Мне вдруг представилось, что это антитела, реакция на наше присутствие, и их переизбыток означал, что вселенная серьезно больна, возможно, умирала.
Вверх. Я не знала, были ли здесь другие джинны, потому что все, что я могла видеть, было Свечением, бесконечной снежной бурей искр, окружавших нас раскаленной голубой оболочкой.
Я старалась смахнуть их с Дэвида. С меня они безвредно соскальзывали сами.
Вверх.
Мы замедлились и остановились, и хотя я совершенно ничего не видела, но знала, что мы добрались до нужного места. Принуждение Дэвида привело нас точно к трещине. Раскрывшись навстречу ощущениям, я почувствовала разрыв, он медленно поворачивался, словно водоворот на замедленной съемке, высасывая Свечение из реальности демонов и выплевывая в нашу.
– Уходи, – попросил Дэвид и попытался мягко оттолкнуть меня прочь. Но я только крепче в него вцепилась – Джо, теперь ты должна возвращаться. Мне нужно сделать это одному.
– Нет. – Я совершенно не представляла, смогу ли я это сделать или насколько глупа идея в целом, но сформировала тело. Я поразилась, что это вообще оказалось возможным в подобном месте, но приобрела вес, форму и некое подобие жизни. Здесь не было воздуха, но это не важно, если не задерживаться надолго. Я могла создать атмосферу, пригодную для дыхания на некоторое время. Из того же самого материала, что послужил для формирования моей телесной формы.
Горячий морской ветер возник из небытия, подхватывая мои прямые черные волосы, легким дуновением овевая кожу.
Сзади мои плечи обхватили мужские руки. Они скользнули по шее, отодвигая волосы, и я вздрогнула от поцелуя, горевшего там, где шея переходит в ключицу.
– Джо, – его шепот был столь же нетерпеливым и дрожащим как его пальцы. – Я думал, что больше никогда тебя не увижу. Не важно, по какой причине.
Я обернулась. Дэвид снова стал моим Дэвидом: волосы слегка длинноватые для того, чтобы считаться аккуратной стрижкой, глаза теплого цвета меди, губы, созданные для поцелуев. Я обвила его руками и прижалась к нему. В его теле так много напряжения, но оно было правильным. Наконец-то. Свечение билось белым шумом голубых всполохов вокруг созданного мной энергетического пузыря, но сейчас это было не важно. Мне хотелось навсегда остаться в его объятиях.
Но я не могла. Я знала, что не могу. Слишком высокой была цена.
Он поцеловал меня, и вкус поцелуя – медленного, теплого, нежного – почти заставил меня зарыдать. Он сжал мое лицо в ладонях и, когда медленно отодвинулся, медные глаза светились покоем.
– Все хорошо, – сказал он и провел подушечкой большого пальца по моим губам, даря ласку, интимнее которой я никогда не ощущала. – Джонатан знал. Одному из нас нужно уйти. Пришло мое время.
– Нет, не так, – поправила я, и со всей силы толкнула его, заставив сделать несколько неверных шагов назад. – Я отдам тебе свое.
И нырнула прямо в водоворот.
Крик Дэвида несся за мной по пятам, но было слишком поздно, слишком поздно даже задаваться вопросом, что, черт возьми, я собиралась делать, потому что уже ощущалась тьма с той стороны разрыва, и на меня накатила волна паники. Я чувствовала, что это меня разрушит. Навсегда.
А потом я достигла тонкой, как бумажный лист, трещины между мирами и вонзилась в нее с ударом, вновь расщепившим меня до состояния тумана. Обрывки меня стали всасываться через щель, и мне пришлось бороться, чтобы не поддаться напряженному черному давлению. Там где часть меня прошла сквозь разрыв, он закрылся.
О боже.
Теперь я поняла. Я осознала, почему Джонатан так противился необходимости посылать сюда Дэвида. Потому, что знал, что именно должно быть сделано. Единственное, что могло запечатать трещину – это кровь, моя или Дэвида, потому что мы создали ее, словно дефектного ребенка.
Я перестала бороться. Отпустила все – страх, боль, муку, чувство вины. Я чувствовала, что нить, соединявшая меня с Дэвидом, лопнула как струна, издав высокий тонкий звук, и его присутствие покинуло мой разум.
Я осталась одна.
Я расслабилась и позволила Пустоте поглотить меня, принять столько, сколько ей нужно для того, чтобы заделать щель между мирами.
Я словно истекала кровью, и кровотечение это было смертельным – медленное, холодное растворение, когда чувства исчезают по капле. Это болезненно, но боль не имела значения.
Важно было только то, что я чувствовала, как соединяются края разрыва, зарастая.
Поток Свечения сквозь щель замедлился, потом и вовсе остановился. Искры кружились вокруг меня в голубом невесомом танце.
Вокруг того, что от меня осталось.
