На щеках пылали два искусно наведенных ярких пятна. «Вдова – в красном?» – подумал Бурский.
– Заходите, – пригласила она, – вам повезло, я чуть не ушла.
В гостиной она усадила гостя в кресло и после неловкой паузы спросила:
– Надеюсь, вы с новостями? Хотите кофе?
Глядя на эту молодую красивую женщину, прекрасно одетую, благоухающую французскими духами, Бурский все еще колебался, что и как ей сказать.
– Неужели его нашли? В Стамбуле?
– Нет, не в Стамбуле… У нас нашли, в пещере.
– В какой пещере? Почему в пещере? – Кандиларова, кажется, не сразу осознала смысл страшных слов. – Не может быть!
– Увы, это так, – тихо сказал майор и вкратце сообщил подробности. Вдова невидящим взглядом смотрела в одну точку. В самом деле потрясена или симулирует? В такие мгновения очень важно проследить за поведением. Сначала она порывисто вскочила, но тут же села, беспомощно сгорбившись. Переживает? А если сама, пусть и косвенно, замешана в убийстве? Они с Шатевым почему-то с самого начала отбросили такую возможность.
Несколько раз Кандиларова прикладывала к глазам ажурный платочек и наконец, как бы превозмогая боль, попросила:
– Расскажите! Расскажите…
Вероятно, хочет услышать подробности. О смерти мужа или о ходе следствия?
– Неудобно мне рассказывать вам подробности, они, понимаете… Хотя смотреть еще страшней. Он падал в озеро с высоты почти двадцати метров и в падении так обезобразил лицо, что по снимкам мы не могли его опознать. Потому и приходили к вам – взять отпечатки его пальцев… Лучше всего было бы избавить вас от процедуры опознания. Тем более что мы уже уверились: это его тело, вне всяких сомнений.
– А где… где он сейчас?
– В морге. Моя задача – кроме сообщения ужасной вести – поговорить с вами о том, когда и как мы вам передадим…
– В каком смысле – как? – перебила Кандиларова.
– Мы предлагаем – в закрытом гробу. Иначе, предупреждаю… картина для вас невыносимая.
– А в гробу – действительно будет он?
– Вы сомневаетесь? Ведь я представляю здесь законопорядок, понимаете? Впрочем, если у вас есть сомнения, если вы действительно хотели бы…
– Нет! Нет! Нет! – закричала она с перекошенным лицом, и Бурский отметил про себя, что так сыграть ужас невозможно. – Делайте так, как считаете нужным. Вы сказали о правопорядке. – Кандиларова выдержала долгую паузу, словно колеблясь. – Значит, вы – юрист?
– Да.
– Тогда не могли бы вы подсказать… что станет с квартирой, с нашим имуществом – в общем, с наследством?
– Ваш покойный супруг оставил завещание?
– Не знаю. С чего бы ему писать завещание?! Он ничем не болел.
– У него, кажется, есть дети?
– Да, от первого брака. Но они не поддерживали с отцом никаких отношений.
– Если завещания нет, все будет поделено согласно закону. А от нажитого совместно в браке…
– Все здесь нажито в нашем браке! – выпалила женщина.
– А от нажитого совместно в браке, – спокойно повторил Бурский, – на вашу долю приходится половина.
– Как так – половина? Здесь все записано на мое имя. Квартира, гарнитуры…
– Всему свое время. Посоветуйтесь с адвокатом. Теперь же надо назначить день похорон, позаботиться о некрологе. Вручаю вам документы о смерти.
Документы она положила, не глядя, на столик. Помолчала. Потом спросила:
– Как писать в некрологе, от чего он умер?
– Напишите: трагически погиб. На всякий случай оставлю свой телефон.
Судя по поведению вдовы, единственное, что по-настоящему сейчас ее волновало, – наследство. Бурский испытывал неудержимое желание уйти отсюда как можно скорее. Версия о самоубийстве Кандиларова, кажется, прошла. Но на всякий случай, тщательно обдумав вопрос, Бурский спросил:
– Как полагаете, почему ваш супруг покончил с собой?
Она даже не попыталась скрыть изумления.
– Покончил с собой? Но я поняла – несчастный случай…
То ли она была глупа, то ли его принимала за дурака.
– Простите, я ведь сказал о камне, который был привязан…
– Тогда, значит – самоубийство? Но почему?
– Именно это я и хотел бы узнать. Не замечали ли вы чего-нибудь такого, что могло бы навести вас на мысль о…
– Да вы что! Ему и в голову не могла прийти мысль о самоубийстве.
– Вот, значит, как. А мы, если бы не открытки, оформляя документацию, написали бы «самоубийство».
«Оформляя документацию» – сказано крепко. Эта стрела пущена в тех, кому Кандиларова передаст сегодняшний разговор. А в том, что ей есть кому передавать, Бурский почти не сомневался. Теперь они посожалеют, что затеяли игру с открытками.
