И вдруг за одним из поворотов я увидел разбитый авиацией обоз. Трупы людей были уже убраны, но на дороге валялись убитые лошади, обломки саней и повозок, разбитые ящики с боеприпасами.
В сильном возбуждении я послал резкую радиограмму командиру авиационной группы генералу Николаенко, находившемуся в Туле: «Прекратите нейтралитет, начинайте воевать».
Эта радиограмма вызвала неожиданные, благоприятные для нас последствия. Ее перехватила радиостанция штаба Западного фронта, и оттуда последовало распоряжение генералу Николаенко: выехать в штаб 1-го гвардейского кавкорпуса и на месте организовать прикрытие наступающих войск с воздуха.
Николаенко прилетел в Подкопаево на У-2. День был солнечный, яркий. В пути самолет Николаенко несколько раз перехватывали немецкие истребители. Только мастерство пилота У-2 спасло генерала. Уже у самого Подкопаева «уточка» на наших глазах была атакована двумя «мессершмиттами». Опытный пилот прижал машину почти вплотную к земле и умело посадил на лесной поляне.
За генералом и прилетевшим с ним радистом я послал сани. Николаенко прибыл в штаб корпуса возбужденный, взволнованный только что пережитой опасностью.
- Ну, хорошо добрались? - спросил я его.
- Сам удивляюсь, как проскочили. Ведь это черт знает что!
- Нормальное явление, - пожал я плечами. - Немцы летают без помех, никто им не мешает.
Николаенко внимательно посмотрел на меня и перестал возмущаться.
В тот же день ему еще раз довелось убедиться, сколько неприятностей доставляет нам фашистская авиация. Едва мы сели обедать - появились гитлеровские бомбардировщики. Нам негде было укрыться, кроме как в избе. По звуку определяли, с какой стороны упадут бомбы и, укрываясь от осколков, «маневрировали» вокруг массивной печи, стоявшей посреди избы.
В разбитые окна врывался холодный воздух. Земля вздрагивала. Изба скрипела, и казалось, того гляди развалится. Обед наш очутился на полу.
- Фу, жарко! - сказал Николаенко, когда бомбежка кончилась.
- От печки, что ли? - усмехнулся я.
- И от печки тоже, - ответил Николаенко. - Вообще день неудачный какой-то.
- Самый обычный, - возразил я. - Необыкновенным будет тот день, когда вы наконец очистите от фашистов небо.
- Чем очищать-то? Только название одно - авиадивизия, а исправных самолетов раз, два и обчелся...
Генерал Николаенко долго пробыл в корпусе. Он оказался человеком общительным, дело свое знал и любил. Мы часто останавливались с ним под одной крышей, много беседовали, обсуждали сложившуюся обстановку.
Взаимодействие с авиацией улучшилось. Стоило появиться в воздухе большой группе гитлеровских самолетов - Николаенко по радио вызывал свои истребители, нацеливая их на противника. Аэродром истребителей переместился ближе к линии фронта.
Генерал Николаенко искренне старался помочь нашим гвардейцам. Но сил, имевшихся в его распоряжении, было явно недостаточно, чтобы справиться с авиацией противника, брошенной против нашей оперативной группы. Фашистская авиация продолжала причинять нам чувствительные потери.
Опасаясь за стык между 4-й полевой и 2-й танковой армиями, гитлеровское командование стремилось во что бы то ни стало задержать продвижение нашего корпуса, остановить его на рубеже Оки. Противник, видимо, рассчитывал, что главные силы моей группы будут наступать по дороге из Одоева на Белев, по которой отходили остатки 112, 167 и 296-й немецких пехотных дивизий. Поэтому гитлеровцы готовили к упорной обороне Белев и Лихвин (ныне город Чекалин).
Учитывая это, я несколько изменил план наступления. Преследовать противника в направлении на Белев поручил 322-й и 328-й стрелковым дивизиям, действовавшим на левом фланге группы. В помощь им выделил 15-й полк гвардейских минометов подполковника Дегтярева. А на Лихвин наступали войска соседней, 50-й армии.
Если связать противника боями у Белева и Лихвина, он не сможет выделить значительных сил и средств, чтобы надежно прикрыть сорокакилометровый промежуток между этими городами. Я и решил нанести удар и форсировать Оку именно на этом участке, надеясь, что лед на реке уже достаточно крепкий и по нему можно переправить войска. Данные разведки полностью подтвердили эти предположения. Удалось узнать также, что у села Николо-Гастунь сохранился легкий мост.
23-24 декабря корпус на широком фронте вышел к Оке. Передовые отряды форсировали реку по льду - бойцы перешли ее, ведя коней в поводу. Рота фашистов, оборонявшая мост, была неожиданно атакована с обоих флангов. Немцы не успели уничтожить мост, и он перешел в наши руки.
