Вскоре и правда появился Швахта.
– По-моему, вам не выжить! – с ходу констатировал он. – Есть у вас семья, родственники? Желаете что-нибудь им передать?
– Помилуйте, но это всего лишь старый рубец! Нельзя ли его прижечь током?
– О чем разговор?! – взбодрился Сократ (он же просто Крат), и глаза у него вспыхнули. Припомнив добрые старые времена, он схватился за свои резиновые манжеты. Включил ток… раздалось потрескивание, посыпались искры… Услада слуха! Блаженно жмурясь, палач млел от наслаждения. Вжик! Еще одна пуля пробила стенку. А. Винтер в ужасе икнул…
– Спасибо! – с чувством произнес он наконец. – Воображаю, как вам были благодарны ваши пациенты!
– Да уж! – с гордостью подтвердил Швахта. – После лечения током ни один не жаловался.
Вжик! Вжик! Вжик!
– Ну, знаете ли! – возмущенно сел на столе господин Вагнер. – Клянусь честью, такого безобразия сроду не видал! Приходят беседовать в операционную, будто в шкаф какой! Ля-ля-ля да ля-ля-ля – попробуй усни!..
И тут разразилась очередная напасть: выяснилось, что ночью кто-то продырявил бачки с питьевой водой. Воды нет! Парламентеры от каждой враждебной группировки решили поделить запас спиртного, поскольку больше пить было нечего.
В 12.10 каждому выделили по литру на нос.
К часу пополудни на борту врагов не осталось! Мистер Тео, Вильсон и Рыжий Васич, усевшись на палубе плечом к плечу, с чувством распевали сентиментальные песенки под губную гармонику и гитару.
Повторяю: в полдень распределили литровые порции, а к пяти вечера господин Вагнер уже протрезвел!
В четверть шестого он с тоскливым видом обошел корабль, заново представившись каждому из присутствующих.
– Честь имею: Манфред Затурек, – тихо говорил он.
Не будь господин Вагнер героической личностью, я бы дерзнул сравнить его со Спящей Красавицей, пробудившейся от векового сна. Испуганно взирал он на неведомые морские просторы, и его синяя борода горестно подрагивала.
Господин Вагнер слонялся из угла в угол, не находя себе места, пока наконец не наткнулся в кают-компании на газету. Ага, интересно, как развиваются боевые действия на русско-японском фронте? Вроде бы готовилась какая-то операция у Чемульпо… Затем, от нечего делать, господин Вагнер решил написать письмо жене. Путешествие проходит благополучно, и выставка – конечная цель пути – наверняка окажется интересной. Летающие аппараты – это же просто фантастика! Кстати, всю ночь ему чудились динамомашины, которые порхали в воздухе, помахивая крылышками. Такие дикие сны не иначе как с веронала, от этого лекарства он всегда спит беспокойно. Нельзя наедаться на ночь. А главное, зачем человеку летать, если природой этого не дано. Чего только не наизобретали: радио, телефон, телеграф, фотоаппарат, самокат, самокрутка, самописка… Какого лешего не хватает? Quo vadis, камо грядеши, куда прешь, человече?
«Пора остановиться, Эдит, поверь мне! Если развитие техники будет продолжаться такими темпами, человек сравняется с Богом. А это до добра не доведет. Представляешь, мне снилась какая-то необыкновенная коробочка – чуть тронешь ее, и тотчас музыка играет и пение раздается, хочешь из Лондона, хочешь из Мюнхена. Таскал эту коробочку какой-то придурок и показывал неграм да китайцам, а у самого к котелку горящая свечка пришпандорена. Смотришь в коробочку, и в глазах рябит – будто кино показывают, и картинки как живые: поют, разговаривают, а ты весь плаваешь в поту и не можешь проснуться. Никогда больше не стану на ночь принимать веронал с ветчиной! Трудные времена пошли, дорогая, – писал господин Вагнер. – А ведь в нашем возрасте год засчитывается за два! Хорошо бы стать тридцатью – сорока годами старше и не просиживать часами у приемников, с ужасом ожидая, что еще в мире стряслось, как там все прошло у Чемульпо и чем кончилось восстание боксеров? Теперь вот поговаривают, будто бы в Москве (это очень большой русский город) какой-то Бенин, Левин или Ленин… бунт поднял… Впрочем, может, во мне всего лишь говорит дурное настроение, оттого что я хлебнул глоток. Сама знаешь, у нас в семье бытовал предрассудок (дурь собачья!), будто бы кто глоток хлебнет, тот уж нипочем не остановится и алкоголиком заделается. Помнится, всем нам стыдно было, когда папа подвыпивши напевал в парадном. Жарко у нас сегодня, вот я и приложился слегка. Но чтобы напевать при этом… по-моему, я не пел. Надеюсь, ты тоже не поешь. Полу я еще не видел, судя по всему, наш пароход запаздывает»…
Господин Вагнер строчил свое послание, остальные пели и веселились, и Тео пришла блестящая мысль: всем облачиться в вечерние туалеты!
