Он взял протянутую ему рюмку под внимательными взглядами присутствующих. Потом понюхал ее, отпил глоток, наклонился и поставил рюмку перед собакой.
Румбо-Норте поднял уши и медленно встал. В нем было килограммов восемьдесят весу, он был такой огромный, что казался помесью собаки и лошади. Потом пес зевнул и посмотрел на хозяина человеческими глазами.
Дартаньян поднес ему рюмку, тот высунул большой белесый язык и вмиг вылакал ее содержимое.
Потом удовлетворенно тявкнул, помахал хвостом и легкой рысью, раскачивая огромной головой, направился к двери. Клиенты и хозяин последовали за ним.
– Что тебе надо? – спросил меня Дартаньян.
– Поговорить с тобой, Рикардо.
За дверью послышались возгласы и громкий лай Румбо-Норте.
– Он тебя никогда не подводит?
– Никогда.
Собака и трое мужчин вернулись в бар. Мужчина в плаще выглядел обескураженным.
– Здесь что-то нечисто, черт возьми! Невероятно! – Дартаньян взял со стойки три бумажки по тысяче песет и не торопясь положил их в карман своего элегантного пиджака и приласкал собаку. Раздраженный субъект не отставал.
– В чем заключается ваш трюк? Расскажите нам.
– Нет здесь никакого трюка. Вы проиграли пари. Вот и все.
– И вы мне будете говорить, что здесь нет обмана?
Мать вашу!..
Хозяин бара взял сердитого клиента под руку.
– Послушай, Висенте, все видели, как эта чертова псина нашла стакан и выпила его. Делать нечего.
– Никто мне не поверит, если я расскажу, клянусь матерью, – сказал второй. – Я спрятал стаканы за почтовым ящиком, а пес их учуял.
– Сеньоры… – произнес Рикардо, делая знак собаке. – Спокойной ночи.
Я заплатил за пиво и вышел следом. Трое мужчин продолжали спорить.
Мы молча пересекли площадь и пошли по улице Хесус и Мария. Шли мы медленно, потому что у собаки была одышка. У лавки скобяных изделий "Двадцатый век" мы остановились. Дартаньян снял решетку с двери, потом отпер висячий и врезной замки, и мы вошли внутрь.
В лавке было темно и тихо. Деревянный прилавок тянулся от стены до стены, едва различимые в темноте полки были уставлены старинными и бесполезными предметами, которые очень нравились Дартаньяну.
Жил он в просторной комнате, расположенной прямо позади прилавка. Комната была чистой и приятной: кровать, стол с двумя стульями, электрическая плита, холодильник, посудомоечная машина, полки с множеством книг и бумаг. На стене напротив кровати висел ее портрет в красном платье. Она улыбалась. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, она казалась мне красивой: задумчивая, спокойная красавица.
Дартаньян сел на кровать и сжал руки, переплетя длинные нервные пальцы.
– Я уже не работаю. Тони, ты ведь знаешь. Давно не работаю. Что тебе от меня нужно?
Я сел на стул спиной к портрету и закурил.
– Я тоже уже не в полиции, Рикардо, так что нечего мне задавать дурацкие вопросы типа "что тебе от меня нужно?".
– Кое-что я о тебе слышал, но слухи меня не интересуют. Кроме того, я почти не бываю на людях.
– Мне нужен ты, Рикардо. Платят очень хорошо.
– Нет.
Я медленно повернул голову и посмотрел на женщину в красном. Художнику удалось схватить сходство и вселить жизнь в ее черты.
Она стояла у погасшего камина, облокотившись о полку, и, казалось, собиралась пройтись по комнате. Я довольно долго смотрел на нее.
– Ты подонок, – сказал он тихо.
– Может быть.
– Ты не имеешь права. Тони.., не имеешь права.
– Кроме тебя, в Мадриде нет человека, способного выполнить эту работу. Таких взломщиков как ты, Рикардо, сейчас уже нет.
– Взломщик, взломщик… – Он вскочил и начал нервно бегать по комнате. – Я уже не тот, что прежде. И ты это прекрасно понимаешь. У меня дрожат руки.., я незнаком с современными замками, появились совершенно новые конструкции…
– Глупости.
– Нет, Тони, это не глупости. Со мной все кончено.
– Я хорошо помню, что она мне сказала в тот вечер, Рикардо.
Он резко остановился.
– Ты единственный человек, которому я разрешаю входить сюда.., и смотреть на нее. – Он поднял глаза на портрет и сделал шаг назад, как будто чего-то устыдился. – Прошу тебя, не.., я хочу сказать, что…
– Оставь, Рикардо.
– Ты.., конечно, я понимаю, ты.., много сделал для нее…
Он снова стал бегать по комнате, время от времени останавливаясь и вглядываясь в ее портрет. Я знал, что он вот-вот начнет говорить о ней.
