И умудряются как-то уживаться вдвоём в одной голове! Зато и должность им определил тоже на двоих – пусть командуют всеми сухопутными войсками, подчиняясь напрямую только императору. И всё, пропал старый друг, целиком окунувшись в новые заботы, даже предстоящее сражение с английским флотом его не интересует.
Зато неприятельскими кораблями живо интересуется другой человек. Причём не с точки зрения их боевого применения, а исключительно с коммерческой. Гавриилу Романовичу Державину поручено произвести точный подсчёт понесённых нами потерь, оценить их в материальном выражении, не принимая во внимание какую-либо амортизацию, и озвучить сумму компенсации, которую необходимо истребовать с Англии и Швеции. Сомневаюсь, конечно, что туманный Альбион требование хотя бы заметит, не то что удовлетворит, но уж Стокгольм расплатится за всё сполна! Заранее сочувствую, но, увы, не смогу ограничить полёт творческой мысли поэта.
– Тридцать пять сажен по два с полтиной… да помножить на… и отнять восемь… – бормотал Гавриил Романович, разглядывая эскадру в подзорную трубу. – Да и то, если не сгорят… Ваше Императорское Величество, кругом одни убытки!
– И что же?
– А нельзя ли хоть что-нибудь захватить неповреждённым? Иначе стоимость дров никак не компенсирует затраты на…
– Экий вы меркантильный, господин Державин, – Кулибин, копавшийся неподалёку в механизме самого странного вида, укоризненно покачал головой. – Вдруг ничего не получится?
– У вас?
– Вот только давайте обойдёмся без лести, Гавриил Романович, – механик вздохнул и оглянулся на обвисший конус ветроуказателя. – Посвежело бы скорей, что ли.
Нужный ветер задул только к обеду следующего дня. Но перед этим корабли неприятельской эскадры предприняли попытку обстрела укреплений. Скорее даже обозначили её, чем действительно бомбардировали. Так, бросили около полусотни ядер, получили в ответ сбитую мачту у "Дифайянса" и небольшой пожар на "Элефанте", и ушли – легли в дрейф вне досягаемости наших пушек. Что-то господин Нельсон совсем решительность потерял. Или собирается бросить безнадёжное предприятие, опасаясь удара с тыла от переброшенного на Балтику Черноморского флота? Если так, то сэр Горацио глубоко неправ – я хоть и слыву немного сумасшедшим, но не настолько, чтобы посылать Ушакова в сомнительную экспедицию вокруг Европы с непредсказуемыми итогами. Сами отобьёмся как-нибудь… с Божьей помощью. Да, вот она сейчас совсем не помешает.
– Шибче, шибче качай! – Кулибин покрикивает на помощников, мехами нагоняющих горячий воздух в огромный полотняный шар. – Пошевеливайтесь!
Боцман Котофеев, предложивший всю эту авантюру, в ответ весело скалит зубы и сильнее нажимает рычаг. Пускай посмеётся, скоро плакать будет. Шёлк на одноразовый аппарат пожалели, а промазанная рыбьим клеем тонкая льняная ткань гораздо тяжелее и расправляется неохотно, так что качать и качать, пока руки не отвалятся. Наполнилось хоть немного? Вроде поднимается потихоньку…
Я не вмешиваюсь в процесс. В моём представлении воздухоплавание – это самолёты, а тут… рахитичный аэростат заграждения. Но что-то же должно получиться?
– Пошла родимая! Какого… и кто… мать? – Кулибин в своей стихии, и некоторыми выражениями смог бы вогнать в краску даже лошадь.
Удивительно, но так его понимают лучше – помощники бросили качать меха и надели горловину приподнявшегося над землёй шара на трубу, идущую от большой железной печки. Граф, не доверяя никому, лично шурует в топке длинной кочергой.
– Крепи верёвки! Осторожней, идолы!
Через полтора часа надувшийся пузырь рвётся вверх так, что швартовые концы, удерживающие аппарат от преждевременного старта, натянуты и гудят не хуже струны. Иван Петрович обращается ко мне, от избытка чувств перейдя на крик:
– Командуйте, Ваше Императорское Величество!
Не сказать ли подходящую случаю речь? Наверное, не стоит, а то, не приведи Господь, ветер за это время переменится. Обойдёмся, пусть потомки сами для своих учебников исторические афоризмы придумывают.
– Отпускай!
По канату ударил топор, и шар взмыл в небо, потянув за собой несколько привязанных бочек. Кроме них поднималось ещё кое-что.
– Дёргай! – заорал Кулибин. – Лебёдки держите! Отцепились?
– Седьмой застрял!
– Давай ещё раз, ну?
– Есть, Ваше Сиятельство!
