И главное - вроде взяли самое необходимое...
Таня молчала.
- У вас какой вагон? - спросил Женя, с облегчением переводя дух: теперь, когда он держал в руках их вещи, его не прогонят, наверное?
- Тринадцатый! - звонко расхохоталась Саша. - В самом конце! Мама все чего-то тянула, ждала отпускных... Тринадцатый, а полки - верхние, боковые. Полный атас!
"Даже и не в купе! - ахнул про себя Женя. - Ну конечно, у них же совсем нет денег. А я-то, я..." Нет, не все додумал он до конца в эти дни и ночи прозрения. Простая, ясная мысль - его любимой трудно живется! возникла только сейчас, вспыхнула молнией, потрясла. Почему, ну почему никогда не помогал он Тане? Вначале просто не мог. А потом, когда стал работать на фирме? Болела жена, все уходило на ее лечение. А потом? А потом они стали чужими. Эта чертова Надя сбила с толку, задурила голову, совратила, как неопытного, неоперившегося юнца, пропади она пропадом!
Саша болтала весело и неутомимо. Таня упорно молчала, и он не мог даже коснуться ее руки, потому что тащил чемодан и сумку, и еще потому, что Таня держалась чуть поодаль, в стороне. "Ничего, еще есть время, - лихорадочно соображал Женя. - Я еще успею сказать".
Стало вдруг очень жарко, а он зачем-то напялил на себя куртку и невозможно было ее расстегнуть: он боялся остановиться, боялся поставить чемодан на землю. Казалось, платформе не будет конца, но вот они прошли мимо всего состава, далеко позади остались чистенькие голубые вагоны, и в самом конце показался вагон-замухрышка, подслеповатый и неумытый, прицепленный на скорую руку, всего лишь на летний сезон, а может быть, и на один рейс. Это и был их тринадцатый.
Внутри было тесно, грязно и душно, и Таня, в белом костюме, на тоненьких каблучках, казалась экзотической птицей, случайно залетевшей в курятник. Женя снова подумал о том, что никогда и ничем не помог Тане, ничего ей не дал, кроме своей любви и пошлой, унизительной для обоих измены.
- Выйдем, - робко коснулся он руки Тани.
- Ага, погуляйте, - великодушно разрешила Саша и уселась у окна, с любопытством разглядывая попутчиков.
Женя помог Тане спрыгнуть с высоких ступенек и заговорил сразу, торопливо и нервно, потому что до отхода поезда оставалось всего десять минут.
- Ты не представляешь, сколько я пережил за эти дни! Зачем ты от меня пряталась, Таня? Я бы все тебе объяснил...
- Ты уже объяснил, по телефону, - глядя в землю, скупо обронила Таня.
- Нет, не то! - в отчаянии схватил ее за руку Женя. - Прости, у меня в голове туман...
- У меня - тоже.
Таня отняла руку.
- Там все кончено, - с трудом выдавил из себя Женя, как ему казалось, самое главное. - Да там ничего и не было! - поспешно добавил он.
- Не было? - остановилась Таня.
Сине-зеленые глаза полыхали таким гневом, таким огнем, что, казалось, вспыхнет платформа.
- Нет... То есть да... Вы, женщины, не понимаете...
- Где уж нам.
Женя вдруг разъярился.
- Да, - закричал он, - не понимаете!
- Тихо, - остановила его Таня. - На нас смотрят.
Женя опомнился - они стояли как раз напротив окна, где сидела Саша, и она действительно смотрела на них с таким же веселым, ласковым любопытством, с каким смотрела на других пассажиров. Потом стукнула в стекло, показала на часики. Стала его опускать, но оно упорно не поддавалось.
- Мне пора.
Таня посмотрела на Женю так грустно, что он задохнулся от нежности и раскаяния.
- Я тебя люблю, - взмолился он и снова осторожно взял ее руку. - Я люблю только тебя, никого больше.
Таня опустила глаза.
- А это тогда что было? - спросила она.
- Ну, - растерялся Женя. - Наверное, увлечение...
