Вот, например, Федору медициной прописана яичница на свином сале.
– Точно, – подтвердил успевший разуться Федя, развешивая на печи портянки. – И чтобы сало со шкуркой, добре прожаренное.
– Ага, со шкуркой, – передразнила Иваниха, ополаскивая в бадейке руки, – а может, ему еще рыбьего жира с укропом?
– Ни в коем разе, – возразил Кузя, – от рыбьего жира его слабит, удержу нет.
– И коли ж это кончится? – затараторила Иваниха, обращаясь к Катерине Борисовне, тем самым как бы выделяя из компании того, кто может ее понять и заступиться. – И по записке пришли, и кто ни зайдет – корми, и на хворых выделили… Во всем хозяйстве два куренка осталось, а им хоть бы что… Немцы отогнали, так…
Глядя на вспыхнувшее обидой, иссеченное морщинами лицо Иванихи, Катерина Борисовна вспомнила Юхимовну, хитрую и жадную кулачку, выдавшую ее и Вареньку с сыном полицаям. Нет, Иваниха не такая… «Верно, и в самом деле ничего не осталось у бедной женщины». Она готова была одернуть товарища К. и объяснить хозяйке, что они зашли только погреться, передохнуть. Но Иваниха не умолкала ни на минутку. Слова сыпались из нее, как овес из прорванной торбы.
– Старик у меня известно какой работник, совсем исхудал. На кислом-то молоке и молодой не потянет, а его, несчастного, что ни день, по ихним делам гоняют. То мерзлую землю копать, то с подводой, а я тут крутись одна… Скоро самой на вечеру, – она кивнула на ушат, – паронки заваривать буду. Где ж его набраться, того сала альбо яичек?
Переводя дыхание, она метнула глазом на Кузю. Катерине Борисовне показалось, вроде бы не без лукавинки.
– Значит, совсем обедняла, – успел вставить Кузя, – разорили вас партизаны, так, что ли?
– Я не кажу, партизаны, – быстро защитилась Иваниха, – были ж тут и немцы, а коли ничего нема?..
– Ничего? – иронически переспросил Кузя. – А если поискать?
– Ищи-свищи, хоть в клети, хоть в белом свете…
– Попробуем, – товарищ К. решительно поднялся со скамьи, – проверим путем новейших научных достижений.
Иваниха замолкла, с тревожным любопытством наблюдая, как он достал из-за пазухи наушники на пружине, надел их. Повисший под подбородком проводок хотел было приладить к коробке батареи, но передумал и просто соединил с другим, намотанным на длинную палку. На конце палки матово поблескивала вилообразная рогулина.
– Што это ты придумал? – спросила Иваниха.
– А вы что, впервой видите? – удивился товарищ К., поворачивая рукоятку настройки батареи. – Специальный аппарат для обнаруживания скрытых припасов – МВУ – магнитно-волновой указатель.
– Ну и что ж он указать может?
– Все, кроме сельдей в россоле.
В батарее щелкнуло и тонко заныло, будто комар полетел. Кажется, это окончательно убедило хозяйку. Она забеспокоилась.
– Да погоди ты… еще взорвется…
– Не бойтесь, гражданка, – авторитетно заявил товарищ К., направляя палку с рогулькой под полати, – здесь взрывной волны нет, а есть только психорация.
– Ну-ну… – всего-то и смогла выговорить Иваниха.
Выбравшись из-под полатей, товарищ К. пошарил вокруг сундука и застыл, вслушиваясь в наушники, в то же время незаметно поворачивая рукоятку батареи.
– Засекает! – прошептал он, словно сам удивившись своей удаче.
Федя подскочил на босых цыпочках, приложил к наушникам ухо.
– Точно, товарищ К., засекает…
И без наушников было слышно, как высокий комариный зуд то прерывался, то возникал с новой силой. Он смутил даже Катерину Борисовну. А Иваниха, переводя взгляд с одного хлопца на другого, неожиданно засмеялась.
– Ну и засекайте, коли так, а мне с вами бавиться часу нема…
Она подхватила сильными руками ушат и, толкнув ногой дверь, вышла в сени. Там загремело попавшее под ноги пустое ведро.
Товарищ К. растерянно смотрел на дверь.
– Не вышел ваш фокус? – улыбнулась Катерина Борисовна, довольная тем, что Иваниха не поддалась на обман, и немного жалея сконфуженных ребят. – По-хорошему бы попросили…
– Знаем мы ее, – хмуро отозвался товарищ К., разъединяя провода, – по-хорошему она сама с собой слова не скажет. Ладно, теперь недолго. До отряда дотерпим, а этой заразе попомним.
– Может, и верно у нее ничего нет, – заступилась Катерина Борисовна, – вас тут небось много ходит, на всех не напасешься…
– У нас такого порядка нет, чтобы партизаны самовольно по хатам ходили, – строго возразил товарищ К. – Что мы у нее, милостыню, что ли, выпрашиваем? Ее же защищаем, за нее жизни кладем… Да нас в каждой хате как родных встречают.