Кто-нибудь в детстве запускал воздушных змеев? Красивое зрелище, вам скажу. Особенно когда их два десятка, все здоровенные, покрашенные яркими красками… грязные английские паруса на этом фоне никак не смотрятся.
Боцман выглядел довольным:
– А я говорил, что получится! Второй и восьмой ещё стравите, черти! Что, не видите, отстают от всех?
– И последний, – с беспокойством сказал Кулибин, наблюдая, как поднятые шаром змеи утягивает в сторону вражеской эскадры. – Ну что, государь, скоро начнём?
– Тебе виднее.
Эх, нет во мне таланта товарища Шпанова, чтобы достойно описать дальнейшее. Сначала механическая гильотинка с часовым заводом перерезала что-то, держащее чего-то ещё (даже не знаю что именно, так как заумные объяснения Ивана Петровича толком не понял), и бочки взорвались в воздухе, пролившись огненным дождём в опасной близости от английских кораблей. Промахнулись… не больно-то и хотелось! Следом посыпались снаряды со змеев. На каждом было по десятку, и почти все раскалывались от удара об воду, оставляя большие горящие кляксы, сносимые ветром к эскадре Нельсона.
Державин, явившийся продолжать подсчёты, возмутился:
– Вы же всё сожжёте!
– Может быть чего останется, – пожал плечами Кулибин.
– Нет, они уходят! – Гавриил Романович отнял от глаза подзорную трубу и посмотрел на меня с обидой ребёнка, которому посулили новую дорогую игрушку, но обманули. – Они же уходят, Ваше Императорское Величество!
– Вот и замечательно. Неужели вы ждали чего-то другого?
– Но как же? Но зачем тогда всё это? – главный фискал Российской Империи показал рукой на лебёдки, на дымящую печку, на небо, в котором исчезал наш воздушный шар. – Разве не для того, чтобы вынудить к капитуляции? Просто прогнать?
– Сражения, дорогой мой Гавриил Романович, выигрываются не фокусами, а… – тут я запнулся, не в силах подобрать слово.
– Но всё же – зачем?
– А как Александр Васильевич Суворов говорил? Удивил, значит победил!
– Мы удивили?
– Разве не заметно?
Корабли, окутавшиеся парусами, спешили поскорее уйти от расплывшегося по воде огненного пятна. Некоторые так торопились. Что сталкивались, а особо невезучие сцеплялись снастями. Вызвав одобрительные крики со стороны наблюдающих за бегством русских моряков и артиллеристов.
Это хорошо, но где же оно? Нет, не так – ОНО! И почему эти деревянные корыта такие медлительные?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Зато неприятельскими кораблями живо интересуется другой человек. Причём не с точки зрения их боевого применения, а исключительно с коммерческой. Гавриилу Романовичу Державину поручено произвести точный подсчёт понесённых нами потерь, оценить их в материальном выражении, не принимая во внимание какую-либо амортизацию, и озвучить сумму компенсации, которую необходимо истребовать с Англии и Швеции. Сомневаюсь, конечно, что туманный Альбион требование хотя бы заметит, не то что удовлетворит, но уж Стокгольм расплатится за всё сполна! Заранее сочувствую, но, увы, не смогу ограничить полёт творческой мысли поэта.
– Тридцать пять сажен по два с полтиной… да помножить на… и отнять восемь… – бормотал Гавриил Романович, разглядывая эскадру в подзорную трубу. – Да и то, если не сгорят… Ваше Императорское Величество, кругом одни убытки!
– И что же?
– А нельзя ли хоть что-нибудь захватить неповреждённым? Иначе стоимость дров никак не компенсирует затраты на…
– Экий вы меркантильный, господин Державин, – Кулибин, копавшийся неподалёку в механизме самого странного вида, укоризненно покачал головой. – Вдруг ничего не получится?
– У вас?
– Вот только давайте обойдёмся без лести, Гавриил Романович, – механик вздохнул и оглянулся на обвисший конус ветроуказателя. – Посвежело бы скорей, что ли.
Нужный ветер задул только к обеду следующего дня. Но перед этим корабли неприятельской эскадры предприняли попытку обстрела укреплений. Скорее даже обозначили её, чем действительно бомбардировали. Так, бросили около полусотни ядер, получили в ответ сбитую мачту у "Дифайянса" и небольшой пожар на "Элефанте", и ушли – легли в дрейф вне досягаемости наших пушек. Что-то господин Нельсон совсем решительность потерял. Или собирается бросить безнадёжное предприятие, опасаясь удара с тыла от переброшенного на Балтику Черноморского флота? Если так, то сэр Горацио глубоко неправ – я хоть и слыву немного сумасшедшим, но не настолько, чтобы посылать Ушакова в сомнительную экспедицию вокруг Европы с непредсказуемыми итогами. Сами отобьёмся как-нибудь… с Божьей помощью. Да, вот она сейчас совсем не помешает.
