– Как тебя зовут?
– Элиодоро, попросту Доро. Меня все так зовут.
– Все?
Он обвел рукой помещение, – Здесь, у нас в конторе.
– Скажи мне, Доро, с твоим братом что-нибудь случилось?
На лице у него отразилось полное недоумение.
– Он что, попал в аварию? – спросил он.
– Не думаю. Но вчера он не пришел в "Рудольф" на нашу встречу, я надеялся, ты в курсе. Слушай, ты хоть помнишь, что приносил мне от него записку?
Доро помолчал, но потом ответил:
– Помню.
– Ну вот.
– Что?
– Бог мой!
– Что с вами? Живот болит? Газы? Вы не стесняйтесь… Я всегда говорю, что лучше показаться невоспитанным, чем навредить собственному здоровью. Не хотите? – Он протянул мне бутерброд.
– Нет, спасибо.
– Напрасно. Попробуйте. Объедение.
– Нет, спасибо. Где я могу найти Паулино?
– Паулино большой человек. А что вы изготовляете: мебель, рамы?
– Буфеты.
– Ага.
– Буфеты с музыкой.
– Черт возьми!
– Открываешь дверцу, и звучит популярная мелодия, например "Дикий кот".
– Надо же! – Он мечтательно закатил глаза. – Дорого наверно, берете?..
– – Ерунда, почти что даром.
– Во сколько же обходится такой буфетик?
– Триста песет.
Он перестал жевать. Индалесио все еще упражнялся с кувалдой на пустыре. Это было похоже на метроном. От таких звуков можно было сойти с ума. Я подумал, что нечто подобное вполне могло произойти с Доро.
– Не могли бы вы изготовить для меня парочку буфетиков? Только я бы хотел с фламенко. Можно?
– Это обойдется дороже.
Он снова откусил бутерброд и долго его пережевывал.
Я бросил окурок на пол.
– Насколько дороже? – наконец спросил он.
– Послушай, Доро, мне нужно повидаться с твоим братом Паулино, а мы все время перескакиваем на другие темы. Скажи мне, где он, и я тебе сделаю любой буфет.
– Я тебе заплачу пятьсот песет, идет?
– Договорились, пятьсот песет за один буфет.
Он откинулся на спинку стула. Последний кусок бутерброда, пропитанного маслом, исчез в его глотке, и он прикрыл глаза, казалось, сосредоточился на какой-то мысли. Вдруг он громко рыгнул.
– Очень вкусный бутерброд.
– На здоровье.
– Спасибо… Послушайте, когда будут готовы буфеты?
– Как только повидаюсь с твоим братом.
– Иногда его здесь не бывает по три дня. – Он подмигнул. – Проказник Паулино-..
– Забавляется с невестой?
Он скривил рот.
– Паулино часто ездит в Португалию на нашем большом "пегасе". – Он почесал свой жирный подбородок. – Нов этот раз он не брал грузовик…
– Может быть, взял другой?
– Нет, он всегда ездит на одном и том же. У него особая работа. Три дня на дорогу – туда и обратно.
– Значит, в этот раз он не брал "пегас"?
Доро отрицательно покачал головой.
– Может…
– Что может?
– Видите ли… – Он снова почесал подбородок. – У него есть квартирка, понимаете? ..Холостяцкая квартира… ну вот.., иногда он.., значит.., проводит там несколько дней. Адреса никто не знает.., даже я… – Он улыбнулся, обнажив грязные зубы. – Но.., это…
– Что?
– Я ж говорю.., у него есть квартира… – Он посмотрел на меня. – Однажды.., это., я слышал, как он говорил, что с его балкона.., это.., видна площадь Дос-де-Майо… Паулино очень любит эту площадь.., ну вот.., кажется, он говорил, что рядом есть бар, который называется.., называется…
– Вспомни, Доро, вспомни, я тебя прошу.
– Нет, не помню.
– Ну что ж ты, в самом деле!
– Постойте… – Он опять скривил рот и почесал лоб. – Постойте, сейчас вспомню, подождите… "Марагато", точно, "Марагато"… Так он и сказал.., у нас тут работает один парень, ну вот, он еще сказал, что там делают самую лучшую тортилью с картошкой и луком, а Паулино и говорит, что правда, что он часто заходит туда и что там готовят такую тортилью, пальчики оближешь.
– "Марагато", – повторил я. – Ты уверен, Доро?
– Да.
Я встал.
– Спасибо, я тебе сделаю буфет с Шестой симфонией Бетховена.
– Вы что, нарочно меня злите? Сделайте с фламенко.
Мы ведь договорились…
– По рукам.
Я вышел на свалку. Карлик все еще бил кувалдой по бывшему кузову машины, давно превратившемуся в бесформенную гору лома.

Глава 17

"Марагато" находился прямо на площади Дос-де-Майо, напротив таверны Пако. Это был маленький бар, выкрашенный в фиолетовый цвет. На дверях висела цепь с замком. На листке бумаги, прикрепленном кнопками, было написано: "Среда – выходной".
Я съел бутерброд с тортильей и выпил бутылочку пива у Пако. Когда наша шарага, которую мы называли полицейским участком, находилась на улице Даоиз, мы часто забегали к Пако выпить кофе или пива. Оперативная группа, которую тогда возглавлял Мельяда, тоже приходила сюда каждый день перекинуться в картишки.
Но с тех пор много воды утекло. Улица Маравильяс превратилась в модный район, здесь шатаются торговцы наркотиками, живут молодые художники, артисты. Не знаю, куда сейчас ходят выпить кофе полицейские, работающие в новом комиссариате, расположенном в современном здании на улице Луна. В свое время мы вдесятером ютились в маленькой душной каморке, а сейчас, насколько я знаю, в оперативной группе больше сорока человек, у них даже есть свои машины с рацией и гражданскими номерами.
Пако меня не узнал. Наверно, принял за одного из многих клиентов, покупающих у него кокаин или героин.
А может быть, и за старого педика, ищущего знакомства с худенькими мальчиками, готовыми на все ради пакетика белого порошка.
Таверна была полупустой. В глубине четверо пенсионеров играли в карты, громко разговаривая. Пако смотрел маленький черно-белый телевизор. Он еще больше полысел, волосы стали совсем седые, зато не потолстел А вот я, наверно, сильно изменился. В свое время у него долго висела на стене афиша боксерского матча, организованного клубом "Фронтон-Мадрид". Я тогда выиграл по сумме очков у итальянца Мендоччи, на которого возлагали большие надежды.
Я попросил кофе и сигару. В этот момент в лавку вошел высокий мужчина с животиком и тщательно ухоженной бородкой, придававшей его лицу хитроватое выражение.
Мужчина пристроился за стойкой рядом со мной.
– Привет, Пакито. Как жизнь?
– Да никак, сам видишь. Что будешь пить, Артуро?
– Рюмочку хорошего коньяка. Только не вздумай подсунуть мне разливной!
– Обижаешь. Я не держу разливной.
Где-то я видел этого человека. На нем был дорогой костюм, разговаривая, он как-то по-особенному кривил губы.
– Не заводись, Пако, налей-ка лучше коньячку.
Тот налил ему рюмку дорогого коньяка, и мужчина сразу же ее опрокинул. Потом вынул из кармана брюк толстую пачку денег и протянул Пако купюру в тысячу песет.
– Все процветаешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49