А во-вторых, вызывание бесов — это вроде как поэзия. Для того чтобы написать «Aexegi monumen-tum», мало знать поэтический размер и латынь, нужно еще, знаешь, нечто такое…
— Понятно, — говорю я, — значит, в искусстве вызывания бесов я вроде Пушкина. Гений?
— В некотором роде, — соглашается бес. Нутром чувствую — что-то не то. Не гений я! А он мне глаза заливает. Я, когда глаза заливают, на это чуткий. Глаза заливают перед тем, как в спину шмаляют. Это кореши. А бесы?
— Значится, для меня эта книжка вроде телефонного справочника, чего набрал, то и «алло»?
— Так, — соглашается бес.
Я погружаюсь в созерцание нашего гостя. Ну что ж. Нас четверо, он пятый — до Москвы довезем. Князя порадуем, а может… Я, собственно. Князю беса привозить не подряжался. Мне, может, бес самому нужен. Волына есть, тачка есть, хата есть, теперь бес нужен. Я его, может, на кухне поставлю вместо посудомойки. Правда, копию надо сделать с книжки, прежде чем ее отдавать. Без копии мне хана, как кассирше Аэрофлота без расписания авиарейсов.
Только… нехорошо ему в таком костюмчике ехать.
И тут я слышу громкое чавканье. Я гляжу вбок — это сидит голодный Генка и потихоньку пальцами таскает из общей кастрюли макароны.
— А ну клади обратно, — говорю я. Генка косится на меня и говорит:
— Ходжа, а Ходжа, он же все-таки бес. Давай его изгоним. Я ведь православный.
— А чего ты можешь? — любопытствует Сашка.
— Я все могу, — гордо отвечает гость.
— Шикарно, — говорю я, — значит, у нас тут свой «Менатеп» образовался. Чего будем заказывать?
А бес наш встрепенулся и этак с издевкой:
— А чего это я вам буду служить?
— Как, — говорю я, — бесы всегда всякое богатство приносят, то, се, золото, путаны, я вон слыхал, доктор Фауст…
— А в обмен на что? — справляется наш гость.
— М-м… на душу.
— Я не согласен, — вдруг изрекает Генка.
— А иди ты! — говорю ему я.
И тут наш бес так вкрадчиво говорит:
— В том-то и дело, что на душу. А ты посмотри на себя, Шариф. Кто инкассаторов «Тауруса» грабил? А Алексенова кто завалил? А потом еще помнишь, ездили вы отдыхать в Сочи…
— Затнись, — ору я.
Бес затыкается с удовлетворенным видом. Это он прав.Я так даже по нашему У КА вешу лет на пятнадцать, а уж в небесной ментовке мне впаяют На полную катушку…
— Вот и рассудите, — говорит бес, — если бы вы были какие-нибудь хорошие люди, ну, доктор Фауст или еще что, то я бы, конечно, приобрел в казну ваши души. А зачем мне покупать имущество, которое и так состоит у нас на балансе? Этак меня первый же аудитор котлы чистить отправит!
Мое лицо меняется. Я бледнею. Я натягиваю кроссовки и кричу:
— Генка, где здесь церковь?
— Тебе-то зачем? — искренне поражен Генка.
— Я проникся, — кричу я, — я покаяться хочу! Ты слышал, что этот хвостатый сказал? Мы же все в котле кипеть будем! Нам там каждый день будет Чечня с полной выкладкой! Все! Я пошел каяться!
— И я с тобой, — говорит Сашка, соображая, в чем дело.
Бес испуганно вертит глазками.
— Вот, — говорю я, — будет тебе от начальства поощрение. Мол, появившись на земле, спас три души от ада! Тебе, голубчик, вместо Билли Грехема выступать надо.
В глазах беса тоска. Он вдруг соображает, что наделал. Ему нелегко. Он ясно видит себе, как отчитывается перед начальством о спасении трех душ. Он ясно представляет себе реакцию начальства.
— Братцы, — говорит он, — не надо в церковь. Ну, я вам чего-нибудь дам.