Главные силы 1-й и 2-й кавалерийских дивизий переправились через реку почти без боя. Выставив прикрытие в сторону Лихвина, корпус устремился вперед, в тыл противника, путая его планы. Так начался набег на Юхнов.
Командование фронта усилило оперативную группу. 10-я армия должна была передать нам три кавалерийские дивизии - 41, 57 и 75-ю. Дивизии эти были легкими, как их тогда называли, имели в три раза меньше сил и средств, чем гвардейские дивизии корпуса. По сути дела, все они, вместе взятые, равнялись одной гвардейской. Но мы радовались и этому подкреплению.
Прежде всего надо было разыскать новые дивизии и вывести их в полосу действий оперативной группы. Но сделать это оказалось не так-то просто.
24 декабря в штаб корпуса прибыл на самолете заместитель командующего 10-й армией генерал К. С. Калганов, чтобы решить на месте вопросы взаимодействия.
- Еще трое суток назад вы должны были передать нам кавалерийские дивизии, - обратился я к нему, - но их до сих пор нет. Я давно уже послал разъезды, чтобы разыскать их. Однако о семьдесят пятой и пятьдесят седьмой все еще нет сведений. Где они?
- Сам не знаю, - смущенно ответил Колганов.
- Как же так? - удивился я. - Ведь это же дивизии вашей армии.
- Мы сами не имеем с ними связи, - признался Калганов. - Штабы все время в движении. Ищем, но не можем найти.
Не знаю, действительно ли штаб 10-й армии не имел связи с этими дивизиями или просто не торопился передавать их нам, чтобы не ослаблять свои силы. Во всяком случае, во время войны подобные задержки случались нередко. Учитывая это, мы каждую новую часть или соединение, придававшиеся корпусу, разыскивали обычно сами и переводили в свою полосу действий. Так было под Серпуховом, под Каширой и в других местах.
Я попросил Колганова принять в состав 10-й армии 322-ю и 328-ю стрелковые дивизии, которые вели бой под Белевом. Целесообразность такого переподчинения состояла в том, что Белев входил в полосу действий 10-й армии; кроме того, пехота могла отстать от корпуса, быстро продвигавшегося вперед. Колганов обещал доложить об этом командующему армией. Когда все вопросы были решены, он улетел.
Вскоре к нам прибыли командир 41-й кавалерийской дивизии полковник М.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
В сильном возбуждении я послал резкую радиограмму командиру авиационной группы генералу Николаенко, находившемуся в Туле: «Прекратите нейтралитет, начинайте воевать».
Эта радиограмма вызвала неожиданные, благоприятные для нас последствия. Ее перехватила радиостанция штаба Западного фронта, и оттуда последовало распоряжение генералу Николаенко: выехать в штаб 1-го гвардейского кавкорпуса и на месте организовать прикрытие наступающих войск с воздуха.
Николаенко прилетел в Подкопаево на У-2. День был солнечный, яркий. В пути самолет Николаенко несколько раз перехватывали немецкие истребители. Только мастерство пилота У-2 спасло генерала. Уже у самого Подкопаева «уточка» на наших глазах была атакована двумя «мессершмиттами». Опытный пилот прижал машину почти вплотную к земле и умело посадил на лесной поляне.
За генералом и прилетевшим с ним радистом я послал сани. Николаенко прибыл в штаб корпуса возбужденный, взволнованный только что пережитой опасностью.
- Ну, хорошо добрались? - спросил я его.
- Сам удивляюсь, как проскочили. Ведь это черт знает что!
- Нормальное явление, - пожал я плечами. - Немцы летают без помех, никто им не мешает.
Николаенко внимательно посмотрел на меня и перестал возмущаться.
В тот же день ему еще раз довелось убедиться, сколько неприятностей доставляет нам фашистская авиация. Едва мы сели обедать - появились гитлеровские бомбардировщики. Нам негде было укрыться, кроме как в избе. По звуку определяли, с какой стороны упадут бомбы и, укрываясь от осколков, «маневрировали» вокруг массивной печи, стоявшей посреди избы.
В разбитые окна врывался холодный воздух. Земля вздрагивала. Изба скрипела, и казалось, того гляди развалится. Обед наш очутился на полу.
- Фу, жарко! - сказал Николаенко, когда бомбежка кончилась.
- От печки, что ли? - усмехнулся я.
- И от печки тоже, - ответил Николаенко. - Вообще день неудачный какой-то.
- Самый обычный, - возразил я. - Необыкновенным будет тот день, когда вы наконец очистите от фашистов небо.
- Чем очищать-то? Только название одно - авиадивизия, а исправных самолетов раз, два и обчелся...