Стояла жара, усиливающая соленые испарения, всем хотелось пить… Лжелорд, бог весть откуда, раздобыл гарпун и с искаженным лицом принялся гоняться за Офелией. Та, взвизгивая и хохоча, с гитарой в руках, убегала от преследователя, у каждого поворота показывала ему нос или дразнила задорным куплетом. И наконец спаслась, нырнув в сейф. Гамильтон пнул его ногой, но сейф лишь расхохотался в ответ.
Его лордство притащил инструменты и давай сверлить дырки и орудовать над замком.
– Эй, ты! – всполошился сейф. – Что ты задумал?
– Заткнись, крашеный ящик, не то изведу на опилки! Офелия, вернись, я все прощу!
Дверца сейфа распахнулась. Гамильтон распростер объятия, готовясь заключить в них Офелию, и с ужасом обнаружил, что обнимает швейцара из «Пациоци».
– Сын мой! – воскликнул тот, отшвырнув гитару. Трогательный момент – встреча отца с сыном.
– Здравствуй, папа… – пролепетал сынок. – Ты подоспел как нельзя кстати. Я так и не нашел подходящего штопальщика.
– И ближайший специалист обнаружился на Южном полюсе?
Но потом отец все же прижал к сердцу блудного сына, всплакнул и разразился упреками, хотя в сущности жалеть ему было не о чем: за время путешествия он повидал немало интересного, поскольку в сейфе завалялось множество иллюстрированных журналов.
Тео и Вильсон угощались спиртным у буфетной стойки.
– Скажи, старина… – поинтересовался Тео. – Какие виды у тебя были… на это судно?
– Видишь ли… прошу прощения, твое здоровье!.. Когда строился этот корабль, инженера подкупили, и он спроектировал двойную обшивку и двойное дно, этот тайник был битком забит оружием. Потом, когда ты запер в сейф этого толстяка А. Винтера, он подслушал мои переговоры о продаже оружия. В тайнике прятался и Винтер, и журналистка. А Джимми От-Уха-До-Уха и его дружки прознали от дамочки про оружие. И эти негодяи в сговоре с разбойниками Рыжего Васича втайне, глубокой ночью побросали оружие за борт!.. Тогда-то и начались разборки между парнями Васича и моими людьми. Потерь хватило и с той, и с другой стороны!
Чайки выписывали кривые над темной поверхностью моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– По-моему, вам не выжить! – с ходу констатировал он. – Есть у вас семья, родственники? Желаете что-нибудь им передать?
– Помилуйте, но это всего лишь старый рубец! Нельзя ли его прижечь током?
– О чем разговор?! – взбодрился Сократ (он же просто Крат), и глаза у него вспыхнули. Припомнив добрые старые времена, он схватился за свои резиновые манжеты. Включил ток… раздалось потрескивание, посыпались искры… Услада слуха! Блаженно жмурясь, палач млел от наслаждения. Вжик! Еще одна пуля пробила стенку. А. Винтер в ужасе икнул…
– Спасибо! – с чувством произнес он наконец. – Воображаю, как вам были благодарны ваши пациенты!
– Да уж! – с гордостью подтвердил Швахта. – После лечения током ни один не жаловался.
Вжик! Вжик! Вжик!
– Ну, знаете ли! – возмущенно сел на столе господин Вагнер. – Клянусь честью, такого безобразия сроду не видал! Приходят беседовать в операционную, будто в шкаф какой! Ля-ля-ля да ля-ля-ля – попробуй усни!..
И тут разразилась очередная напасть: выяснилось, что ночью кто-то продырявил бачки с питьевой водой. Воды нет! Парламентеры от каждой враждебной группировки решили поделить запас спиртного, поскольку больше пить было нечего.
В 12.10 каждому выделили по литру на нос.
К часу пополудни на борту врагов не осталось! Мистер Тео, Вильсон и Рыжий Васич, усевшись на палубе плечом к плечу, с чувством распевали сентиментальные песенки под губную гармонику и гитару.
Повторяю: в полдень распределили литровые порции, а к пяти вечера господин Вагнер уже протрезвел!
В четверть шестого он с тоскливым видом обошел корабль, заново представившись каждому из присутствующих.
– Честь имею: Манфред Затурек, – тихо говорил он.
Не будь господин Вагнер героической личностью, я бы дерзнул сравнить его со Спящей Красавицей, пробудившейся от векового сна. Испуганно взирал он на неведомые морские просторы, и его синяя борода горестно подрагивала.
