С севера же танки прорвались к городку Калач. Фашисты спохватились, из Сталинграда послали туда танковые дивизии, чтоб не дать нашим танкистам соединиться. В посёлке Советском наши танкисты целые сутки отбивали атаки. Двадцать третьего числа они заметили, что от Калача к ним несутся танки. Командиры пустили условные зелёные ракеты. Им ответили такими же. Это неслись свои от Калача! И танкисты ринулись друг к другу. Выскакивали из машин и обнимались. Ведь они теперь окружили Сталинградскую группировку врагов. Вся шестая армия Паулюса и часть четвёртой танковой армии оказались в окружении…
* * *
Чтоб освободить свои окружённые войска, гитлеровцы быстро создали группу армий и дали ей название «Дон». Во главе группы «Дон» поставили генерала Манштейна. В состав ударной группы был включён впервые созданный во вражеской армии батальон из новых тяжёлых танков типа «тигр».
Лобовая бронь у «тигров» была толщиной в сто миллиметров. Даже снаряды наших 76-миллиметровых пушек не пробивали её. Сами же «тигры» были вооружены тяжёлыми пушками.
За три дня войска Манштейна продвинулись к своим окружённым на четыре – пять километров. Враги были уверены, что прорвутся. И потому сразу же за ударной их группой следовали тягачи, машины с продуктами и боеприпасами для окружённых. 18 декабря окружённые услышали канонаду на западе. Они знали, что войска Манштейна идут к ним, и ликовали. Казалось, освобождение их близко.
– Но не тут-то было, дружок мой, – говорил дедушка. И с торжественным видом смотрел на меня. – Мы на фронте тогда ничего этого не знали. А теперь из книг, воспоминаний военачальников я узнал, что к тому времени на левом берегу Дона в районе города Верхний Мамон командование наше собрало очень много войск. И несколько танковых корпусов разместили в окрестных рощах. В одной из них стоял и мой семнадцатый корпус. После прибытия с пополнением мы считались в резерве. Бригады корпуса уже были под другими номерами. Я тогда думал, что только один наш корпус стоит в резерве. И понятно, никто у нас в корпусе ещё не знал, сколько здесь войск. А командование решило от Верхнего Мамона ударить во фланг войскам Манштейна. Расчленить его армии и с тыла напасть на его группу, которая пробивалась к окружённым в Сталинграде. Понимаешь?
– Понимаю, – отвечал я.
Якин стремится в родной корпус
Сообщив мне об этом, дедушка наконец-то перешёл к судьбе Василия Якина.
Хотя бригады изменили свои номера, но корпус остался под прежним номером. И это спасло несчастного Василия. Ведь на войне дисциплина прежде всего нужна. А если самовольно будешь поступать, то наживёшь себе очень много бед. Или погибнешь ни за что ни про что.
Однако 17-й корпус был в подчинении 6-й армии. Понятно, ничего этого Якин не знал.
В Саратове на вокзале он проболтался двое суток. И ничего не узнал о своём корпусе. На вокзале он примелькался со своими вязанками сапёрных лопаток. А мороз всё крепчал и крепчал, и Якин из вокзала уж почти не выходил. Он был в сапогах. Побродит вокруг вокзала, прислушиваясь к разговорам, замерзнет – и обратно в вокзал: спешил согреться.
В ту пору враги засылали в наши тылы шпионов и диверсантов. Наши контрразведчики вылавливали их. Одевались контрразведчики в разную одежду.
И вот вечером 17-го ноября сидел Якин на своих лопатках между скамейками поближе к топившейся печке. Горевал и не знал, что ему делать. Он уже чувствовал себя дезертиром. На самом деле: приведут его в отдел контрразведки, чем он докажет, что сбежал из команды, желая воевать в своём корпусе? Ничем не докажешь. И его могли посчитать за настоящего дезертира. От таких мыслей голова шла кругом у несчастного Якина. Он даже вскакивал, хватался за голову и опять садился. И так вскочив в очередной раз, он обратил внимание на худого парня в гражданском пальто и в малахае. Парень стоял возле печки, вроде бы грелся, разглядывая потолок, стены. Но осторожный разведчик Якин заметил, что парень следит за ним. «Всё, – подумал Василий, – влип я. Но может, это не контрразведчик переодетый, а жулик какой-нибудь?» Василий решил проверить. Упёр локти в колени, захватил голову ладонями. Притворился, что задремал, а сам сквозь пальцы поглядывал на парня в малахае. Парень пошарил глазами кого-то в толпе, видимо, не нашёл. И вдруг исчез.
