– Поэтому-то мы взываем к духам с мольбой о помощи во всех делах. – Она показала взглядом на забинтованную руку девушки. – Какой мужчина посватает тебя? Кому нужна жена-калека?
– Я не буду калекой. – Откуда ты знаешь?
– Просто знаю.
– Вот как, – сказала Ригантона. – Может быть, у тебя есть еще один дар – дар исцеления. Сумеешь ли ты исцелить саму себя?
– Нет. Говорю же тебе, у меня нет никакого дара, – говорила Эпона, пятясь от своей матери.
– Ты, кажется, не понимаешь, что я делаю это для твоего же собственного блага, Эпона, – упорствовала Ригантона, следуя за дочерью. – Тут у тебя нет права отказаться, как если бы ты выбирала себе мужа. Перестань хмуриться, пойми, какое счастье даровано тебе. По случаю твоего посвящения будет большое празднество, игры и пиршество…
Пока Эпона в ужасе выслушивала взлелеянный замысел ее матери, Туторикс получил крайне неприятные для него новости. Совет племени впервые подверг серьезному сомнению его положение вождя. Даже его младший брат Таранис, вернейший до сих пор его сторонник, воин, с которым он бился плечом к плечу не в одной битве, высказал мнение, что Непобедимый Вепрь слишком одряхлел, чтобы управлять племенем.
Своим неестественно низким голосом Таранис сказал брату:
– В последнее время ты обменивал наше богатство на плохие товары, заключая невыгодные сделки. – Члены совета согласно закивали головами. – В этот сезон ты не требовал самую высокую цену, как прежде. Своими льстивыми языками приезжие торговцы добивались того, чтобы ты принимал их шестое или седьмое предложение, не торгуясь по-настоящему. Где твоя прежняя торговая хватка, Туторикс?
Вождь в бешенстве обрушился на брата.
– Как ты смеешь говорить мне такое? – прокричал он побелевшими губами. – С тех пор как я стал вождем племени, я так расширил торговлю, что вы все обогатились, точно этрурийские принцы. Кто из вас мог бы сравниться со мной в этом деле?
– Никто не спорит с тобой, Туторикс. Ты был для нас солнцем, разгоняющим холодные тени, но твое солнце закатывается. Наступил твой вечер. Если бы мы должны были сейчас вступить в битву, не думаю, чтобы ты мог владеть мечом и щитом.
Окелос стоял чуть поодаль, за кругом, образованным членами совета; глаза его так и горели. Подняв глаза, Туторикс заметил выражение его лица: он походил на одного из стаи молодых волков, которые готовятся напасть на старого оленя. «Одна жизнь переходит в другую», – напомнил ему дух.
Туторикс поднялся, как если бы у него все еще были пружины в ногах, но это стоило ему большого усилия. За это солнечное время года он очень сильно состарился, и он знал это; он израсходовал больше сил, чем мог себе позволить.
– В том, что ты говоришь, возможно, есть доля правды, – признал он. – Но я должен подумать. Может быть, в снежное время года, когда у нас будет больше возможности для долгих разговоров и размышлений, мы подумаем об избрании нового вождя. Но пока я достаточно силен, чтобы позаботиться о своем племени. – Он с силой ударил жезлом оземь и пошел прочь.
Но, как только он удалился на достаточно большое расстояние, его плечи поникли от утомления. Он понял, как мало времени у него остается. Клыки у Непобедимого Вепря выдернуты. С его согласия – или же без его согласия – в скором времени будет выбран новый вождь, и его духу будет нечего делать в этом мире.
Он вернулся домой, не чувствуя ни ветра за спиной, ни Матери-Земли под ногами. Он даже не заметил Эпону, пока она сама не бросилась к нему на грудь, обвив его руками и крича:
– Останови ее, останови ее! Не допусти, чтобы мать погубила мою жизнь!
Он зашатался под этим неожиданным натиском.
– Чего ты вопишь? Объясни.
– Ригантона хочет отдать меня друидам, чтобы я стала с их помощью гутуитерой, но у меня нет никакого желания быть жрицей. Лучше пусть меня сожгут в корзине, – одним духом выпалила Эпона. Она широко развела руки и вновь обхватила отца; она почти бессвязно выражала весь свой юный ужас и негодование, но постепенно Туторикс все же понял. Ригантона решила что-то выторговать за девушку прямо сейчас, не дожидаясь, пока сможет выдать ее замуж.
Он осторожно высвободился из объятий Эпоны, удивленный чувством онемения во всем своем теле.
– Ригантона иногда проявляет излишнюю жадность, – сказал он. – Но ты можешь не тревожиться. Пока я еще, хоть и ненадолго вождь, повелеваю здесь я, и я скажу твоей матери, чтобы тебя не заставляли стать жрицей. Подожди здесь, все будет хорошо. – И он ласково потрепал ее по руке.
