Когда он обнимал ее раньше, он не чувствовал такого. Она стала мягче, линии плеч округлились, и пояс уже не был столь тонким и хрупким. Ей это удивительно шло, делало ее еще женственней, еще нежней.
- Иди, иди сюда, садись… Я хотела ехать в Псков, но меня не отпустили, распутица началась, снег растаял. Мне сказали, что туда не попасть, что город окружен.
- Зачем в Псков?
- Ну садись же! Ты такой худой… Глаза провалились... Когда мне рассказали, что ты ранен, я сразу хотела ехать в Псков… - она потянула его за собой к столу, - я хотела нанять сани, перевозчика, но все отказывались…
- Я даже ничего не привез тебе, - он виновато развел руками, - я забыл…
- Младик, ну что ты говоришь! Мне ничего не надо! Я и так счастлива, потому что ты вернулся! Младик, я боялась надеяться! Когда мне сказали, что тебе топором пробили легкое, и что у тебя горячка, я думала, что никогда больше тебя не увижу! Я так и знала, что студенты это придумали нарочно, такого не может быть, с тобой не могло такого случиться! - она снова расплакалась.
- Да нет, они не придумали. Разве можно такое придумать? - Млад вздохнул и поспешно добавил, - но со мной все хорошо, я выздоровел. Почти совсем… Не плачь, пожалуйста.
- Теперь же тебе не надо от меня уходить, правда? Теперь ты можешь утешать меня, сколько тебе захочется, - она улыбнулась сквозь слезы.
- Я тебя утешаю, - он погладил ее плечо.
- Да сядь же, наконец! Я сейчас. Я что-нибудь приготовлю. У меня есть молоко, и хлеб еще не остыл, хочешь хлеба с молоком?
- Не надо ничего.
- Младик, ты такой худущий, страшно же смотреть…
- Ты думаешь, я сразу поправлюсь, если немедленно поем хлеба с молоком? - он улыбнулся.
- Я буду кормить тебя три… нет, пять раз в день. И ты поправишься, рано или поздно. Ну хоть чаю?
- Не надо. Просто посиди со мной рядом. Я очень по тебе скучал.
- Мне надо было приехать к тебе в Псков.
- Ну что бы ты там делала? И потом, это и вправду было опасно.
- Я бы ухаживала за тобой. Мне однажды приснилось, что ты зовешь меня, что тебе очень плохо, и ты кричишь, и зовешь меня. Я встала ночью и начала собираться. И пошла в Новгород, среди ночи, представляешь? Но меня никто не захотел везти в Псков.
Млад прикусил губу - то, что в бреду казалось ему естественным, теперь вдруг вызвало неловкость и стыд.
- Я звал тебя, - он честно пожал плечами, - но я был в горячке, я же не думал, что ты меня услышишь на самом деле. Верней, тогда я думал, что ты меня услышишь…
Она снова обняла его и замолчала, поглаживая его плечи и голову - бережно, нежно. Млад замер и задержал дыхание - он так соскучился по ее ласке, и совсем забыл, как это хорошо.
- Чудушко мое… Мое бедное худущее чудушко, - наконец, шепнула она ему на ухо, - я больше никуда тебя не отпущу.
- Не отпускай. Я только хотел пойти баню стопить… Добробой… Он…
- Я знаю, - она взяла его за руку, - и про Ширяя знаю… Я сама истоплю тебе баню, и сама тебя попарю, не ходи никуда.
- Ширяю надо помочь. Он еще не привык, не научился.
- Я думаю, он уже парится, - Дана усмехнулась, - его тоже ждали. Знаешь, я боюсь на тебя смотреть. Мне страшно делается, когда я на тебя смотрю…
- А ты стала еще красивей, - вздохнул он.
- Да уж, красивей… ничего не скажешь, - она засмеялась сквозь слезы.
- Конечно.
- Да ну что ты говоришь, Младик! Весь университет обсуждает, все бабы в Сычевке. Всем давно стало заметно… Лето ведь, никуда не спрячешься…
- От чего? - не понял Млад.
- Младик, ну посмотри на меня… Ты что, ничего не видишь?
Он внимательно всмотрелся в ее лицо - чуть округлившееся, с припухшими заплаканными глазами.
- Тоже мне, волхв-гадатель, - она улыбнулась, - ну посмотри же!
- Я смотрю.
- Ты не туда смотришь, чудушко. Ладно, может быть, месяца через три разберешься…
- Дана… - он поднялся на ноги и сглотнул - у него вдруг пересохло во рту, - Дана, ты… ты носишь ребенка?
- Наконец-то, - она улыбнулась.
