– Наши потери составляют двести семнадцать человек убитыми и сорок три человека ранены.
Бенкендорф поднял искажённое злой гримасой лицо:
– И это вы называете викторией?
– У противника убито свыше полутора тысяч…
– Плевать! Это поражение, господа! Это наше поражение. Капитан Денисов!
– Слушаю, господин полковник!
– Знамя утопить в болоте, разбойников повесить. Распорядителем экзекуции назначается рядовой… рядовой… вот он.
– Закреневский. Но он же подпоручик?
– Я сказал – рядовой! Выполнять!
Документ 16
"МЕМУАР О РАБОТАХ ПО МАТЕМАТИКЕ, КОТОРЫЙ Я ИМЕЛ ЧЕСТЬ ПЕРЕДАТЬ ЕГО ЦАРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ
Большой угломер с телескопом, с четырьмя стеклами, в футляре
Большой уровень с отвесом к телескопу и к диоптрам, самый удобный и самый точный
Другой большой уровень в стеклянной трубке, в которой находится пузырек воздуха
Другой уровень того же фасона, самый маленький из всех, для проведения воды
Другой двойной уровень, для использования в разнообразных работах
Большая готовальня, из самых хорошо отделанных и самых необыкновенных
Два наугольника разных фасонов с полукруглым транспортиром в футляре
Большая медная буссоль в футляре
Пантограф, или инструмент для превращения большого в малое и малого в большое и для всех видов чертежей
Пропорциональный циркуль с подвижной крышкой, деленной на прямые линии и круг
Циркуль для проведения всякого рода эллипсов и овалов
Подставка для установки всякого рода инструментов в поле
Малый письменный прибор, украшенный серебром, самый удобный
Три трактата об устройстве и принципах пользования математическими инструментами, в шести частях
Трактат о пользовании глобусами и все то, что есть самого любопытного относительно движения звезд
Трактат о физических экспериментах
Трактат об устройстве и использовании астролябий
Куплено царскому величеству математических инструментов на шесть сот на двадцать гулдинов. Афанасей Татищев покупал.
Помянутые денги выдал с роспискою и записал: "выдал и записал в день 3 июня". Канцлер Ростопчин."
Глава 16
– Что ни говори, Матюха, а супротив нашей эта землица вовсе негодящая выходит! – старший унтер-офицер Кулькин опёрся на лопату и перевёл дух. – Камни тута одни да песок. А у нас воткни оглоблю, через неделю яблоня вырастет.
– Оно так, – согласился работавший рядом гвардеец. – Да только ведь барская она, не своя…
– Ну ты дурачок, Матвей! – в голосе унтера прозвучала насмешка. – Царские указы не читал?
– Которы?
– Те, что надо, дурень. Не знаю как прочие, но я свои сто десятин выслужил.
– Нешто в отставку пойдёшь, Лексан Юрьич?
– Зачем? Куды же мне без гвардии? Мне без гвардии никак нельзя. Подпишу бумагу на полный пенсион – служить, пока в силе, а там до самой смерти по полсотни рублей в год получать буду. Серебром! А то на офицерски курсы пойду, как их превосходительство советовали. В дивизии таки открывают, говорят и струмент математический государем прислан.
– Не-е-е, а я, как срок выйдет, домой вернусь. Хутор Глинище, может слыхал?
– На берегу Медведицы который? Бывал даже там по молодости. От Царицына-то всего ничего.
– Ага, он и есть. Приеду, значится, весь из себя герой в медалях, и, в первую голову, женюсь.
– Дело хорошее. А потом?
– Да не знаю. Если жив останусь, то и придумаю чего, – солдат кивнул на погибших, для которых они и копали могилы. – Наше дело такое…
– Не боись, – подбодрил унтер и ткнул пальцем за спину, где другая команда торопливо забрасывала землёй яму с застрелившимся час назад подпоручиком Закреневским. – Видишь? Нарушил господин офицер слово о сбережении солдат, данное государю-императору, совесть его со свету и сжила. Теперь вот без отпевания, как пса какого…
– Храбрый человек был, – пожалел самоубийцу Матвей.
– Храбрость-то с дуростью не путай! И вообще, хватит базлать, работу заканчивать надобно! А то, вишь, батюшка уже кадило раздувает.
Священника, рекомендованного в дивизию лично отцом Николаем, тем, что из Красной Гвардии, уважали. Именно уважали, но не любили за тяжёлую руку и своеобразные епитимии, накладываемые на согрешивших. Положит, бывало, прочитать двести раз "Отче наш", да не просто так, а во время учебной сабельной рубки. Или полтыщи земных поклонов в полном снаряжении, да с набитым песком ранцем. А до места поклонов ещё бежать три версты, а после них по мишеням тридцать патронов выпустить. Изверг, как есть изверг. А сам стоит рядышком, в бородищу ухмыляется. И попробуй слово поперёк сказать – брови нахмурит, старые шрамы на лице кровью нальются… жуть! Лучше не грешить.
Страшная головная боль с постоянными приступами тошноты не выпускала полковника Бенкендорфа из шатра. Он лежал на раскладной походной койке под клетчатым трофейным пледом и прислушивался к доносившимся снаружи звукам. Вот затихло шорканье лопат о землю – гвардейцы закончили копать могилы. М-да… едва ли не четверть состава отряда останется здесь навечно, а если считать гусар, то почти треть. И всё из-за одного мерзавца… с помощью самоубийства сбежавшего от суда и виселицы. Разжалование было только первым шагом к петле. Сбежал. Ах, как благородно – тонкая ранимая душа дворянина не выдержала участия в казни захваченных шотландцев. Ублюдок!
– Шапки долой! – послышался голос капитана Денисова.
И тут же глубокий бас отца Димитрия завёл заупокойную службу. Но что это? Молитва прервалась громким возгласом:
– Срочно позовите Его Превосходительство! Государственное дело!
Какого чёрта, прости Господи? Александр Христофорович растёр лицо руками, в надежде, что его цвет хоть немного будет отличаться от зелени мундира, и попытался подняться на ноги. Но тут же коварный потолок поменялся местами с полом, и вбежавшие офицеры обнаружили своего командира лежащим ничком. По счастию, пребывающего в полном сознании.
– Г-г-господин п-п-полковник! – капитан Денисов совершенно бледен и заикается, что раньше за ним не замечалось. – С-с-срочно т-т-требуется в-в-ваше п-п-присутствие!
– Неужто самого Нельсона поймали?
Офицер шутку не поддержал и отвёл взгляд:
– Х-х-хуже…
Опираясь на плечо неизвестно каким образом оказавшегося тут старшего унтер-офицера Кулькина, Александр Христофорович встал, чуть покачнулся, удерживая равновесие, и решительно последовал к выходу:
– Показывайте.
Его повели на небольшой пригорок, где у свежевырытой общей могилы лежали тела гусар. Денисов, справившийся с заиканием, мрачно указал на одно из них, выделяющееся грязным, но когда-то белым мундиром среди красных с золотом ментиков и доломанов.
– Вот.
У невысокого, склонного к полноте конногвардеца отсутствовало лицо – жуткая рана от сабельного удара, а поверх неё сплошной пороховой ожог, исказивший черты до неузнаваемости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66