Якин и про лопатки свои забыл. Пригнувшись, юркнул он к дверям, пробежал к торговым лоткам и затаился за деревом. В ту же минуту из-за угла вокзала вывернул бегом парень в малахае, за ним спешил патрульный лейтенант. С другой стороны пробежали в вокзал два бойца с автоматами. И тут Якин принял решение: надо ехать только в сторону фронта. И будь что будет. Только в сторону фронта. Там он не может показаться дезертиром. Фронтовики разберутся, кто он есть на самом деле.
Бегом обогнул базар, перрон. Он уже знал, где проходят эшелоны в сторону фронта.
На путях стоял только один эшелон с танками на платформах. На платформе далеко не уедешь – замёрзнешь. Сзади запыхтел паровоз, прополз мимо Якина и остановился. Из вагонов выпрыгивали бойцы с котелками и спешили к вокзалу. В некоторых вагонах стояли лошади. От вокзала тоже прибежали бойцы к эшелону.
– Это двадцатый? Это двадцатый? – спрашивали они.
– Двадцатый, – отвечали им, и бойцы лезли в вагоны.
– Это двадцатый? – крикнул Якин, подбежав к одному из вагонов.
– Двадцатый.
И он забрался в вагон.
В вагоне топилась железная печка, горел керосиновый фонарь, стоявший на ящике. Бойцы были все пожилые. Стены вагона обложены тюками прессованного сена. В углах было темно. Якин пробрался в угол, потеснил лежавших бойцов. Его обругали со сна, но позволили втиснуться. Якин боялся, что патрульные пойдут вдоль поезда, будут спрашивать, нет ли в вагонах постороннего. Но вскоре вагон дрогнул, застучали буфера – пронесло!
Потом он увидел, что печка раскалилась докрасна. На неё поставили котелки, заправили воду пшённым концентратом. И ему страшно захотелось есть. Весь день он ничего не ел. Вкусно пахло дымом махорки, хотелось покурить. Бойцы говорили о лошадях, о сене и овсе. О том, что начальство сообщало им, будто там, куда они приедут, места степные, сена в колхозах много. И овёс будут поставлять. Из разговоров Якин уяснил: во всех вагонах эшелона едут хозяйственные роты – лошади и ездовые бойцы. Будут они возить на передовую боеприпасы, продукты, а с передовой в тыл – раненых.
Под утро поезд остановился в степи. Путь занесло снегом, надо было расчистить дорогу. Ругая метель, сидевшие у печки взяли лопаты и вылезли из вагона. Из спавших никто даже не пошевелился. Видимо, они отдежурили своё время и отдыхали. Якин долго смотрел на печку, на котелки, от которых вкусно пахло. Глотал слюни. И не выдержал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
* * *
Чтоб освободить свои окружённые войска, гитлеровцы быстро создали группу армий и дали ей название «Дон». Во главе группы «Дон» поставили генерала Манштейна. В состав ударной группы был включён впервые созданный во вражеской армии батальон из новых тяжёлых танков типа «тигр».
Лобовая бронь у «тигров» была толщиной в сто миллиметров. Даже снаряды наших 76-миллиметровых пушек не пробивали её. Сами же «тигры» были вооружены тяжёлыми пушками.
За три дня войска Манштейна продвинулись к своим окружённым на четыре – пять километров. Враги были уверены, что прорвутся. И потому сразу же за ударной их группой следовали тягачи, машины с продуктами и боеприпасами для окружённых. 18 декабря окружённые услышали канонаду на западе. Они знали, что войска Манштейна идут к ним, и ликовали. Казалось, освобождение их близко.
– Но не тут-то было, дружок мой, – говорил дедушка. И с торжественным видом смотрел на меня. – Мы на фронте тогда ничего этого не знали. А теперь из книг, воспоминаний военачальников я узнал, что к тому времени на левом берегу Дона в районе города Верхний Мамон командование наше собрало очень много войск. И несколько танковых корпусов разместили в окрестных рощах. В одной из них стоял и мой семнадцатый корпус. После прибытия с пополнением мы считались в резерве. Бригады корпуса уже были под другими номерами. Я тогда думал, что только один наш корпус стоит в резерве. И понятно, никто у нас в корпусе ещё не знал, сколько здесь войск. А командование решило от Верхнего Мамона ударить во фланг войскам Манштейна. Расчленить его армии и с тыла напасть на его группу, которая пробивалась к окружённым в Сталинграде. Понимаешь?
– Понимаю, – отвечал я.
Якин стремится в родной корпус
Сообщив мне об этом, дедушка наконец-то перешёл к судьбе Василия Якина.