- Увлечение? - тихо переспросила Таня. - А я все эти годы, кроме тебя, никого просто не видела.
- И я, и я! - заторопился Женя. - Так получилось... Я все тебе потом расскажу... Это меня увидели... Прости меня, старого дурака! Господи Боже мой, прости, Христа ради!
Верно подметили мудрые люди: на тонущем корабле нет атеистов. Как прижмет нас по-настоящему, так все мы бросаемся к Богу.
Таня уже стояла в тамбуре.
- Мужчина, отойдите от поезда: отправление через минуту. - Некрасивая, немолодая проводница строго взглянула на Женю и вдруг смягчилась, подвинулась, давая место этой неприступной, упрямой женщине. - Прощайтесь скорее.
Одним прыжком Женя перепрыгнул через ступеньки, притянул к себе Таню чужую, застывшую, неподвижную - и стал целовать милые, обиженные глаза, черные волосы, тонкие руки.
- Прости, прости! - повторял он, как заклинание.
- Ну, все, все, - с досадой сказала проводница, легонько оттолкнула Женю, спуская его на землю, и тут же подняла "башмак". - Да простите же вы его! - скупо улыбнулась Тане.
Поезд медленно пополз вперед, но проводница с красным флажком еще не закрыла дверь, и Таня, очень яркая в своем белом костюме, неподвижно стояла с ней рядом.
- Танечка, я позвоню! Все узнаю у твоей мамы и позвоню! - бежал за вагоном Женя.
- Это же дорого! - растерялась Таня. - Крым теперь - заграница!
И в этой ее растерянности вспыхнула для Жени надежда: он еще не совсем ей чужой.
- Не бросай меня, Танечка, - шептал он в отчаянии, будто Таня могла услышать его.
Поезд набирал скорость. Женя, споткнувшись, остановился. До боли в глазах всматривался он в уменьшающуюся фигурку, и вдруг, на повороте, она подалась вперед и махнула ему рукой.
Москва - Студеновка,
2001 год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Таня молчала.
- У вас какой вагон? - спросил Женя, с облегчением переводя дух: теперь, когда он держал в руках их вещи, его не прогонят, наверное?
- Тринадцатый! - звонко расхохоталась Саша. - В самом конце! Мама все чего-то тянула, ждала отпускных... Тринадцатый, а полки - верхние, боковые. Полный атас!
"Даже и не в купе! - ахнул про себя Женя. - Ну конечно, у них же совсем нет денег. А я-то, я..." Нет, не все додумал он до конца в эти дни и ночи прозрения. Простая, ясная мысль - его любимой трудно живется! возникла только сейчас, вспыхнула молнией, потрясла. Почему, ну почему никогда не помогал он Тане? Вначале просто не мог. А потом, когда стал работать на фирме? Болела жена, все уходило на ее лечение. А потом? А потом они стали чужими. Эта чертова Надя сбила с толку, задурила голову, совратила, как неопытного, неоперившегося юнца, пропади она пропадом!
Саша болтала весело и неутомимо. Таня упорно молчала, и он не мог даже коснуться ее руки, потому что тащил чемодан и сумку, и еще потому, что Таня держалась чуть поодаль, в стороне. "Ничего, еще есть время, - лихорадочно соображал Женя. - Я еще успею сказать".
Стало вдруг очень жарко, а он зачем-то напялил на себя куртку и невозможно было ее расстегнуть: он боялся остановиться, боялся поставить чемодан на землю. Казалось, платформе не будет конца, но вот они прошли мимо всего состава, далеко позади остались чистенькие голубые вагоны, и в самом конце показался вагон-замухрышка, подслеповатый и неумытый, прицепленный на скорую руку, всего лишь на летний сезон, а может быть, и на один рейс. Это и был их тринадцатый.
Внутри было тесно, грязно и душно, и Таня, в белом костюме, на тоненьких каблучках, казалась экзотической птицей, случайно залетевшей в курятник. Женя снова подумал о том, что никогда и ничем не помог Тане, ничего ей не дал, кроме своей любви и пошлой, унизительной для обоих измены.