Но к нему уже направлялась Ригантона, следовавшая по пятам за дочерью. При виде ее Туторикс принял суровое, непреклонное выражение, свойственное ему еще в те дни, когда он был воином. Он окликнул ее сердитым голосом. Ригантона заколебалась.
Глядя на них обоих, испытывая ненависть к своей беспомощности, Эпона крепко стиснула кулачки. «Я сама имею право устроить свою жизнь», – подумала она, уже не впервые.
Туторикс покачнулся. Находившаяся в шести шагах от него Ригантона увидела, как его лицо странно посинело, глаза резко расширились. Он открыл рот, как будто собираясь что-то сказать, но не мог произнести ни слова, лишь издал звук, похожий на квакание. Его левая рука конвульсивно прижалась к груди, правая описала широкий круг в воздухе; в следующий миг он, словно подрубленное дерево, уже бездыханный, рухнул на землю.
ГЛАВА 7
Эпона подбежала к нему первая. К тому времени, когда он, покачнувшись, упал, она уже громко звала на помощь. Она бросилась на колени перед распростертым отцом и, взяв его голову в руки, мысленно молила о том, чтобы он открыл глаза и посмотрел на нее. Но его глаза оставались закрытыми, погруженные в темно-лиловые тени. Его голова походила на череп, кожа была безжизненно бледна и точно восковая.
Ригантона склонилась над ними.
– Что случилось? С ним все в порядке?.. Встань, Туторикс, ну что ты валяешься на земле. Уж не вздумал ли ты посмеяться надо мной?
Эпона старалась не слышать того, что говорила мать. Она сосредоточила все внимание на отце, ибо и без подсказки гутуитер знала, что его дух вот-вот оставит тело. Она умоляюще взглянула на мать и выпятила губы, призывая ее к молчанию.
Ригантона наконец поняла. Она встала на колени с другой стороны тела, почти такая же бледная, как и ее упавший муж. Обе женщины услыхали, как в его горле клокочет смерть; его дух стремился вознестись ввысь; затем они увидели, как его губы приоткрылись, чтобы высвободить наконец дух.
Вокруг них уже собралась толпа; они задавали недоуменные вопросы. Но как только поняли, что происходит, то сразу же все смолкли. Когда дух покидает тело, следует хранить безмолвие. Так безмолвствовали они, когда Бридда испустила свой последний дикий вопль.
Протолкавшийся сквозь толпу Поэль преклонил колени рядом с Эпоной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
– Я не буду калекой. – Откуда ты знаешь?
– Просто знаю.
– Вот как, – сказала Ригантона. – Может быть, у тебя есть еще один дар – дар исцеления. Сумеешь ли ты исцелить саму себя?
– Нет. Говорю же тебе, у меня нет никакого дара, – говорила Эпона, пятясь от своей матери.
– Ты, кажется, не понимаешь, что я делаю это для твоего же собственного блага, Эпона, – упорствовала Ригантона, следуя за дочерью. – Тут у тебя нет права отказаться, как если бы ты выбирала себе мужа. Перестань хмуриться, пойми, какое счастье даровано тебе. По случаю твоего посвящения будет большое празднество, игры и пиршество…
Пока Эпона в ужасе выслушивала взлелеянный замысел ее матери, Туторикс получил крайне неприятные для него новости. Совет племени впервые подверг серьезному сомнению его положение вождя. Даже его младший брат Таранис, вернейший до сих пор его сторонник, воин, с которым он бился плечом к плечу не в одной битве, высказал мнение, что Непобедимый Вепрь слишком одряхлел, чтобы управлять племенем.
Своим неестественно низким голосом Таранис сказал брату:
– В последнее время ты обменивал наше богатство на плохие товары, заключая невыгодные сделки. – Члены совета согласно закивали головами. – В этот сезон ты не требовал самую высокую цену, как прежде. Своими льстивыми языками приезжие торговцы добивались того, чтобы ты принимал их шестое или седьмое предложение, не торгуясь по-настоящему. Где твоя прежняя торговая хватка, Туторикс?
Вождь в бешенстве обрушился на брата.
– Как ты смеешь говорить мне такое? – прокричал он побелевшими губами. – С тех пор как я стал вождем племени, я так расширил торговлю, что вы все обогатились, точно этрурийские принцы. Кто из вас мог бы сравниться со мной в этом деле?
– Никто не спорит с тобой, Туторикс. Ты был для нас солнцем, разгоняющим холодные тени, но твое солнце закатывается. Наступил твой вечер. Если бы мы должны были сейчас вступить в битву, не думаю, чтобы ты мог владеть мечом и щитом.