– Точно! – подтвердил Федя.
– А тут… одним словом, пошли!
– Погоди трошки, – попросил Федя, натягивая сапог, – ссохлись, проклятые…
Катерина Борисовна поднялась, сожалея о том, что надо покинуть теплую чистую хату.
Тут дверь открылась. Через порог шагнула хозяйка, прижимая к груди полную миску квашеной капусты, поверх которой лежал кусок розоватого, с изморозью сала. Под мышкой Иваниха держала бутылку, заткнутую клочком сена в тряпочке.
– Вроде я поверней засекла, – насмешливо сверкнула глазами хозяйка. – А то ишь на ощупь хотел меня испужать… Ах, сукины коты, хлопцы вы мои, хлопцы…
III
Люба:
– Не могу объяснить почему, но партизаны часто приписывали мне много лишнего. Чего только не выдумают, хотя все близко к правде. Работала-то в Минске не одна наша группа, и стыдно было мне к чужой славе примазываться. Я даже комиссару пожаловалась, товарищу Будаю, а он говорит:
– Ничего не поделаешь, Любовь Николаевна, народ сам создает своих героев, и тот, на кого пал выбор, должен оправдать веру людей.
– Ну, какой же герой из меня? Ни рожи ни кожи, вся высохла.
– Вы что думаете, герой обязательно чемпион по поднятию тяжестей или красавец какой-нибудь писаный? Конечно, и это имеет значение. Замухрышкам верят трудней… А вы даже не замечаете, как в последнее время изменились…
И верно, я изменилась. Во мне жила другая женщина. Люба, Любовь Николаевна, или Любочка, в зависимости от того, кто как ко мне относился. Я привыкла к новому имени. Если бы кто окликнул по-старому: Варенькой, не сразу бы отозвалась. И Владислава Юрьевна предупредила:
– Ты очень похорошела, Любочка. Смотри не попадайся на глаза молодым немцам.
Какие там немцы, тут от своих больных покоя не было. Только и слышишь: «Люба, посидите со мной», «Любочка, что же вы убегаете». А у меня дел по горло: и дежурство надо нести, и успеть задание выполнить.
Отдыхала, только придя в отряд.
Там наступали минуты такого покоя, даже счастья, каких не доводилось изведать еще долгие годы.
Санный рейд многое изменил в нашей жизни. Он не только помог разбросанным по лесам партизанским отрядам, но и нам, томившимся в городах… Взять хотя бы меня… Ведь и меня иногда мучила мысль: «Победим ли?»
На какое-то время жить стало легче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Точно, – подтвердил успевший разуться Федя, развешивая на печи портянки. – И чтобы сало со шкуркой, добре прожаренное.
– Ага, со шкуркой, – передразнила Иваниха, ополаскивая в бадейке руки, – а может, ему еще рыбьего жира с укропом?
– Ни в коем разе, – возразил Кузя, – от рыбьего жира его слабит, удержу нет.
– И коли ж это кончится? – затараторила Иваниха, обращаясь к Катерине Борисовне, тем самым как бы выделяя из компании того, кто может ее понять и заступиться. – И по записке пришли, и кто ни зайдет – корми, и на хворых выделили… Во всем хозяйстве два куренка осталось, а им хоть бы что… Немцы отогнали, так…
Глядя на вспыхнувшее обидой, иссеченное морщинами лицо Иванихи, Катерина Борисовна вспомнила Юхимовну, хитрую и жадную кулачку, выдавшую ее и Вареньку с сыном полицаям. Нет, Иваниха не такая… «Верно, и в самом деле ничего не осталось у бедной женщины». Она готова была одернуть товарища К. и объяснить хозяйке, что они зашли только погреться, передохнуть. Но Иваниха не умолкала ни на минутку. Слова сыпались из нее, как овес из прорванной торбы.
– Старик у меня известно какой работник, совсем исхудал. На кислом-то молоке и молодой не потянет, а его, несчастного, что ни день, по ихним делам гоняют. То мерзлую землю копать, то с подводой, а я тут крутись одна… Скоро самой на вечеру, – она кивнула на ушат, – паронки заваривать буду. Где ж его набраться, того сала альбо яичек?
Переводя дыхание, она метнула глазом на Кузю. Катерине Борисовне показалось, вроде бы не без лукавинки.
– Значит, совсем обедняла, – успел вставить Кузя, – разорили вас партизаны, так, что ли?
– Я не кажу, партизаны, – быстро защитилась Иваниха, – были ж тут и немцы, а коли ничего нема?..
– Ничего? – иронически переспросил Кузя. – А если поискать?
– Ищи-свищи, хоть в клети, хоть в белом свете…
– Попробуем, – товарищ К. решительно поднялся со скамьи, – проверим путем новейших научных достижений.
Иваниха замолкла, с тревожным любопытством наблюдая, как он достал из-за пазухи наушники на пружине, надел их. Повисший под подбородком проводок хотел было приладить к коробке батареи, но передумал и просто соединил с другим, намотанным на длинную палку. На конце палки матово поблескивала вилообразная рогулина.