Я улыбаюсь. Вот так-то лучше.
Я подхожу к кастрюле с макаронами и молодецким мае-гири отправляю кастрюлю в воздух. Кастрюля лопается. Макароны разлетаются по комнате на манер конфетти. Они виснут на стенах, а один сталактитом свешивается с люстры.
— Жратвы, — приказываю я бесу, — оленина, баранина, осетрина — полный список ресторана «Балчуг»!
Бес начинает таять.
— Погоди! — кричу я. — И баксов. Бес вновь плотнеет.
— Что такое баксы? — спрашивает он. Я вытаскиваю из кармана «франклина».
— Держи, — говорю, — для образца и давай сюда целую штуку таких.
Бес пропадает.
Кровать-сексодром вдруг крякает. Я поворачиваюсь. На кровать начинает сыпаться жратва. Шикарная жратва.
Раздается стук в дверь, и бес входит в дверь. Он по-прежнему прикинут, как Ричард III. В руках у него дипломат. Я раскрываю дипломат — в дипломате «франклины».
Через пять минут мы весело сидим вокруг кровати, пожирая припасы. Я запиваю нежнейшее мясо пивом «Туборг». Мне хорошо. Я люблю всех. Я люблю шефа, я люблю бедолагу Генку, я люблю Христа, и я люблю, даже нашего беса. Но особенно я люблю баксы.
— Слушай, кореш, — говорю я бесу, — как тебя зовут?
— Асмодей.
— Хорошее имя. Тебе сколько лет?
— Восемнадцать.
— На земле когда-нибудь был?
— В пятом классе нас возили на экскурсию, — гордо сообщает бес.
— Куда?
— На битву под Никополисом.
Я стучу полушариями друг о дружку. Никополис — это где? В Сербии? Хорватии?
— Это в каком году было? — спрашиваю я.
— В 1395-м, — отвечает бес.
— Что за херня? Тебе же восемнадцать?
— А у нас время течет не так, как у вас, — пояснил бес. — Пока у нас проходит день, у вас проходит год. И наоборот — пока у вас проходит день, у нас проходит год.
Однако!
— Слушай, — говорю я бесу, несколько захмелев, — а чего ты от нас не сбежал? Тот мнется.
— Говори, — рявкаю я, — а то в церковь пойду!
— Так ведь вы же меня не отпускали, — робко блеет хвостатый фраер.
— Не отпускал? Значит, ты не можешь пропасть без моего дозволения?
— Никак нет. Пока вы не прочитаете заклинание.
Это мне нравится. Пока я его не отпущу, он будет при мне. Жратва! Баксы! Девочки! Валютные проститутки всех времен и народов! А подать мне сюда прекрасную Елену в шелковых трусиках!
И тут дверь внезапно распахивается.
Я даже не успеваю схватиться за пушку.
Пять амбалов с непостижимой ловкостью вваливаются в номер. Первый амбал двухметрово-ростый. У него абсолютно выбритая голова и красный двухсот долларовый пиджак. Его черный галстук превосходно гармонирует с черными же очками. В руках у амбала — «беретта». Остальные четверо вооружены разнообразно, но добротно. В руках последнего имеется помповый «мосберг», против обаяния которого, как известно, не устоит ни один бронежилет. «Мосберг» — это лишнее. У нас нет бронежилетов. На нас хватит «беретты».
Остальные четверо из наших гостей несколько поменьше ростом, как поменьше ростом вложенные одна в другую матрешки. Последний вообще не выше метра девяносто. Просто карлик.
— Откуда жратву взяли, сволочи, — орет тип в красном пиджаке.
Я оглядываюсь на Асмодея. Но его нет. То есть рядом со мной имеет место некое помутнение воздуха, из чего я заключаю, что Асмодей все еще тут. Скорее всего, он испугался до состояния полной прозрачности. Асмодей! Асмодейчик! Я тоже хочу быть прозрачным!
В это мгновение красный пиджак бьет меня по почкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33