– Поняла, поняла, – процедила Кира. – Что ж вы так кричите… У меня уже в ухе звенит… Ай! Так и знала…
– Что? Он опять свернул?
– Да нет же… Вы меня, наверное, убьете!
– Говори, не трави душу!
– Я передним колесом в яму села.
– И не можешь выехать?
– Пока не получается. Попробую враскачку…
Ворохтин сплюнул и опустил руку с радиостанцией, которая от напряжения уже начала неметь. Доверил девчонке такое опасное дело! Не дай бог с ней какая-нибудь скверная история случится!
– Как ты там, Кира? – спросил Ворохтин, снова прижимая радиостанцию к губам.
– Да вот подкладываю под колесо ветки… Понимаете, тут передок на грунт лег, потому так тяжело выходит…
– Джип где?
– Да его уже не видно. Скрылся за деревьями.
– А ты уверена, что эта дорога ведет в детский лагерь?
– Конечно, уверена! Вон слева видно, как вода блестит.
– Хорошо, – произнес Ворохтин. – Не суетись. Все, в общем-то, уже понятно… Прислать кого-нибудь на помощь?
– Вы что, опозорить меня хотите? – громко возмутилась Кира. – Сама справлюсь, не маленькая! Веток только надо побольше собрать и под колесо сунуть. А если не получится, я с домкрата попробую…
– Ну давай, пробуй!
Ворохтин отключил радиостанцию и посмотрел на часы. Без четверти шесть! Пятнадцать минут до начала связи с островами.
Он кинулся на спасательную вышку, поднялся наверх и взял у наблюдателя бинокль.
– Что это ты так запыхался? – спросил наблюдатель. – Голую женщину увидел?
Ворохтин молча рассматривал призрачные из-за тумана очертания островов. Мощная оптика стерла объем, и казалось, что острова, словно лодки у причала, прижимаются друг к другу и с Первого острова совсем не трудно дотянуться до сосновых веток Пятого… Вот опустевший Первый. После того как на нем погибла Лена, он стал казаться Ворохтину темным и мрачным. Этакий Летучий Голландец, дрейфующий по озеру без экипажа, но с тенью мертвеца.
Чуть дальше и правее – Второй. Лагутина увидеть невозможно, даже если бы в распоряжении Ворохтина был телескоп. Зеленая униформа растворяется в лиственной массе, словно кусок сахара в стакане чая. Третий и Четвертый стоят обособленно, разделенные небольшим проливом. Пятый в бинокль различить довольно трудно, он сливается с береговой полосой, и точно определить его границы почти невозможно…
Ворохтин чуть повернулся и посмотрел на лодочную станцию. Казалось, что стекла бинокля запотели. Густой туман серыми смазанными полосами накрыл детский лагерь и большую часть озера. С трудом можно было различить лишь темную полоску причала. Все остальные детали были словно смыты скипидаром с полотна художника.
– Случилось что-нибудь? – уже с нотками озабоченности спросил наблюдатель, пялясь на туманные очертания островов. Ворохтин вел себя необычно, и это его насторожило.
– Не знаю, – ответил Ворохтин, возвращая бинокль.
– Опять интуиция?
Без пяти шесть! Робинзоны уже должны приготовиться к сеансу связи, еще раз продумать, о чем они собираются рассказать и что показать. Они наводят камеры туда, где будут сидеть, насколько это возможно, приводят в порядок свой внешний вид, стараются улыбаться, проверяют, звонко ли звучит голос. И все это для того, чтобы убедить миллионы болельщиков в своей несокрушимой воле к победе.
Ворохтин настроился на волну Бревина.
– Спасательная служба на связи! У вас все в порядке? – спросил он.
– Конечно, – не совсем уверенно и удивленно ответил Бревин. – А что, собственно, случилось?
– Ничего не случилось, – как можно естественней ответил Ворохтин. – Формальная проверка.
Ботаник долго не отвечал на вызов, и у Ворохтина уже заныло от напряжения под ложечкой.
– У меня все по плану, – наконец флегматичным голосом ответил он на вопрос Ворохтина. – Делаю голубцы из листьев одуванчика и муравьиных яиц. Надеюсь, зрителей не будет тошнить?
– Лодки поблизости не видно?
– Лодки? Да тут такой туман, что я своей руки не вижу, – явно преувеличил он.
Лагутина, как и его соперников, также ничто не беспокоило.
– Холодно и одеяло промокло, – равнодушно сказал он. – А в остальном – полный порядок.
– Пожалуйста, постарайся держать ракетницу при себе, – как о чем-то заурядном, попросил Ворохтин. – И если произойдет нечто нестандартное, немедленно подай сигнал.
– Не совсем понимаю, о чем вы говорите, – зевая, ответил Лагутин. – Но ракетница всегда при мне.
– Глаз не спускай с островов! – назидательно сказал Ворохтин наблюдателю и побежал вниз.
Аппаратная уже была готова к связи с робинзонами. Три монитора уже светились, но на экранах пока была только «кашка». Техник, сидящий за пультом, опустил пальцы на рычажки и кнопки. Саркисян с микрофоном в руках сидел рядом с ним и смотрел на электронные часы, стоящие на монтажном столике.
– Время! – сказал он. – Общий вызов!
Техник нажал на кнопку, и радиосигнал со скоростью света полетел на острова.
– Внимание участникам «Робинзонады»! – сказал Саркисян. – Кто готов к выходу на связь с базой?
– Третий остров готов, – нараспев ответил Ботаник.
Тотчас на одном из мониторов появилось крупное изображение ладони, на которой лежал продолговатый зеленый сверток.
– Запись! – скомандовал Саркисян и снова включил микрофон: – Здравствуйте, Третий! Что это лежит у вас на ладони?
– Это голубец, – прозвучал голос Ботаника, усиленный и искаженный динамиками. – Сейчас я покажу, из чего он состоит…
Огромные пальцы шевелились на экране монитора, разворачивая лист. Отчетливо были видны грязные ногти, кожный узор на подушечках пальцев, мелкая и тонкая сеточка капилляров на листе одуванчика. Мизинец осторожно поддел край листа, и экран заполнила некая омерзительная субстанция, похожая на отварной рис.
– Неужели он это сожрет? – произнес кто-то.
– Не сожрет, так заставим, – отозвался Саркисян. – Соедините меня с Пятым!.. Бревин! Александр! Вы готовы?
Ворохтин стоял за бригадой и не сводил глаз с мониторов. Бревин с коричневым от глины лицом сидит под березой, привалившись спиной к стволу, и приветственно машет рукой… Огромный мизинец ворошит муравьиные куколки; они налипают на обгрызенный ноготь, под которым чернеет грязь… Лагутин, выпрямившись во весь рост, демонстративно выжимает одеяло, показывая, как оно вымокло в тумане. За ним, в самом углу экрана, темнеет давно потухшее кострище, а на скрещенных рогатинах висит девственно-чистый котелок…
Пять минут седьмого. Все в норме. Идет запись.
– …Сегодня утром я проколол шипом терновника новую дырку в ремне! – хвастался перед камерой Бревин.
– С какой стороны ремня, Саша? – вставил вопрос Саркисян. – Ближе к пряжке или наоборот?
И чего Бревин вдруг так смутился? Хороший, с юмором вопрос. На него отвечать – одно удовольствие!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50