Коммунисты во главе с И. М. Варейкисом согласились выслушать Муравьева. Надо было выиграть время. В частях обманутого Симбирского гарнизона широко развернули нелегальную работу большевистские агитаторы. Некоторые из агитаторов, в том числе и автор этих строк, были схвачены муравьевцами. Но красноармейцы уже узнали правду, и в комитет партии одна за другой потянулись делегации от войск с заявлениями о верности совдепу и готовности бороться с изменниками.
Не бездействовал и Тухачевский. Он быстро сориентировался, как следует вести себя в обстановке мятежа, построенного на бессовестном обмане бойцов.
Вот что рассказывал об этом сам Михаил Николаевич:
«Я остался арестованный в одном из вагонов команды броневиков, окруженный часовыми… Когда среди них улеглось первое возбуждение, я начал агитацию против Муравьева. На вопрос одного из них, за что я арестован, я ответил: «За то, что большевик». Это произвело сильное впечатление, так как почти все они были большевиками. Я объяснил им, что происходило в эти дни в Москве. Тут они поняли, что пошли против себя, примкнув к Муравьеву. Они много совещались и тайно послали, наконец, делегатов к своим товарищам, к Совету.
Через несколько часов пришло известие, что команда броневиков тайно решила арестовать Муравьева и своего командира. Я был освобожден…».
В ночь на 11 июля в здании бывшего Кадетского корпуса наступила развязка событий. Муравьев, явившийся на заседание Симбирского губисполкома с довольно многочисленной эсеровской свитой, был решительно разоблачен как предатель и изолирован. Он пытался вырваться, но в дверях натолкнулся на засаду, открыл стрельбу, ранил нескольких бойцов и ответными выстрелами был убит сам. Его сообщники тотчас же без сопротивления подняли руки.
Главный организатор героической ликвидации мятежа И. М. Варейкис взял на себя командование войсками, верными Совету. Немедленно была организована боевая экспедиция для разоружения штаба Муравьева. Комната президиума губисполкома сама превратилась в импровизированный штаб.
Здесь мне довелось быть свидетелем еще одной встречи Тухачевского с симбирскими коммунистами. Произошла она рано утром 11 июля. По залу, примыкавшему к комнате президиума губисполкома, раздались четкие быстрые шаги, и в проеме распахнувшейся двери мы увидели командарма 1-й. Он прибыл со станции на автомобиле бронедивизиона.
Варейкис встал из-за стола и пошел навстречу Тухачевскому. Они обнялись и долго, крепко жали друг другу руки.
Тухачевский, невзирая на пережитое, как всегда подтянутый и бодрый, доложил обо всем, что с ним произошло, и пожалел, что в решительный момент не был здесь вместе со всеми товарищами.
– Пусть вас это не тревожит, – успокоил его Варейкис. – Ваша твердая линия в Первой армии была чрезвычайно важна для борьбы партии с муравьевщиной.
И, улыбнувшись, добавил:
– В эту ночь мы победили агитацией. И тут вы, товарищ Тухачевский, тоже показали себя грозным противником контрреволюции.
Эти слова вызвали веселое оживление. Смех развеял кошмар минувшей ночи.
Варейкис предложил Тухачевскому возглавить войска в Симбирске.
Тухачевский взял под козырек.
Со свойственной ему энергией он принял меры, диктовавшиеся обстановкой. Была введена усиленная охрана важнейших объектов города, в войска пошло оповещение, которым отменялись все изменнические приказы Муравьева, произошла замена командования Симбирской группы войск.
Тут же Тухачевский вместе с председателем губисполкома М. А. Гимовым подписал воззвание к красноармейцам и трудящимся Симбирской губернии, объяснявшее последние события.
Ликвидация муравьевского мятежа предотвратила грозную опасность, нависшую над Советской республикой. Но Симбирск все же не удалось отстоять. Измена главкома очень болезненно сказалась на войсках: появилось огульное недоверие ко всем командирам, ослабла дисциплина. Белогвардейцы не замедлили воспользоваться этим. От обороны они перешли к наступательным действиям, и наши части, до того великолепно сражавшиеся, оказались не в состоянии противостоять их натиску. Фронт стремительно покатился к западу.
М. Н. Тухачевский больно переживал неудачи армии, но не терял присутствия духа. Он работал без отдыха, без сна. Не ограничивался одними лишь оперативными распоряжениями, а широко пользовался и средствами политического воздействия на подчиненных.
Вспоминаю случай с Уфимским коммунистическим инженерным отрядом. Одно время в этот отряд проникли паникерские настроения. Люди были подавлены поражениями, понесенными на пути от Уфы к Симбирску, и всячески стремились уйги подальше в тыл.
Командир отряда поплелся в хвосте этих настроений. Более того, попытался оправдать их. В рапорте командарму он доказывал неправильность использования технического отряда в качестве пехоты и настаивал на отправке в Казань для переоснащения.
При нормальной боевой обстановке это могло быть правильным. Но под Симбирском зрела катастрофа, и для предотвращения ее приходилось прибегать к сверхординарным мерам. Тухачевский приказывает отряду остаться в Симбирске и обращается к партийной совести бойцов. Он зовет их выполнить революционный долг.
«Как командарм и коммунист, – пишет он, – считаю, что выставленные Вами мотивы не освобождают Вас от обязанности защищать Советскую власть в Симбирске в столь критический момент. До сих пор я еще никогда не слышал, чтобы члены нашей партии отказывались бороться за Советы.
А потому вперед! Я еду вместе с Вами!»
Это возымело свое действие. Уфимский отряд честно дрался на подступах к Симбирску.
Михаил Николаевич понимал, что в условиях упадка морального духа войск командиры всех степеней должны быть поближе к бойцам. Поглощенный бесконечным множеством обязанностей, он находит время побывать то в одной, то в другой части.
Тяжелая ситуация создалась в 4-м Латышском стрелковом полку. Этот полк, только что выведенный в резерв после почти двухмесячных боев на сызранском направлении, отказался выполнить приказ о выступлении под Симбирск. Увещевания командира и комиссара полка не помогли. Но вот среди латышских стрелков появляется командарм и во всеуслышание объявляет, что если они не выступят, то он возглавит их командиров и сам пойдет на выручку 1-го Латышского полка, сражающегося в Симбирске во вражеском окружении. Стрелки заколебались, стали митинговать» 170 человек вместе с командирами и политработниками сомкнулись вокруг Тухачевского. Образовавшийся таким образом отряд стал без промедления грузиться в эшелон. Это окончательно переломило настроение у остальных. 4-й Латышский стрелковый полк вновь обрел боеспособность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66