– Што это ты придумал? – спросила Иваниха.
– А вы что, впервой видите? – удивился товарищ К., поворачивая рукоятку настройки батареи. – Специальный аппарат для обнаруживания скрытых припасов – МВУ – магнитно-волновой указатель.
– Ну и что ж он указать может?
– Все, кроме сельдей в россоле.
В батарее щелкнуло и тонко заныло, будто комар полетел. Кажется, это окончательно убедило хозяйку. Она забеспокоилась.
– Да погоди ты… еще взорвется…
– Не бойтесь, гражданка, – авторитетно заявил товарищ К., направляя палку с рогулькой под полати, – здесь взрывной волны нет, а есть только психорация.
– Ну-ну… – всего-то и смогла выговорить Иваниха.
Выбравшись из-под полатей, товарищ К. пошарил вокруг сундука и застыл, вслушиваясь в наушники, в то же время незаметно поворачивая рукоятку батареи.
– Засекает! – прошептал он, словно сам удивившись своей удаче.
Федя подскочил на босых цыпочках, приложил к наушникам ухо.
– Точно, товарищ К., засекает…
И без наушников было слышно, как высокий комариный зуд то прерывался, то возникал с новой силой. Он смутил даже Катерину Борисовну. А Иваниха, переводя взгляд с одного хлопца на другого, неожиданно засмеялась.
– Ну и засекайте, коли так, а мне с вами бавиться часу нема…
Она подхватила сильными руками ушат и, толкнув ногой дверь, вышла в сени. Там загремело попавшее под ноги пустое ведро.
Товарищ К. растерянно смотрел на дверь.
– Не вышел ваш фокус? – улыбнулась Катерина Борисовна, довольная тем, что Иваниха не поддалась на обман, и немного жалея сконфуженных ребят. – По-хорошему бы попросили…
– Знаем мы ее, – хмуро отозвался товарищ К., разъединяя провода, – по-хорошему она сама с собой слова не скажет. Ладно, теперь недолго. До отряда дотерпим, а этой заразе попомним.
– Может, и верно у нее ничего нет, – заступилась Катерина Борисовна, – вас тут небось много ходит, на всех не напасешься…
– У нас такого порядка нет, чтобы партизаны самовольно по хатам ходили, – строго возразил товарищ К. – Что мы у нее, милостыню, что ли, выпрашиваем? Ее же защищаем, за нее жизни кладем… Да нас в каждой хате как родных встречают.
– Точно! – подтвердил Федя.
– А тут… одним словом, пошли!
– Погоди трошки, – попросил Федя, натягивая сапог, – ссохлись, проклятые…
Катерина Борисовна поднялась, сожалея о том, что надо покинуть теплую чистую хату.
Тут дверь открылась. Через порог шагнула хозяйка, прижимая к груди полную миску квашеной капусты, поверх которой лежал кусок розоватого, с изморозью сала. Под мышкой Иваниха держала бутылку, заткнутую клочком сена в тряпочке.
– Вроде я поверней засекла, – насмешливо сверкнула глазами хозяйка. – А то ишь на ощупь хотел меня испужать… Ах, сукины коты, хлопцы вы мои, хлопцы…
III
Люба:
– Не могу объяснить почему, но партизаны часто приписывали мне много лишнего. Чего только не выдумают, хотя все близко к правде. Работала-то в Минске не одна наша группа, и стыдно было мне к чужой славе примазываться. Я даже комиссару пожаловалась, товарищу Будаю, а он говорит:
– Ничего не поделаешь, Любовь Николаевна, народ сам создает своих героев, и тот, на кого пал выбор, должен оправдать веру людей.
– Ну, какой же герой из меня? Ни рожи ни кожи, вся высохла.
– Вы что думаете, герой обязательно чемпион по поднятию тяжестей или красавец какой-нибудь писаный? Конечно, и это имеет значение. Замухрышкам верят трудней… А вы даже не замечаете, как в последнее время изменились…
И верно, я изменилась. Во мне жила другая женщина. Люба, Любовь Николаевна, или Любочка, в зависимости от того, кто как ко мне относился. Я привыкла к новому имени. Если бы кто окликнул по-старому: Варенькой, не сразу бы отозвалась. И Владислава Юрьевна предупредила:
– Ты очень похорошела, Любочка. Смотри не попадайся на глаза молодым немцам.
Какие там немцы, тут от своих больных покоя не было. Только и слышишь: «Люба, посидите со мной», «Любочка, что же вы убегаете». А у меня дел по горло: и дежурство надо нести, и успеть задание выполнить.
Отдыхала, только придя в отряд.
Там наступали минуты такого покоя, даже счастья, каких не доводилось изведать еще долгие годы.
Санный рейд многое изменил в нашей жизни. Он не только помог разбросанным по лесам партизанским отрядам, но и нам, томившимся в городах… Взять хотя бы меня… Ведь и меня иногда мучила мысль: «Победим ли?»
На какое-то время жить стало легче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65