Я почувствовала, что трещина окончательно закрылась, словно под ударом незримой печати, и тут же Свечение вспыхнуло вокруг меня, яркое и искрящееся, словно взрыв миллионов маленьких звезд, и затем опало, растворяясь во тьме. Оно не могло существовать здесь без трещины, как я не могла жить без пуповины, связывающей меня с Дэвидом.
От меня осталось не так уж много. Достаточно, для того, чтобы помнить, кто я и кем была. Лица оставались в моей памяти, но я больше не знала их. Все уходило прочь.
Падало вниз, как снег в темноту.
Снег превращался в свет. Солнечный свет. Я стояла на лугу, полном травы, слишком зеленой, чтобы быть реальной, и смотрела на женщину, идущую ко мне через красное пламя цветов. Ее белое платье развевалось на ветру, но трава не колыхалась.
Белые волосы, похожие на облако. Глаза цвета чистого аметиста. Прекрасная, холодная, умиротворенная.
– Сара. – Я не знала, откуда возникло это имя. – Знаешь, я умерла.
Она подошла ко мне.
– Нет, – возразила она и погладила шелк моих волос, – нет, моя дорогая. Еще нет. Есть еще часть тебя, которая остается. У людей тоже так бывает.
Я вспомнила угольно черный голод, обрамленные льдом тени.
– Ифрит?
– Ты должна бы им стать, – ответила она, – но есть и другой путь. И, возможно, мы должны для тебя это сделать.
– Мы?
Когда она отступила, я увидела, что она не одна. С нею был мужчина, высокий и мускулистый, немного склонный к полноте, с непослушными белокурыми скандинавскими волосами и глазами, голубыми, как Карибское море. Я знала его и не знала. Он улыбался мне, очень мягко, но я видела в улыбке боль. И мужество.
– Я жила слишком долго, – сказала Сара, – Я воровала жизни у других. Патрик предал тебя, чтобы купить их для меня. Немного чести в том – быть тем, кем я стала.
Я ничего не понимала. Ветер, слегка развевавший платье Сары, коснулся моего лица, погладив прохладными пальцами. Мягкое, прекрасное умиротворяющее прикосновение, я знала, что он хочет забрать меня с собой, в темноту.
– Я сделала это для Патрика. Я открыла щель. Дэвид только расширил ее. Ты понимаешь?
Я не понимала. Слова скользили мимо и пропадали в тенях.
– Самое ужасное мы делаем во имя любви, – прошептала Сара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Вверх. Я не знала, были ли здесь другие джинны, потому что все, что я могла видеть, было Свечением, бесконечной снежной бурей искр, окружавших нас раскаленной голубой оболочкой.
Я старалась смахнуть их с Дэвида. С меня они безвредно соскальзывали сами.
Вверх.
Мы замедлились и остановились, и хотя я совершенно ничего не видела, но знала, что мы добрались до нужного места. Принуждение Дэвида привело нас точно к трещине. Раскрывшись навстречу ощущениям, я почувствовала разрыв, он медленно поворачивался, словно водоворот на замедленной съемке, высасывая Свечение из реальности демонов и выплевывая в нашу.
– Уходи, – попросил Дэвид и попытался мягко оттолкнуть меня прочь. Но я только крепче в него вцепилась – Джо, теперь ты должна возвращаться. Мне нужно сделать это одному.
– Нет. – Я совершенно не представляла, смогу ли я это сделать или насколько глупа идея в целом, но сформировала тело. Я поразилась, что это вообще оказалось возможным в подобном месте, но приобрела вес, форму и некое подобие жизни. Здесь не было воздуха, но это не важно, если не задерживаться надолго. Я могла создать атмосферу, пригодную для дыхания на некоторое время. Из того же самого материала, что послужил для формирования моей телесной формы.
Горячий морской ветер возник из небытия, подхватывая мои прямые черные волосы, легким дуновением овевая кожу.
Сзади мои плечи обхватили мужские руки. Они скользнули по шее, отодвигая волосы, и я вздрогнула от поцелуя, горевшего там, где шея переходит в ключицу.
– Джо, – его шепот был столь же нетерпеливым и дрожащим как его пальцы. – Я думал, что больше никогда тебя не увижу. Не важно, по какой причине.
Я обернулась. Дэвид снова стал моим Дэвидом: волосы слегка длинноватые для того, чтобы считаться аккуратной стрижкой, глаза теплого цвета меди, губы, созданные для поцелуев. Я обвила его руками и прижалась к нему. В его теле так много напряжения, но оно было правильным. Наконец-то. Свечение билось белым шумом голубых всполохов вокруг созданного мной энергетического пузыря, но сейчас это было не важно. Мне хотелось навсегда остаться в его объятиях.
Но я не могла. Я знала, что не могу. Слишком высокой была цена.