– Какие открытки? – с отменно разыгранным удивлением вопросила вдова.
– Те самые, что вы нам любезно передали. Что муж ваш отдыхал на курорте, куда он даже не доехал. Что сбежал в Стамбул, где и духу его не было. Спрашивается, кто посылал открытки? Не с неба же они свалились.
– И я ужасно изумлена! – пролепетала Кандиларова.
«Как же, именно ужасно изумлена», – думал Бурский, прощаясь и выражая вдове свои соболезнования.
Шатев неустанно наблюдал за Ангелом Насуфовым. Уже на третий день он познакомился с ним, и случилось это гораздо проще и непринужденнее, чем можно было ожидать. Нанай Маро оказался личностью сверхконтактной – то, что называется «массовик-затейник».
Обитал Насуфов большей частью в своем любимом дневном баре «Пуэрто-Рико»: пил коньяк (не иначе как «Преслав») и кока-колу, иногда лениво жевал бутерброд, хрустел соленым миндалем. Из динамиков лился хрипловатый голос – надоевший шлягер довоенных лет, но на музыку здесь внимания не обращали, не она привлекала посетителей. Это были «бизнесмены» и многочисленные их сообщники, на блатном жаргоне презрительно именуемые «шестерками». Время от времени они подсаживались к столикам, шушукались о чем-то и, получив распоряжения, исчезали. Исчезали из бара, чтобы вскоре появиться у валютных магазинов, возле самых фешенебельных отелей, в аэропорту, на вокзале. Финансовые «операции» производились в баре, иногда пакеты оставляли прямо на столе, как бы забывая взять, иногда деньги запихивали прямо в сумку того, кому предназначались.
«Бизнес» шел полным ходом.
Нанай Маро был крупным, внушительного вида мужчиной. На смуглом его лице выделялся крючковатый нос, светло-карие глаза казались желтыми из-за нездоровой желтизны белков. Присмотревшись внимательнее, Шатев, однако, не нашел в Нанай Маро никаких признаков нездоровья. Наоборот, он выглядел глыбой, монументом и был, вероятно, страшно силен. «Шестерки» иначе, как «Батя», его не называли.
Неоднократное появление в «Пуэрто-Рико» чужака, видимо, встревожило завсегдатаев. Капитану поднадоели уже и коньяк, и соленые орешки, к тому же для личного бюджета удовольствие выходило обременительным.
Однажды Нанай Mapo поманил Шатева перстом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Заходите, – пригласила она, – вам повезло, я чуть не ушла.
В гостиной она усадила гостя в кресло и после неловкой паузы спросила:
– Надеюсь, вы с новостями? Хотите кофе?
Глядя на эту молодую красивую женщину, прекрасно одетую, благоухающую французскими духами, Бурский все еще колебался, что и как ей сказать.
– Неужели его нашли? В Стамбуле?
– Нет, не в Стамбуле… У нас нашли, в пещере.
– В какой пещере? Почему в пещере? – Кандиларова, кажется, не сразу осознала смысл страшных слов. – Не может быть!
– Увы, это так, – тихо сказал майор и вкратце сообщил подробности. Вдова невидящим взглядом смотрела в одну точку. В самом деле потрясена или симулирует? В такие мгновения очень важно проследить за поведением. Сначала она порывисто вскочила, но тут же села, беспомощно сгорбившись. Переживает? А если сама, пусть и косвенно, замешана в убийстве? Они с Шатевым почему-то с самого начала отбросили такую возможность.
Несколько раз Кандиларова прикладывала к глазам ажурный платочек и наконец, как бы превозмогая боль, попросила:
– Расскажите! Расскажите…
Вероятно, хочет услышать подробности. О смерти мужа или о ходе следствия?
– Неудобно мне рассказывать вам подробности, они, понимаете… Хотя смотреть еще страшней. Он падал в озеро с высоты почти двадцати метров и в падении так обезобразил лицо, что по снимкам мы не могли его опознать. Потому и приходили к вам – взять отпечатки его пальцев… Лучше всего было бы избавить вас от процедуры опознания. Тем более что мы уже уверились: это его тело, вне всяких сомнений.
– А где… где он сейчас?
– В морге. Моя задача – кроме сообщения ужасной вести – поговорить с вами о том, когда и как мы вам передадим…
– В каком смысле – как? – перебила Кандиларова.
– Мы предлагаем – в закрытом гробу. Иначе, предупреждаю… картина для вас невыносимая.
– А в гробу – действительно будет он?
– Вы сомневаетесь? Ведь я представляю здесь законопорядок, понимаете? Впрочем, если у вас есть сомнения, если вы действительно хотели бы…
– Нет! Нет! Нет! – закричала она с перекошенным лицом, и Бурский отметил про себя, что так сыграть ужас невозможно. – Делайте так, как считаете нужным. Вы сказали о правопорядке. – Кандиларова выдержала долгую паузу, словно колеблясь. – Значит, вы – юрист?