Генерал Николаенко долго пробыл в корпусе. Он оказался человеком общительным, дело свое знал и любил. Мы часто останавливались с ним под одной крышей, много беседовали, обсуждали сложившуюся обстановку.
Взаимодействие с авиацией улучшилось. Стоило появиться в воздухе большой группе гитлеровских самолетов - Николаенко по радио вызывал свои истребители, нацеливая их на противника. Аэродром истребителей переместился ближе к линии фронта.
Генерал Николаенко искренне старался помочь нашим гвардейцам. Но сил, имевшихся в его распоряжении, было явно недостаточно, чтобы справиться с авиацией противника, брошенной против нашей оперативной группы. Фашистская авиация продолжала причинять нам чувствительные потери.
Опасаясь за стык между 4-й полевой и 2-й танковой армиями, гитлеровское командование стремилось во что бы то ни стало задержать продвижение нашего корпуса, остановить его на рубеже Оки. Противник, видимо, рассчитывал, что главные силы моей группы будут наступать по дороге из Одоева на Белев, по которой отходили остатки 112, 167 и 296-й немецких пехотных дивизий. Поэтому гитлеровцы готовили к упорной обороне Белев и Лихвин (ныне город Чекалин).
Учитывая это, я несколько изменил план наступления. Преследовать противника в направлении на Белев поручил 322-й и 328-й стрелковым дивизиям, действовавшим на левом фланге группы. В помощь им выделил 15-й полк гвардейских минометов подполковника Дегтярева. А на Лихвин наступали войска соседней, 50-й армии.
Если связать противника боями у Белева и Лихвина, он не сможет выделить значительных сил и средств, чтобы надежно прикрыть сорокакилометровый промежуток между этими городами. Я и решил нанести удар и форсировать Оку именно на этом участке, надеясь, что лед на реке уже достаточно крепкий и по нему можно переправить войска. Данные разведки полностью подтвердили эти предположения. Удалось узнать также, что у села Николо-Гастунь сохранился легкий мост.
23-24 декабря корпус на широком фронте вышел к Оке. Передовые отряды форсировали реку по льду - бойцы перешли ее, ведя коней в поводу. Рота фашистов, оборонявшая мост, была неожиданно атакована с обоих флангов. Немцы не успели уничтожить мост, и он перешел в наши руки.
Главные силы 1-й и 2-й кавалерийских дивизий переправились через реку почти без боя. Выставив прикрытие в сторону Лихвина, корпус устремился вперед, в тыл противника, путая его планы. Так начался набег на Юхнов.
Командование фронта усилило оперативную группу. 10-я армия должна была передать нам три кавалерийские дивизии - 41, 57 и 75-ю. Дивизии эти были легкими, как их тогда называли, имели в три раза меньше сил и средств, чем гвардейские дивизии корпуса. По сути дела, все они, вместе взятые, равнялись одной гвардейской. Но мы радовались и этому подкреплению.
Прежде всего надо было разыскать новые дивизии и вывести их в полосу действий оперативной группы. Но сделать это оказалось не так-то просто.
24 декабря в штаб корпуса прибыл на самолете заместитель командующего 10-й армией генерал К. С. Калганов, чтобы решить на месте вопросы взаимодействия.
- Еще трое суток назад вы должны были передать нам кавалерийские дивизии, - обратился я к нему, - но их до сих пор нет. Я давно уже послал разъезды, чтобы разыскать их. Однако о семьдесят пятой и пятьдесят седьмой все еще нет сведений. Где они?
- Сам не знаю, - смущенно ответил Колганов.
- Как же так? - удивился я. - Ведь это же дивизии вашей армии.
- Мы сами не имеем с ними связи, - признался Калганов. - Штабы все время в движении. Ищем, но не можем найти.
Не знаю, действительно ли штаб 10-й армии не имел связи с этими дивизиями или просто не торопился передавать их нам, чтобы не ослаблять свои силы. Во всяком случае, во время войны подобные задержки случались нередко. Учитывая это, мы каждую новую часть или соединение, придававшиеся корпусу, разыскивали обычно сами и переводили в свою полосу действий. Так было под Серпуховом, под Каширой и в других местах.
Я попросил Колганова принять в состав 10-й армии 322-ю и 328-ю стрелковые дивизии, которые вели бой под Белевом. Целесообразность такого переподчинения состояла в том, что Белев входил в полосу действий 10-й армии; кроме того, пехота могла отстать от корпуса, быстро продвигавшегося вперед. Колганов обещал доложить об этом командующему армией. Когда все вопросы были решены, он улетел.
Вскоре к нам прибыли командир 41-й кавалерийской дивизии полковник М.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95