– ., я никогда не был достоин ее, Тони. В этом все дело… – Он сел на кровать, опустив голову. Я погасил оку рок и снова закурил. – Она была.., настоящей сеньорой, ее манера говорить, двигаться… И она меня любила. Тони. Больше всего на свете она любила меня.., любила меня, ты понимаешь? Меня, и никого больше.., считала меня необыкновенным человеком, смотрела на меня глазами, полными любви. Тони, в ее глазах было столько любви, что я терял рассудок, пьянел от ее любви, все сокровища мира были ничто по сравнению с этой любовью… Если бы.., если бы я был богат. Тони, если бы я мог дать ей все, что она заслуживала.., но, увы, я не мог. У меня ничего не получалось, я так и не дал ей ничего, ровным счетом ничего. – Он вскочил с кровати так резко, что заскрипели пружины, и подбежал ко мне. – Скажи мне, ты знаешь, что значит любовь такой женщины? Ты понимаешь, что значит чувствовать себя любимым такой женщиной?
– Нет, не знаю.
Он покачал головой.
– Никто этого не знает, потому что в мире нет второй такой женщины, как Мерседес… И я оказался не на высоте.., я ничего не смог ей дать.
Я не стал его разубеждать и говорить, что ей ничего и не надо было. Что она была счастлива с ним. Что богатство ее не интересовало, ей было вполне достаточно его любви и гениальности. Но всего этого Рикардо не знал.
Он этого не понимал тогда, а сейчас и подавно не мог понять, бесполезно объяснять ему такие вещи. Мы никогда ничего не понимаем в нужный момент. Ни один мужчина.
Рикардо вышел из оцепенения, широко улыбнулся и стукнул меня по плечу.
– Мне кажется, что, если я тебе не помогу, она мне этого никогда не простит. – Он подмигнул портрету. – Правда, Мерседес? Она мне часто рассказывала, что ты для нее сделал в свое время. Тони. Ну, говори, какую дерьмовую работу нужно сделать.
Я поерзал на стуле.
– Нужно войти в квартиру 11-Б на улице Альберто Алькосера, 37 и сфотографировать одного мошенника по имени Нельсон Роберто Крусес. Другого способа заставить его заплатить миллионные долги, кажется, нет. Этот жеребец устроил себе там конюшню и развлекается с какой-то кобылицей. Ты получаешь двести тысяч песет, не считая расходов на изготовление ключей, фотоаппарат со вспышкой, который мы возьмем напрокат, и прочее. Кстати, у тебя нет такого аппарата?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Румбо-Норте поднял уши и медленно встал. В нем было килограммов восемьдесят весу, он был такой огромный, что казался помесью собаки и лошади. Потом пес зевнул и посмотрел на хозяина человеческими глазами.
Дартаньян поднес ему рюмку, тот высунул большой белесый язык и вмиг вылакал ее содержимое.
Потом удовлетворенно тявкнул, помахал хвостом и легкой рысью, раскачивая огромной головой, направился к двери. Клиенты и хозяин последовали за ним.
– Что тебе надо? – спросил меня Дартаньян.
– Поговорить с тобой, Рикардо.
За дверью послышались возгласы и громкий лай Румбо-Норте.
– Он тебя никогда не подводит?
– Никогда.
Собака и трое мужчин вернулись в бар. Мужчина в плаще выглядел обескураженным.
– Здесь что-то нечисто, черт возьми! Невероятно! – Дартаньян взял со стойки три бумажки по тысяче песет и не торопясь положил их в карман своего элегантного пиджака и приласкал собаку. Раздраженный субъект не отставал.
– В чем заключается ваш трюк? Расскажите нам.
– Нет здесь никакого трюка. Вы проиграли пари. Вот и все.
– И вы мне будете говорить, что здесь нет обмана?
Мать вашу!..
Хозяин бара взял сердитого клиента под руку.
– Послушай, Висенте, все видели, как эта чертова псина нашла стакан и выпила его. Делать нечего.
– Никто мне не поверит, если я расскажу, клянусь матерью, – сказал второй. – Я спрятал стаканы за почтовым ящиком, а пес их учуял.
– Сеньоры… – произнес Рикардо, делая знак собаке. – Спокойной ночи.
Я заплатил за пиво и вышел следом. Трое мужчин продолжали спорить.
Мы молча пересекли площадь и пошли по улице Хесус и Мария. Шли мы медленно, потому что у собаки была одышка. У лавки скобяных изделий "Двадцатый век" мы остановились. Дартаньян снял решетку с двери, потом отпер висячий и врезной замки, и мы вошли внутрь.
В лавке было темно и тихо. Деревянный прилавок тянулся от стены до стены, едва различимые в темноте полки были уставлены старинными и бесполезными предметами, которые очень нравились Дартаньяну.