Он поцеловал меня, и вкус поцелуя – медленного, теплого, нежного – почти заставил меня зарыдать. Он сжал мое лицо в ладонях и, когда медленно отодвинулся, медные глаза светились покоем.
– Все хорошо, – сказал он и провел подушечкой большого пальца по моим губам, даря ласку, интимнее которой я никогда не ощущала. – Джонатан знал. Одному из нас нужно уйти. Пришло мое время.
– Нет, не так, – поправила я, и со всей силы толкнула его, заставив сделать несколько неверных шагов назад. – Я отдам тебе свое.
И нырнула прямо в водоворот.
Крик Дэвида несся за мной по пятам, но было слишком поздно, слишком поздно даже задаваться вопросом, что, черт возьми, я собиралась делать, потому что уже ощущалась тьма с той стороны разрыва, и на меня накатила волна паники. Я чувствовала, что это меня разрушит. Навсегда.
А потом я достигла тонкой, как бумажный лист, трещины между мирами и вонзилась в нее с ударом, вновь расщепившим меня до состояния тумана. Обрывки меня стали всасываться через щель, и мне пришлось бороться, чтобы не поддаться напряженному черному давлению. Там где часть меня прошла сквозь разрыв, он закрылся.
О боже.
Теперь я поняла. Я осознала, почему Джонатан так противился необходимости посылать сюда Дэвида. Потому, что знал, что именно должно быть сделано. Единственное, что могло запечатать трещину – это кровь, моя или Дэвида, потому что мы создали ее, словно дефектного ребенка.
Я перестала бороться. Отпустила все – страх, боль, муку, чувство вины. Я чувствовала, что нить, соединявшая меня с Дэвидом, лопнула как струна, издав высокий тонкий звук, и его присутствие покинуло мой разум.
Я осталась одна.
Я расслабилась и позволила Пустоте поглотить меня, принять столько, сколько ей нужно для того, чтобы заделать щель между мирами.
Я словно истекала кровью, и кровотечение это было смертельным – медленное, холодное растворение, когда чувства исчезают по капле. Это болезненно, но боль не имела значения.
Важно было только то, что я чувствовала, как соединяются края разрыва, зарастая.
Поток Свечения сквозь щель замедлился, потом и вовсе остановился. Искры кружились вокруг меня в голубом невесомом танце.
Вокруг того, что от меня осталось.
Я почувствовала, что трещина окончательно закрылась, словно под ударом незримой печати, и тут же Свечение вспыхнуло вокруг меня, яркое и искрящееся, словно взрыв миллионов маленьких звезд, и затем опало, растворяясь во тьме. Оно не могло существовать здесь без трещины, как я не могла жить без пуповины, связывающей меня с Дэвидом.
От меня осталось не так уж много. Достаточно, для того, чтобы помнить, кто я и кем была. Лица оставались в моей памяти, но я больше не знала их. Все уходило прочь.
Падало вниз, как снег в темноту.
Снег превращался в свет. Солнечный свет. Я стояла на лугу, полном травы, слишком зеленой, чтобы быть реальной, и смотрела на женщину, идущую ко мне через красное пламя цветов. Ее белое платье развевалось на ветру, но трава не колыхалась.
Белые волосы, похожие на облако. Глаза цвета чистого аметиста. Прекрасная, холодная, умиротворенная.
– Сара. – Я не знала, откуда возникло это имя. – Знаешь, я умерла.
Она подошла ко мне.
– Нет, – возразила она и погладила шелк моих волос, – нет, моя дорогая. Еще нет. Есть еще часть тебя, которая остается. У людей тоже так бывает.
Я вспомнила угольно черный голод, обрамленные льдом тени.
– Ифрит?
– Ты должна бы им стать, – ответила она, – но есть и другой путь. И, возможно, мы должны для тебя это сделать.
– Мы?
Когда она отступила, я увидела, что она не одна. С нею был мужчина, высокий и мускулистый, немного склонный к полноте, с непослушными белокурыми скандинавскими волосами и глазами, голубыми, как Карибское море. Я знала его и не знала. Он улыбался мне, очень мягко, но я видела в улыбке боль. И мужество.
– Я жила слишком долго, – сказала Сара, – Я воровала жизни у других. Патрик предал тебя, чтобы купить их для меня. Немного чести в том – быть тем, кем я стала.
Я ничего не понимала. Ветер, слегка развевавший платье Сары, коснулся моего лица, погладив прохладными пальцами. Мягкое, прекрасное умиротворяющее прикосновение, я знала, что он хочет забрать меня с собой, в темноту.
– Я сделала это для Патрика. Я открыла щель. Дэвид только расширил ее. Ты понимаешь?
Я не понимала. Слова скользили мимо и пропадали в тенях.
– Самое ужасное мы делаем во имя любви, – прошептала Сара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78