- Выйдем, - робко коснулся он руки Тани.
- Ага, погуляйте, - великодушно разрешила Саша и уселась у окна, с любопытством разглядывая попутчиков.
Женя помог Тане спрыгнуть с высоких ступенек и заговорил сразу, торопливо и нервно, потому что до отхода поезда оставалось всего десять минут.
- Ты не представляешь, сколько я пережил за эти дни! Зачем ты от меня пряталась, Таня? Я бы все тебе объяснил...
- Ты уже объяснил, по телефону, - глядя в землю, скупо обронила Таня.
- Нет, не то! - в отчаянии схватил ее за руку Женя. - Прости, у меня в голове туман...
- У меня - тоже.
Таня отняла руку.
- Там все кончено, - с трудом выдавил из себя Женя, как ему казалось, самое главное. - Да там ничего и не было! - поспешно добавил он.
- Не было? - остановилась Таня.
Сине-зеленые глаза полыхали таким гневом, таким огнем, что, казалось, вспыхнет платформа.
- Нет... То есть да... Вы, женщины, не понимаете...
- Где уж нам.
Женя вдруг разъярился.
- Да, - закричал он, - не понимаете!
- Тихо, - остановила его Таня. - На нас смотрят.
Женя опомнился - они стояли как раз напротив окна, где сидела Саша, и она действительно смотрела на них с таким же веселым, ласковым любопытством, с каким смотрела на других пассажиров. Потом стукнула в стекло, показала на часики. Стала его опускать, но оно упорно не поддавалось.
- Мне пора.
Таня посмотрела на Женю так грустно, что он задохнулся от нежности и раскаяния.
- Я тебя люблю, - взмолился он и снова осторожно взял ее руку. - Я люблю только тебя, никого больше.
Таня опустила глаза.
- А это тогда что было? - спросила она.
- Ну, - растерялся Женя. - Наверное, увлечение...
- Увлечение? - тихо переспросила Таня. - А я все эти годы, кроме тебя, никого просто не видела.
- И я, и я! - заторопился Женя. - Так получилось... Я все тебе потом расскажу... Это меня увидели... Прости меня, старого дурака! Господи Боже мой, прости, Христа ради!
Верно подметили мудрые люди: на тонущем корабле нет атеистов. Как прижмет нас по-настоящему, так все мы бросаемся к Богу.
Таня уже стояла в тамбуре.
- Мужчина, отойдите от поезда: отправление через минуту. - Некрасивая, немолодая проводница строго взглянула на Женю и вдруг смягчилась, подвинулась, давая место этой неприступной, упрямой женщине. - Прощайтесь скорее.
Одним прыжком Женя перепрыгнул через ступеньки, притянул к себе Таню чужую, застывшую, неподвижную - и стал целовать милые, обиженные глаза, черные волосы, тонкие руки.
- Прости, прости! - повторял он, как заклинание.
- Ну, все, все, - с досадой сказала проводница, легонько оттолкнула Женю, спуская его на землю, и тут же подняла "башмак". - Да простите же вы его! - скупо улыбнулась Тане.
Поезд медленно пополз вперед, но проводница с красным флажком еще не закрыла дверь, и Таня, очень яркая в своем белом костюме, неподвижно стояла с ней рядом.
- Танечка, я позвоню! Все узнаю у твоей мамы и позвоню! - бежал за вагоном Женя.
- Это же дорого! - растерялась Таня. - Крым теперь - заграница!
И в этой ее растерянности вспыхнула для Жени надежда: он еще не совсем ей чужой.
- Не бросай меня, Танечка, - шептал он в отчаянии, будто Таня могла услышать его.
Поезд набирал скорость. Женя, споткнувшись, остановился. До боли в глазах всматривался он в уменьшающуюся фигурку, и вдруг, на повороте, она подалась вперед и махнула ему рукой.
Москва - Студеновка,
2001 год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103