Окелос стоял чуть поодаль, за кругом, образованным членами совета; глаза его так и горели. Подняв глаза, Туторикс заметил выражение его лица: он походил на одного из стаи молодых волков, которые готовятся напасть на старого оленя. «Одна жизнь переходит в другую», – напомнил ему дух.
Туторикс поднялся, как если бы у него все еще были пружины в ногах, но это стоило ему большого усилия. За это солнечное время года он очень сильно состарился, и он знал это; он израсходовал больше сил, чем мог себе позволить.
– В том, что ты говоришь, возможно, есть доля правды, – признал он. – Но я должен подумать. Может быть, в снежное время года, когда у нас будет больше возможности для долгих разговоров и размышлений, мы подумаем об избрании нового вождя. Но пока я достаточно силен, чтобы позаботиться о своем племени. – Он с силой ударил жезлом оземь и пошел прочь.
Но, как только он удалился на достаточно большое расстояние, его плечи поникли от утомления. Он понял, как мало времени у него остается. Клыки у Непобедимого Вепря выдернуты. С его согласия – или же без его согласия – в скором времени будет выбран новый вождь, и его духу будет нечего делать в этом мире.
Он вернулся домой, не чувствуя ни ветра за спиной, ни Матери-Земли под ногами. Он даже не заметил Эпону, пока она сама не бросилась к нему на грудь, обвив его руками и крича:
– Останови ее, останови ее! Не допусти, чтобы мать погубила мою жизнь!
Он зашатался под этим неожиданным натиском.
– Чего ты вопишь? Объясни.
– Ригантона хочет отдать меня друидам, чтобы я стала с их помощью гутуитерой, но у меня нет никакого желания быть жрицей. Лучше пусть меня сожгут в корзине, – одним духом выпалила Эпона. Она широко развела руки и вновь обхватила отца; она почти бессвязно выражала весь свой юный ужас и негодование, но постепенно Туторикс все же понял. Ригантона решила что-то выторговать за девушку прямо сейчас, не дожидаясь, пока сможет выдать ее замуж.
Он осторожно высвободился из объятий Эпоны, удивленный чувством онемения во всем своем теле.
– Ригантона иногда проявляет излишнюю жадность, – сказал он. – Но ты можешь не тревожиться. Пока я еще, хоть и ненадолго вождь, повелеваю здесь я, и я скажу твоей матери, чтобы тебя не заставляли стать жрицей. Подожди здесь, все будет хорошо. – И он ласково потрепал ее по руке.
Но к нему уже направлялась Ригантона, следовавшая по пятам за дочерью. При виде ее Туторикс принял суровое, непреклонное выражение, свойственное ему еще в те дни, когда он был воином. Он окликнул ее сердитым голосом. Ригантона заколебалась.
Глядя на них обоих, испытывая ненависть к своей беспомощности, Эпона крепко стиснула кулачки. «Я сама имею право устроить свою жизнь», – подумала она, уже не впервые.
Туторикс покачнулся. Находившаяся в шести шагах от него Ригантона увидела, как его лицо странно посинело, глаза резко расширились. Он открыл рот, как будто собираясь что-то сказать, но не мог произнести ни слова, лишь издал звук, похожий на квакание. Его левая рука конвульсивно прижалась к груди, правая описала широкий круг в воздухе; в следующий миг он, словно подрубленное дерево, уже бездыханный, рухнул на землю.
ГЛАВА 7
Эпона подбежала к нему первая. К тому времени, когда он, покачнувшись, упал, она уже громко звала на помощь. Она бросилась на колени перед распростертым отцом и, взяв его голову в руки, мысленно молила о том, чтобы он открыл глаза и посмотрел на нее. Но его глаза оставались закрытыми, погруженные в темно-лиловые тени. Его голова походила на череп, кожа была безжизненно бледна и точно восковая.
Ригантона склонилась над ними.
– Что случилось? С ним все в порядке?.. Встань, Туторикс, ну что ты валяешься на земле. Уж не вздумал ли ты посмеяться надо мной?
Эпона старалась не слышать того, что говорила мать. Она сосредоточила все внимание на отце, ибо и без подсказки гутуитер знала, что его дух вот-вот оставит тело. Она умоляюще взглянула на мать и выпятила губы, призывая ее к молчанию.
Ригантона наконец поняла. Она встала на колени с другой стороны тела, почти такая же бледная, как и ее упавший муж. Обе женщины услыхали, как в его горле клокочет смерть; его дух стремился вознестись ввысь; затем они увидели, как его губы приоткрылись, чтобы высвободить наконец дух.
Вокруг них уже собралась толпа; они задавали недоуменные вопросы. Но как только поняли, что происходит, то сразу же все смолкли. Когда дух покидает тело, следует хранить безмолвие. Так безмолвствовали они, когда Бридда испустила свой последний дикий вопль.
Протолкавшийся сквозь толпу Поэль преклонил колени рядом с Эпоной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121