– Да.
– Тогда не могли бы вы подсказать… что станет с квартирой, с нашим имуществом – в общем, с наследством?
– Ваш покойный супруг оставил завещание?
– Не знаю. С чего бы ему писать завещание?! Он ничем не болел.
– У него, кажется, есть дети?
– Да, от первого брака. Но они не поддерживали с отцом никаких отношений.
– Если завещания нет, все будет поделено согласно закону. А от нажитого совместно в браке…
– Все здесь нажито в нашем браке! – выпалила женщина.
– А от нажитого совместно в браке, – спокойно повторил Бурский, – на вашу долю приходится половина.
– Как так – половина? Здесь все записано на мое имя. Квартира, гарнитуры…
– Всему свое время. Посоветуйтесь с адвокатом. Теперь же надо назначить день похорон, позаботиться о некрологе. Вручаю вам документы о смерти.
Документы она положила, не глядя, на столик. Помолчала. Потом спросила:
– Как писать в некрологе, от чего он умер?
– Напишите: трагически погиб. На всякий случай оставлю свой телефон.
Судя по поведению вдовы, единственное, что по-настоящему сейчас ее волновало, – наследство. Бурский испытывал неудержимое желание уйти отсюда как можно скорее. Версия о самоубийстве Кандиларова, кажется, прошла. Но на всякий случай, тщательно обдумав вопрос, Бурский спросил:
– Как полагаете, почему ваш супруг покончил с собой?
Она даже не попыталась скрыть изумления.
– Покончил с собой? Но я поняла – несчастный случай…
То ли она была глупа, то ли его принимала за дурака.
– Простите, я ведь сказал о камне, который был привязан…
– Тогда, значит – самоубийство? Но почему?
– Именно это я и хотел бы узнать. Не замечали ли вы чего-нибудь такого, что могло бы навести вас на мысль о…
– Да вы что! Ему и в голову не могла прийти мысль о самоубийстве.
– Вот, значит, как. А мы, если бы не открытки, оформляя документацию, написали бы «самоубийство».
«Оформляя документацию» – сказано крепко. Эта стрела пущена в тех, кому Кандиларова передаст сегодняшний разговор. А в том, что ей есть кому передавать, Бурский почти не сомневался. Теперь они посожалеют, что затеяли игру с открытками.
– Какие открытки? – с отменно разыгранным удивлением вопросила вдова.
– Те самые, что вы нам любезно передали. Что муж ваш отдыхал на курорте, куда он даже не доехал. Что сбежал в Стамбул, где и духу его не было. Спрашивается, кто посылал открытки? Не с неба же они свалились.
– И я ужасно изумлена! – пролепетала Кандиларова.
«Как же, именно ужасно изумлена», – думал Бурский, прощаясь и выражая вдове свои соболезнования.
Шатев неустанно наблюдал за Ангелом Насуфовым. Уже на третий день он познакомился с ним, и случилось это гораздо проще и непринужденнее, чем можно было ожидать. Нанай Маро оказался личностью сверхконтактной – то, что называется «массовик-затейник».
Обитал Насуфов большей частью в своем любимом дневном баре «Пуэрто-Рико»: пил коньяк (не иначе как «Преслав») и кока-колу, иногда лениво жевал бутерброд, хрустел соленым миндалем. Из динамиков лился хрипловатый голос – надоевший шлягер довоенных лет, но на музыку здесь внимания не обращали, не она привлекала посетителей. Это были «бизнесмены» и многочисленные их сообщники, на блатном жаргоне презрительно именуемые «шестерками». Время от времени они подсаживались к столикам, шушукались о чем-то и, получив распоряжения, исчезали. Исчезали из бара, чтобы вскоре появиться у валютных магазинов, возле самых фешенебельных отелей, в аэропорту, на вокзале. Финансовые «операции» производились в баре, иногда пакеты оставляли прямо на столе, как бы забывая взять, иногда деньги запихивали прямо в сумку того, кому предназначались.
«Бизнес» шел полным ходом.
Нанай Маро был крупным, внушительного вида мужчиной. На смуглом его лице выделялся крючковатый нос, светло-карие глаза казались желтыми из-за нездоровой желтизны белков. Присмотревшись внимательнее, Шатев, однако, не нашел в Нанай Маро никаких признаков нездоровья. Наоборот, он выглядел глыбой, монументом и был, вероятно, страшно силен. «Шестерки» иначе, как «Батя», его не называли.
Неоднократное появление в «Пуэрто-Рико» чужака, видимо, встревожило завсегдатаев. Капитану поднадоели уже и коньяк, и соленые орешки, к тому же для личного бюджета удовольствие выходило обременительным.
Однажды Нанай Mapo поманил Шатева перстом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41