Господин Вагнер слонялся из угла в угол, не находя себе места, пока наконец не наткнулся в кают-компании на газету. Ага, интересно, как развиваются боевые действия на русско-японском фронте? Вроде бы готовилась какая-то операция у Чемульпо… Затем, от нечего делать, господин Вагнер решил написать письмо жене. Путешествие проходит благополучно, и выставка – конечная цель пути – наверняка окажется интересной. Летающие аппараты – это же просто фантастика! Кстати, всю ночь ему чудились динамомашины, которые порхали в воздухе, помахивая крылышками. Такие дикие сны не иначе как с веронала, от этого лекарства он всегда спит беспокойно. Нельзя наедаться на ночь. А главное, зачем человеку летать, если природой этого не дано. Чего только не наизобретали: радио, телефон, телеграф, фотоаппарат, самокат, самокрутка, самописка… Какого лешего не хватает? Quo vadis, камо грядеши, куда прешь, человече?
«Пора остановиться, Эдит, поверь мне! Если развитие техники будет продолжаться такими темпами, человек сравняется с Богом. А это до добра не доведет. Представляешь, мне снилась какая-то необыкновенная коробочка – чуть тронешь ее, и тотчас музыка играет и пение раздается, хочешь из Лондона, хочешь из Мюнхена. Таскал эту коробочку какой-то придурок и показывал неграм да китайцам, а у самого к котелку горящая свечка пришпандорена. Смотришь в коробочку, и в глазах рябит – будто кино показывают, и картинки как живые: поют, разговаривают, а ты весь плаваешь в поту и не можешь проснуться. Никогда больше не стану на ночь принимать веронал с ветчиной! Трудные времена пошли, дорогая, – писал господин Вагнер. – А ведь в нашем возрасте год засчитывается за два! Хорошо бы стать тридцатью – сорока годами старше и не просиживать часами у приемников, с ужасом ожидая, что еще в мире стряслось, как там все прошло у Чемульпо и чем кончилось восстание боксеров? Теперь вот поговаривают, будто бы в Москве (это очень большой русский город) какой-то Бенин, Левин или Ленин… бунт поднял… Впрочем, может, во мне всего лишь говорит дурное настроение, оттого что я хлебнул глоток. Сама знаешь, у нас в семье бытовал предрассудок (дурь собачья!), будто бы кто глоток хлебнет, тот уж нипочем не остановится и алкоголиком заделается. Помнится, всем нам стыдно было, когда папа подвыпивши напевал в парадном. Жарко у нас сегодня, вот я и приложился слегка. Но чтобы напевать при этом… по-моему, я не пел. Надеюсь, ты тоже не поешь. Полу я еще не видел, судя по всему, наш пароход запаздывает»…
Господин Вагнер строчил свое послание, остальные пели и веселились, и Тео пришла блестящая мысль: всем облачиться в вечерние туалеты!
Стояла жара, усиливающая соленые испарения, всем хотелось пить… Лжелорд, бог весть откуда, раздобыл гарпун и с искаженным лицом принялся гоняться за Офелией. Та, взвизгивая и хохоча, с гитарой в руках, убегала от преследователя, у каждого поворота показывала ему нос или дразнила задорным куплетом. И наконец спаслась, нырнув в сейф. Гамильтон пнул его ногой, но сейф лишь расхохотался в ответ.
Его лордство притащил инструменты и давай сверлить дырки и орудовать над замком.
– Эй, ты! – всполошился сейф. – Что ты задумал?
– Заткнись, крашеный ящик, не то изведу на опилки! Офелия, вернись, я все прощу!
Дверца сейфа распахнулась. Гамильтон распростер объятия, готовясь заключить в них Офелию, и с ужасом обнаружил, что обнимает швейцара из «Пациоци».
– Сын мой! – воскликнул тот, отшвырнув гитару. Трогательный момент – встреча отца с сыном.
– Здравствуй, папа… – пролепетал сынок. – Ты подоспел как нельзя кстати. Я так и не нашел подходящего штопальщика.
– И ближайший специалист обнаружился на Южном полюсе?
Но потом отец все же прижал к сердцу блудного сына, всплакнул и разразился упреками, хотя в сущности жалеть ему было не о чем: за время путешествия он повидал немало интересного, поскольку в сейфе завалялось множество иллюстрированных журналов.
Тео и Вильсон угощались спиртным у буфетной стойки.
– Скажи, старина… – поинтересовался Тео. – Какие виды у тебя были… на это судно?
– Видишь ли… прошу прощения, твое здоровье!.. Когда строился этот корабль, инженера подкупили, и он спроектировал двойную обшивку и двойное дно, этот тайник был битком забит оружием. Потом, когда ты запер в сейф этого толстяка А. Винтера, он подслушал мои переговоры о продаже оружия. В тайнике прятался и Винтер, и журналистка. А Джимми От-Уха-До-Уха и его дружки прознали от дамочки про оружие. И эти негодяи в сговоре с разбойниками Рыжего Васича втайне, глубокой ночью побросали оружие за борт!.. Тогда-то и начались разборки между парнями Васича и моими людьми. Потерь хватило и с той, и с другой стороны!
Чайки выписывали кривые над темной поверхностью моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62