипп все еще спал крепким сном.— Да, она действительно выглядит так, будто ее никогда не открывали.
Амина переводила взгляд с предмета на предмет, разглядывая веши. Птичьи клетки бросились ей в глаза.
— Так, значит, здесь его отец явился матери,— продолжала она размышляла вслух.— Хм, возможно. Филипп же говорил, что у него имеются доказательства. А почему дух не может явиться? Будь Филипп мертв я была бы рада, если бы он явился мне, я бы еще раз увидила его! Что же такое я говорю? Неверные губы, выбалтывающие сокровенную тайну души! Стол опрокинут. Похоже на то, будто все происходило в спешке. Шкатулка тоже опрокинута, все ее содержимое разбросано, словно мышки растаскали же. Что-то торжественное в том, что так много лет ни
одно живое существо не переступало порога этой комнаты! Все выглядит так неестественно и поэтому, наверное, так тягостно действует на душу. Меня не удивляет, что Филипп связывает со всем этим какую-то тайну. Однако не надо оставлять комнату в таком состоянии, лучше придать ей жилой вид. Амина, привыкшая заниматься хозяйственными делами, тут же Принялась за уборку. Все было вычищено. Наводившие грусть клетки Амина вынесла. Когда через открытое окно в гостиную заглянуло солнце, все в ней было уже прибрано и она имела довольно опрятный вид.
Амина инстинктивно чувствовала, что воспоминания стираются, стоит только убрать те предметы, которые их пробуждают. Ей хотелось облегчить страдания Филиппа, юноша глубоко ранил ее сердце, и она решила покорить его. Амина убрала не только клетки, но и швейную шкатулку с шитьем, подняв которое Филипп напугался тогда так, словно коснулся крысы. Подняв валявшиеся на иолу ключи, девушка открыла стенные шкафы, протерла в них стекла. Она тщательно начищала серебряные приборы, когда в комнату вошел ее отец.
— О, Аллах! — вскричал старик.— И все это серебро! Тогда, наверное, правда, что у него есть тысячи гульденов? Но где же они?
— Не забывай, отец, лучше о том, что твои деньги теперь в сохранности, и тебе за это надо благодарить Филиппа Вандердекена!
— Да, да, это правда! Но поскольку он намерен жить здесь и, наверное, будет много есть, то я спрашиваю, сколько же он будет платить мне? Он должен платить не скупясь, раз у него так много денег!
Амина недовольно сжала губы и не ответила.
— Хотелось бы мне знать, где он хранит свое богатство? — продолжал Путс.— Если он намеревается выйти в море, как только заполучит место на корабле, возникает вопрос, кто же будет хранить его деньги?
— Я буду хранить их!
— Ах, так! Значит, мы! Мы будем оберегать их! Корабль может затонуть!
— Нет. Не мы будем оберегать их! Ты к этому не будешь иметь никакого отношения. Приглядывай лучше за своими деньгами!
Амина поставила посуду в шкаф, заперла его и, забрав ключи, пошла готовить завтрак. Старик остался один и стал рассматривать драгоценный металл сквозь стекло. Он видел его, но не мог потрогать. При этом он все время бормотал:
— Да, да, действительно, настоящее серебро!
Филипп, проходя на кухню и увидев доктора Путса, стоявшего у шкафа, заглянул в комнату. Он догадался, кто мог прибраться в ней, и от всего сердца был благодарен Амине.
Амина принесла завтрак. Глаза юноши и девушки встретились и сказали больше, чем могли бы сказать их губы. С легким сердцем Филипп принялся за еду.
— Минхер Путс,— начал разговор Филипп, позавтракав.— Я намереваюсь передать вам во владение этот дом и хочу надеяться, что вам здесь понравится. Некоторые необходимые советы я дам вашей дочери перед своим отъездом.
— Так вы покидаете нас, чтобы бороздить моря, минхер Филипп?— спросил доктор.— Наверное, это приятно — бороздить моря и посещать чужие страны, много приятнее, чем сидеть дома. Когда вы уезжаете?
— Я отправлюсь в Амстердам уже сегодня вечером,— отвечал Филипп,— чтобы подыскать место на корабле, но надеюсь возвратиться сюда еще до того, как под парусами уйду в море.
— Ах, так! Вы хотите возвратиться? Совершенно правильно. Вы должны присматривать за своими деньгами и вещами, пересчитывать денежки! Мы будем хорошо хранить их. Где же ваши деньги, Вандердекен?
— Я оставляю их вашей дочери. Я вернусь самое позднее недели через три.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84