Впору самому бежать по волнам, подобно героине Александра Грина, и подталкивать англичан со шведами в корму. Или пинками подгонять. Ну… ну где же?
И тут же, будто отвечая на неслышный вопль, у борта одного из шлюпов поднялся столб воды и облако густого белого дыма. Жалко на такую мелочь тратить… Ага, второй, на этот раз линейный корабль. "Сент-Джордж", кажется. И ещё… Нет, не зря поставили на кон последний рубль, потратив почти все запасы пороха. Зато теперь фарватер Южного Канала на пути отступления неприятеля напоминает тарелку с пельменями. Ну да, обыкновенные морские мины, изобретённые черт знает когда и черт знает кем. Взрываются, правда, через раз, но в данном случае качество компенсировали количеством – были старые запасы, так и не установленные в мирное время по обыкновенному разгильдяйству, новых добавили. Кулибин с Ловицем над начинкой тех и других немного поколдовали, вот и набралось. Это не Финский, это мой залив, и что хочу с ним, то и делаю! И незачем всякой сволочи по нему плавать! Плавать, господа ревнители морских традиций, именно плавать.
– От флагмана отвалил баркас, Ваше Императорское Величество, – доложил боцман Котофеев. – Сей же час пристанут. Прикажете расстрелять?
– Это всегда успеется. А что за баркас?
– Шестивёсельный. А ещё там офицер с белым флагом.
– Никак капитулировать собрались? Экие проказники! – я посмотрел на Кулибина. – Сходил бы, Иван Петрович, узнал, что им надобно.
– А если они не захотят со мной разговаривать?
– С целым графом?
– Ну и что? К царю же едут, а не к графу.
– Да откуда же узнали, что я тут?
Механик ткнул пальцем вверх:
– А штандарт чей висит?
По уму самому бы поговорить, но, боюсь, не удержусь и прикажу повесить парламентёров на ближайшем столбе. Это только внешне выгляжу спокойно, пристойно, иногда даже весело, но внутри кипит скопившаяся злость и требует выхода. Срывать её на своих? Хватит, было уже такое и едва не закончилось апоплексическим ударом табакеркой в висок. Хотя там и других причин куча, но именно эта послужила поводом и моральным оправданием, для многих заговорщиков. Нет, свои, они и есть свои… их нужно любить, холить и лелеять. В определённых пределах, разумеется.
– Ну? – под требовательным взглядом Кулибин поёжился, тяжело вздохнул, и ушёл. – Давно бы так.
Отсутствовал граф долго, видно дожидался, пока англичане причалят, но через час вернулся с самым виноватым видом:
– Англичане отказываются разговаривать со мной, государь, и просят вашей аудиенции.
– Так сюда приведи.
– Я звал.
– И что?
– Не идут, боятся. Даже на берег не вылезают.
Угу, мне бы тоже на их месте было страшно вылезать – парламентёры, конечно, лица неприкосновенные, но по недавнему указу любой англичанин, ступивший на землю Российской Империи, объявлялся вне закона. Вооружённый считался разбойником и подлежал немедленному уничтожению, а безоружных нужно было отправлять в суд, где они получали по десять лет исправительных работ. В зачёт срока шло только рабочее время… Сурово, но… но справедливо.
Ладно, этих придётся отпустить. В смысле, пропустить беспрепятственно ко мне и дать потом уйти, так как пойти самому – урон государственному престижу.
– Гавриил Романович, у тебя бумага и чернила с собой? Ага, вижу что есть. Выпиши англичанам пропуск.
– А как его писать?
– Кто у нас здесь писатель? Как хочешь, так и пиши.
Державин кивнул, и зачеркал пером по листу, иногда в поисках вдохновения почёсывая затылок. Через несколько минут закончил, улыбнулся, и прочитал вслух:
Преотвратнейшим канальям
Обещает государь,
Что сегодня не повесит,
Не сошлёт в Сибирску даль.
Даже на кол не посадит,
Не велит четвертовать,
Чтобы впредь премерзки бляди,
Зареклись бы воровать.
Пусть идут, не тронем вовсе,
Нам сие невместно есть.
И живыми взад отпустим,
В том порукой – царска честь!
– Изрядно, Гаврила Романович! – восхищённый Кулибин изобразил рукоплескание. – Только вот поймут ли?
– Как хотят, так пусть и понимают, – отмахнулся Державин. – Изволите поставить подпись, Ваше Императорское Величество?
Признаюсь, ожидал более представительных парламентёров. Там что, адмиралы закончились? Или эти помоложе и, соответственно, понаглее будут? Англичанин смотрит с вызовом, будто делает одолжение присутствием, козёл душной… Швед наоборот, глаза прячет. Ну да, он же представитель недавнего союзника, предательски ударившего в спину. Такое трудно простить, и на его месте любой будет чувствовать себя неловко.