– Шибче, шибче качай! – Кулибин покрикивает на помощников, мехами нагоняющих горячий воздух в огромный полотняный шар. – Пошевеливайтесь!
Боцман Котофеев, предложивший всю эту авантюру, в ответ весело скалит зубы и сильнее нажимает рычаг. Пускай посмеётся, скоро плакать будет. Шёлк на одноразовый аппарат пожалели, а промазанная рыбьим клеем тонкая льняная ткань гораздо тяжелее и расправляется неохотно, так что качать и качать, пока руки не отвалятся. Наполнилось хоть немного? Вроде поднимается потихоньку…
Я не вмешиваюсь в процесс. В моём представлении воздухоплавание – это самолёты, а тут… рахитичный аэростат заграждения. Но что-то же должно получиться?
– Пошла родимая! Какого… и кто… мать? – Кулибин в своей стихии, и некоторыми выражениями смог бы вогнать в краску даже лошадь.
Удивительно, но так его понимают лучше – помощники бросили качать меха и надели горловину приподнявшегося над землёй шара на трубу, идущую от большой железной печки. Граф, не доверяя никому, лично шурует в топке длинной кочергой.
– Крепи верёвки! Осторожней, идолы!
Через полтора часа надувшийся пузырь рвётся вверх так, что швартовые концы, удерживающие аппарат от преждевременного старта, натянуты и гудят не хуже струны. Иван Петрович обращается ко мне, от избытка чувств перейдя на крик:
– Командуйте, Ваше Императорское Величество!
Не сказать ли подходящую случаю речь? Наверное, не стоит, а то, не приведи Господь, ветер за это время переменится. Обойдёмся, пусть потомки сами для своих учебников исторические афоризмы придумывают.
– Отпускай!
По канату ударил топор, и шар взмыл в небо, потянув за собой несколько привязанных бочек. Кроме них поднималось ещё кое-что.
– Дёргай! – заорал Кулибин. – Лебёдки держите! Отцепились?
– Седьмой застрял!
– Давай ещё раз, ну?
– Есть, Ваше Сиятельство!
Кто-нибудь в детстве запускал воздушных змеев? Красивое зрелище, вам скажу. Особенно когда их два десятка, все здоровенные, покрашенные яркими красками… грязные английские паруса на этом фоне никак не смотрятся.
Боцман выглядел довольным:
– А я говорил, что получится! Второй и восьмой ещё стравите, черти! Что, не видите, отстают от всех?
– И последний, – с беспокойством сказал Кулибин, наблюдая, как поднятые шаром змеи утягивает в сторону вражеской эскадры. – Ну что, государь, скоро начнём?
– Тебе виднее.
Эх, нет во мне таланта товарища Шпанова, чтобы достойно описать дальнейшее. Сначала механическая гильотинка с часовым заводом перерезала что-то, держащее чего-то ещё (даже не знаю что именно, так как заумные объяснения Ивана Петровича толком не понял), и бочки взорвались в воздухе, пролившись огненным дождём в опасной близости от английских кораблей. Промахнулись… не больно-то и хотелось! Следом посыпались снаряды со змеев. На каждом было по десятку, и почти все раскалывались от удара об воду, оставляя большие горящие кляксы, сносимые ветром к эскадре Нельсона.
Державин, явившийся продолжать подсчёты, возмутился:
– Вы же всё сожжёте!
– Может быть чего останется, – пожал плечами Кулибин.
– Нет, они уходят! – Гавриил Романович отнял от глаза подзорную трубу и посмотрел на меня с обидой ребёнка, которому посулили новую дорогую игрушку, но обманули. – Они же уходят, Ваше Императорское Величество!
– Вот и замечательно. Неужели вы ждали чего-то другого?
– Но как же? Но зачем тогда всё это? – главный фискал Российской Империи показал рукой на лебёдки, на дымящую печку, на небо, в котором исчезал наш воздушный шар. – Разве не для того, чтобы вынудить к капитуляции? Просто прогнать?
– Сражения, дорогой мой Гавриил Романович, выигрываются не фокусами, а… – тут я запнулся, не в силах подобрать слово.
– Но всё же – зачем?
– А как Александр Васильевич Суворов говорил? Удивил, значит победил!
– Мы удивили?
– Разве не заметно?
Корабли, окутавшиеся парусами, спешили поскорее уйти от расплывшегося по воде огненного пятна. Некоторые так торопились. Что сталкивались, а особо невезучие сцеплялись снастями. Вызвав одобрительные крики со стороны наблюдающих за бегством русских моряков и артиллеристов.
Это хорошо, но где же оно? Нет, не так – ОНО! И почему эти деревянные корыта такие медлительные?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66