Хотя бригады изменили свои номера, но корпус остался под прежним номером. И это спасло несчастного Василия. Ведь на войне дисциплина прежде всего нужна. А если самовольно будешь поступать, то наживёшь себе очень много бед. Или погибнешь ни за что ни про что.
Однако 17-й корпус был в подчинении 6-й армии. Понятно, ничего этого Якин не знал.
В Саратове на вокзале он проболтался двое суток. И ничего не узнал о своём корпусе. На вокзале он примелькался со своими вязанками сапёрных лопаток. А мороз всё крепчал и крепчал, и Якин из вокзала уж почти не выходил. Он был в сапогах. Побродит вокруг вокзала, прислушиваясь к разговорам, замерзнет – и обратно в вокзал: спешил согреться.
В ту пору враги засылали в наши тылы шпионов и диверсантов. Наши контрразведчики вылавливали их. Одевались контрразведчики в разную одежду.
И вот вечером 17-го ноября сидел Якин на своих лопатках между скамейками поближе к топившейся печке. Горевал и не знал, что ему делать. Он уже чувствовал себя дезертиром. На самом деле: приведут его в отдел контрразведки, чем он докажет, что сбежал из команды, желая воевать в своём корпусе? Ничем не докажешь. И его могли посчитать за настоящего дезертира. От таких мыслей голова шла кругом у несчастного Якина. Он даже вскакивал, хватался за голову и опять садился. И так вскочив в очередной раз, он обратил внимание на худого парня в гражданском пальто и в малахае. Парень стоял возле печки, вроде бы грелся, разглядывая потолок, стены. Но осторожный разведчик Якин заметил, что парень следит за ним. «Всё, – подумал Василий, – влип я. Но может, это не контрразведчик переодетый, а жулик какой-нибудь?» Василий решил проверить. Упёр локти в колени, захватил голову ладонями. Притворился, что задремал, а сам сквозь пальцы поглядывал на парня в малахае. Парень пошарил глазами кого-то в толпе, видимо, не нашёл. И вдруг исчез.
Якин и про лопатки свои забыл. Пригнувшись, юркнул он к дверям, пробежал к торговым лоткам и затаился за деревом. В ту же минуту из-за угла вокзала вывернул бегом парень в малахае, за ним спешил патрульный лейтенант. С другой стороны пробежали в вокзал два бойца с автоматами. И тут Якин принял решение: надо ехать только в сторону фронта. И будь что будет. Только в сторону фронта. Там он не может показаться дезертиром. Фронтовики разберутся, кто он есть на самом деле.
Бегом обогнул базар, перрон. Он уже знал, где проходят эшелоны в сторону фронта.
На путях стоял только один эшелон с танками на платформах. На платформе далеко не уедешь – замёрзнешь. Сзади запыхтел паровоз, прополз мимо Якина и остановился. Из вагонов выпрыгивали бойцы с котелками и спешили к вокзалу. В некоторых вагонах стояли лошади. От вокзала тоже прибежали бойцы к эшелону.
– Это двадцатый? Это двадцатый? – спрашивали они.
– Двадцатый, – отвечали им, и бойцы лезли в вагоны.
– Это двадцатый? – крикнул Якин, подбежав к одному из вагонов.
– Двадцатый.
И он забрался в вагон.
В вагоне топилась железная печка, горел керосиновый фонарь, стоявший на ящике. Бойцы были все пожилые. Стены вагона обложены тюками прессованного сена. В углах было темно. Якин пробрался в угол, потеснил лежавших бойцов. Его обругали со сна, но позволили втиснуться. Якин боялся, что патрульные пойдут вдоль поезда, будут спрашивать, нет ли в вагонах постороннего. Но вскоре вагон дрогнул, застучали буфера – пронесло!
Потом он увидел, что печка раскалилась докрасна. На неё поставили котелки, заправили воду пшённым концентратом. И ему страшно захотелось есть. Весь день он ничего не ел. Вкусно пахло дымом махорки, хотелось покурить. Бойцы говорили о лошадях, о сене и овсе. О том, что начальство сообщало им, будто там, куда они приедут, места степные, сена в колхозах много. И овёс будут поставлять. Из разговоров Якин уяснил: во всех вагонах эшелона едут хозяйственные роты – лошади и ездовые бойцы. Будут они возить на передовую боеприпасы, продукты, а с передовой в тыл – раненых.
Под утро поезд остановился в степи. Путь занесло снегом, надо было расчистить дорогу. Ругая метель, сидевшие у печки взяли лопаты и вылезли из вагона. Из спавших никто даже не пошевелился. Видимо, они отдежурили своё время и отдыхали. Якин долго смотрел на печку, на котелки, от которых вкусно пахло. Глотал слюни. И не выдержал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27