Оба хорошо говорят по-русски. Только слова плохие…
– Ваше Императорское Величество, мы не уполномочены вести разговоры о капитуляции. Напротив, нам приказано потребовать обеспечить беспрепятственный выход кораблей эскадры из Финского залива.
– Так идите, я не держу.
– Но фарватер заминирован вопреки всем правилам ведения цивилизованной войны!
– У нас разве война? Не знал…
– И, тем не менее, мины нужно убрать, иначе…
Так… становится любопытно!
– И что же иначе?
– В случае отказа, адмирал Нельсон намерен атаковать форты и сам Кронштадт.
– Здрасьте! А не этим ли самым вы занимались последние три недели? Или за это время атаковалка выросла? Так укоротим под корень!
Нет, не понимают иноземцы русского юмора. Спорить пытаются:
– Адмирал всегда держит слово!
– Я тоже держу, господа. А мои условия таковы – в случае безоговорочной капитуляции сэра Горацио ожидает всего лишь расстрел, вешать не буду, обещаю. Остальным предстоит суд, скорый и справедливый.
– Считаете наше положение безвыходным, Ваше Императорское Величество? – англичанин выговаривал слова медленно, видимо сомневался в моих умственных способностях.
– Отчего же безвыходным? Выходы есть… и не через все из них выносят вперёд ногами. Первый я вам подсказал, остальные можете попытаться поискать сами. Впрочем… самый простой – повеситься самостоятельно.
– И это пожелание будет передано сэру Горацио.
Господи, как же они мне надоели!
– Иван Петрович, проводи гостей до баркаса. Иван Петрович? – не понял, а куда подевался Кулибин?
– Тут я, государь! – механик явился будто из-под земли, и всем видом напоминал обожравшегося сметаной кота. Только не той сметаной, что угостила внезапно расщедрившаяся хозяйка, а ворованной из соседского погреба с риском для жизни. – Звали, Ваше Императорское Величество?
Явно что-то задумал, если перешёл на официальное титулование. И ни в одном глазу совести. Выпытывать где был, не буду – мало ли в чём признается, а так ни о чём не знаю, и совесть спокойна. Слово, опять же, держать надо. А сам Иван Петрович не проговорится – кремень, не человек.
Сопровождающий механика юнга не таков – дай волю, всё разболтает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
И тут же, будто отвечая на неслышный вопль, у борта одного из шлюпов поднялся столб воды и облако густого белого дыма. Жалко на такую мелочь тратить… Ага, второй, на этот раз линейный корабль. "Сент-Джордж", кажется. И ещё… Нет, не зря поставили на кон последний рубль, потратив почти все запасы пороха. Зато теперь фарватер Южного Канала на пути отступления неприятеля напоминает тарелку с пельменями. Ну да, обыкновенные морские мины, изобретённые черт знает когда и черт знает кем. Взрываются, правда, через раз, но в данном случае качество компенсировали количеством – были старые запасы, так и не установленные в мирное время по обыкновенному разгильдяйству, новых добавили. Кулибин с Ловицем над начинкой тех и других немного поколдовали, вот и набралось. Это не Финский, это мой залив, и что хочу с ним, то и делаю! И незачем всякой сволочи по нему плавать! Плавать, господа ревнители морских традиций, именно плавать.
– От флагмана отвалил баркас, Ваше Императорское Величество, – доложил боцман Котофеев. – Сей же час пристанут. Прикажете расстрелять?
– Это всегда успеется. А что за баркас?
– Шестивёсельный. А ещё там офицер с белым флагом.
– Никак капитулировать собрались? Экие проказники! – я посмотрел на Кулибина. – Сходил бы, Иван Петрович, узнал, что им надобно.
– А если они не захотят со мной разговаривать?
– С целым графом?
– Ну и что? К царю же едут, а не к графу.
– Да откуда же узнали, что я тут?
Механик ткнул пальцем вверх:
– А штандарт чей висит?
По уму самому бы поговорить, но, боюсь, не удержусь и прикажу повесить парламентёров на ближайшем столбе. Это только внешне выгляжу спокойно, пристойно, иногда даже весело, но внутри кипит скопившаяся злость и требует выхода. Срывать её на своих? Хватит, было уже такое и едва не закончилось апоплексическим ударом табакеркой в висок. Хотя там и других причин куча, но именно эта послужила поводом и моральным оправданием, для многих заговорщиков. Нет, свои, они и есть свои… их нужно любить, холить и лелеять. В определённых пределах, разумеется.
– Ну? – под требовательным взглядом Кулибин поёжился, тяжело вздохнул, и ушёл. – Давно бы так.