Жил он в просторной комнате, расположенной прямо позади прилавка. Комната была чистой и приятной: кровать, стол с двумя стульями, электрическая плита, холодильник, посудомоечная машина, полки с множеством книг и бумаг. На стене напротив кровати висел ее портрет в красном платье. Она улыбалась. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, она казалась мне красивой: задумчивая, спокойная красавица.
Дартаньян сел на кровать и сжал руки, переплетя длинные нервные пальцы.
– Я уже не работаю. Тони, ты ведь знаешь. Давно не работаю. Что тебе от меня нужно?
Я сел на стул спиной к портрету и закурил.
– Я тоже уже не в полиции, Рикардо, так что нечего мне задавать дурацкие вопросы типа "что тебе от меня нужно?".
– Кое-что я о тебе слышал, но слухи меня не интересуют. Кроме того, я почти не бываю на людях.
– Мне нужен ты, Рикардо. Платят очень хорошо.
– Нет.
Я медленно повернул голову и посмотрел на женщину в красном. Художнику удалось схватить сходство и вселить жизнь в ее черты.
Она стояла у погасшего камина, облокотившись о полку, и, казалось, собиралась пройтись по комнате. Я довольно долго смотрел на нее.
– Ты подонок, – сказал он тихо.
– Может быть.
– Ты не имеешь права. Тони.., не имеешь права.
– Кроме тебя, в Мадриде нет человека, способного выполнить эту работу. Таких взломщиков как ты, Рикардо, сейчас уже нет.
– Взломщик, взломщик… – Он вскочил и начал нервно бегать по комнате. – Я уже не тот, что прежде. И ты это прекрасно понимаешь. У меня дрожат руки.., я незнаком с современными замками, появились совершенно новые конструкции…
– Глупости.
– Нет, Тони, это не глупости. Со мной все кончено.
– Я хорошо помню, что она мне сказала в тот вечер, Рикардо.
Он резко остановился.
– Ты единственный человек, которому я разрешаю входить сюда.., и смотреть на нее. – Он поднял глаза на портрет и сделал шаг назад, как будто чего-то устыдился. – Прошу тебя, не.., я хочу сказать, что…
– Оставь, Рикардо.
– Ты.., конечно, я понимаю, ты.., много сделал для нее…
Он снова стал бегать по комнате, время от времени останавливаясь и вглядываясь в ее портрет. Я знал, что он вот-вот начнет говорить о ней.
– ., я никогда не был достоин ее, Тони. В этом все дело… – Он сел на кровать, опустив голову. Я погасил оку рок и снова закурил. – Она была.., настоящей сеньорой, ее манера говорить, двигаться… И она меня любила. Тони. Больше всего на свете она любила меня.., любила меня, ты понимаешь? Меня, и никого больше.., считала меня необыкновенным человеком, смотрела на меня глазами, полными любви. Тони, в ее глазах было столько любви, что я терял рассудок, пьянел от ее любви, все сокровища мира были ничто по сравнению с этой любовью… Если бы.., если бы я был богат. Тони, если бы я мог дать ей все, что она заслуживала.., но, увы, я не мог. У меня ничего не получалось, я так и не дал ей ничего, ровным счетом ничего. – Он вскочил с кровати так резко, что заскрипели пружины, и подбежал ко мне. – Скажи мне, ты знаешь, что значит любовь такой женщины? Ты понимаешь, что значит чувствовать себя любимым такой женщиной?
– Нет, не знаю.
Он покачал головой.
– Никто этого не знает, потому что в мире нет второй такой женщины, как Мерседес… И я оказался не на высоте.., я ничего не смог ей дать.
Я не стал его разубеждать и говорить, что ей ничего и не надо было. Что она была счастлива с ним. Что богатство ее не интересовало, ей было вполне достаточно его любви и гениальности. Но всего этого Рикардо не знал.
Он этого не понимал тогда, а сейчас и подавно не мог понять, бесполезно объяснять ему такие вещи. Мы никогда ничего не понимаем в нужный момент. Ни один мужчина.
Рикардо вышел из оцепенения, широко улыбнулся и стукнул меня по плечу.
– Мне кажется, что, если я тебе не помогу, она мне этого никогда не простит. – Он подмигнул портрету. – Правда, Мерседес? Она мне часто рассказывала, что ты для нее сделал в свое время. Тони. Ну, говори, какую дерьмовую работу нужно сделать.
Я поерзал на стуле.
– Нужно войти в квартиру 11-Б на улице Альберто Алькосера, 37 и сфотографировать одного мошенника по имени Нельсон Роберто Крусес. Другого способа заставить его заплатить миллионные долги, кажется, нет. Этот жеребец устроил себе там конюшню и развлекается с какой-то кобылицей. Ты получаешь двести тысяч песет, не считая расходов на изготовление ключей, фотоаппарат со вспышкой, который мы возьмем напрокат, и прочее. Кстати, у тебя нет такого аппарата?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49