Отсутствовал граф долго, видно дожидался, пока англичане причалят, но через час вернулся с самым виноватым видом:
– Англичане отказываются разговаривать со мной, государь, и просят вашей аудиенции.
– Так сюда приведи.
– Я звал.
– И что?
– Не идут, боятся. Даже на берег не вылезают.
Угу, мне бы тоже на их месте было страшно вылезать – парламентёры, конечно, лица неприкосновенные, но по недавнему указу любой англичанин, ступивший на землю Российской Империи, объявлялся вне закона. Вооружённый считался разбойником и подлежал немедленному уничтожению, а безоружных нужно было отправлять в суд, где они получали по десять лет исправительных работ. В зачёт срока шло только рабочее время… Сурово, но… но справедливо.
Ладно, этих придётся отпустить. В смысле, пропустить беспрепятственно ко мне и дать потом уйти, так как пойти самому – урон государственному престижу.
– Гавриил Романович, у тебя бумага и чернила с собой? Ага, вижу что есть. Выпиши англичанам пропуск.
– А как его писать?
– Кто у нас здесь писатель? Как хочешь, так и пиши.
Державин кивнул, и зачеркал пером по листу, иногда в поисках вдохновения почёсывая затылок. Через несколько минут закончил, улыбнулся, и прочитал вслух:
Преотвратнейшим канальям
Обещает государь,
Что сегодня не повесит,
Не сошлёт в Сибирску даль.
Даже на кол не посадит,
Не велит четвертовать,
Чтобы впредь премерзки бляди,
Зареклись бы воровать.
Пусть идут, не тронем вовсе,
Нам сие невместно есть.
И живыми взад отпустим,
В том порукой – царска честь!
– Изрядно, Гаврила Романович! – восхищённый Кулибин изобразил рукоплескание. – Только вот поймут ли?
– Как хотят, так пусть и понимают, – отмахнулся Державин. – Изволите поставить подпись, Ваше Императорское Величество?
Признаюсь, ожидал более представительных парламентёров. Там что, адмиралы закончились? Или эти помоложе и, соответственно, понаглее будут? Англичанин смотрит с вызовом, будто делает одолжение присутствием, козёл душной… Швед наоборот, глаза прячет. Ну да, он же представитель недавнего союзника, предательски ударившего в спину. Такое трудно простить, и на его месте любой будет чувствовать себя неловко.
Оба хорошо говорят по-русски. Только слова плохие…
– Ваше Императорское Величество, мы не уполномочены вести разговоры о капитуляции. Напротив, нам приказано потребовать обеспечить беспрепятственный выход кораблей эскадры из Финского залива.
– Так идите, я не держу.
– Но фарватер заминирован вопреки всем правилам ведения цивилизованной войны!
– У нас разве война? Не знал…
– И, тем не менее, мины нужно убрать, иначе…
Так… становится любопытно!
– И что же иначе?
– В случае отказа, адмирал Нельсон намерен атаковать форты и сам Кронштадт.
– Здрасьте! А не этим ли самым вы занимались последние три недели? Или за это время атаковалка выросла? Так укоротим под корень!
Нет, не понимают иноземцы русского юмора. Спорить пытаются:
– Адмирал всегда держит слово!
– Я тоже держу, господа. А мои условия таковы – в случае безоговорочной капитуляции сэра Горацио ожидает всего лишь расстрел, вешать не буду, обещаю. Остальным предстоит суд, скорый и справедливый.
– Считаете наше положение безвыходным, Ваше Императорское Величество? – англичанин выговаривал слова медленно, видимо сомневался в моих умственных способностях.
– Отчего же безвыходным? Выходы есть… и не через все из них выносят вперёд ногами. Первый я вам подсказал, остальные можете попытаться поискать сами. Впрочем… самый простой – повеситься самостоятельно.
– И это пожелание будет передано сэру Горацио.
Господи, как же они мне надоели!
– Иван Петрович, проводи гостей до баркаса. Иван Петрович? – не понял, а куда подевался Кулибин?
– Тут я, государь! – механик явился будто из-под земли, и всем видом напоминал обожравшегося сметаной кота. Только не той сметаной, что угостила внезапно расщедрившаяся хозяйка, а ворованной из соседского погреба с риском для жизни. – Звали, Ваше Императорское Величество?
Явно что-то задумал, если перешёл на официальное титулование. И ни в одном глазу совести. Выпытывать где был, не буду – мало ли в чём признается, а так ни о чём не знаю, и совесть спокойна. Слово, опять же, держать надо. А сам Иван Петрович не проговорится – кремень, не человек.
Сопровождающий механика юнга не таков – дай волю, всё разболтает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66