- Дана… - он боялся спросить, и понимал, что спросить надо сразу, чтоб не мучится ни напрасной надеждой, ни глупой ревностью, - Дана…
- Ну что ты? Сядешь ты когда-нибудь?
- Я сяду, - Млад кивнул, - ты мне только скажи…
Он снова замолчал, не зная, как задать вопрос так, чтоб ее не обидеть.
- Ты еще смеешь сомневаться… - она усмехнулась, - когда ты ушел, я решила, что выйду за тебя замуж, если ты вернешься. Когда мне сказали, что Добробой погиб, я очень испугалась. Его подружка тоже беременна, и я подумала… Я подумала, боги дали нам детей, потому что… Чтоб…
Млад перебил ее.
- Ты на самом деле выйдешь за меня замуж? - спросил он, запинаясь.
- Когда ты уходил, я поняла, что не могу без тебя. Я думаю, ты будешь хорошим отцом.
- Дана… Честное слово… Я буду хорошим отцом!
Пока топилась баня, она рассказала ему о Родомиле, о болезни князя, о том, что посадником стал Чернота Свиблов, о новом главном дознавателе, о новом воеводе, который, говорят, прелесть как хорош собой: новостей в Новгороде хватало.
- С тех пор, как Свиблов стал посадником, построили три церкви, и строят четвертую, каменную. На торге я то и дело встречаю христианских жрецов - их развелось больше, чем волхвов. А князь Борис запрещал им тут появляться, и церкви хотел снести. Говорят, князь Волот умрет…
- Кто говорит? - переспросил Млад.
- Новгородцы. Мне показалось, кто-то нарочно распускает эти слухи. Свиблов, например. Я видела князя совсем недавно, он ехал верхом из Городища в детинец. Если бы он был так сильно болен, разве бы он поехал верхом? И потом, его лечит доктор Велезар.
- И чем он болен?
- Говорят, падучей болезнью.
- От падучей болезни не умирают быстро. Сначала человек превращается в слабоумного. Но в начале болезни между припадками он может чувствовать себя здоровым.
- Говорят, он прямо в думе упал и бился в судорогах…
- Я не врач. Доктору Велезару, я думаю, видней. Он знает все болезни, от которых случаются судороги. Ему достаточно было взглянуть на Мишу, чтоб тут же послать за мной…
Млад вспомнил Мишу, вслед за ним - Добробоя, и вздохнул.
- Новый главный дознаватель выяснил, кто убил Белояра, - сказала Дана, - Родомил три месяца искал и не нашел, а этот за десять дней разобрался. Как будто Родомил был настолько глуп и не умел искать… Весь Новгород говорит об этом. И убийцу Смеяна Тушича он нашел тоже, еще быстрей. Мне кажется, он нарочно дурит головы новгородцам и князю.
- Не исключено.
- Тебе это неинтересно? - удивилась Дана.
- Мне интересно. Ты говори. Я просто… чувствую себя усталым. Мне кажется, что все изменилось, пока меня не было, и обратно повернуть ничего нельзя. Как будто что-то страшное происходит, а могу только стоять и смотреть на это. В самом начале похода, когда мы возвращались из-под Изборска в Псков, у нас с Ширяем было видение. Иначе я никак не могу это назвать…
- Я знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
- Иди, иди сюда, садись… Я хотела ехать в Псков, но меня не отпустили, распутица началась, снег растаял. Мне сказали, что туда не попасть, что город окружен.
- Зачем в Псков?
- Ну садись же! Ты такой худой… Глаза провалились... Когда мне рассказали, что ты ранен, я сразу хотела ехать в Псков… - она потянула его за собой к столу, - я хотела нанять сани, перевозчика, но все отказывались…
- Я даже ничего не привез тебе, - он виновато развел руками, - я забыл…
- Младик, ну что ты говоришь! Мне ничего не надо! Я и так счастлива, потому что ты вернулся! Младик, я боялась надеяться! Когда мне сказали, что тебе топором пробили легкое, и что у тебя горячка, я думала, что никогда больше тебя не увижу! Я так и знала, что студенты это придумали нарочно, такого не может быть, с тобой не могло такого случиться! - она снова расплакалась.
- Да нет, они не придумали. Разве можно такое придумать? - Млад вздохнул и поспешно добавил, - но со мной все хорошо, я выздоровел. Почти совсем… Не плачь, пожалуйста.
- Теперь же тебе не надо от меня уходить, правда? Теперь ты можешь утешать меня, сколько тебе захочется, - она улыбнулась сквозь слезы.
- Я тебя утешаю, - он погладил ее плечо.
- Да сядь же, наконец! Я сейчас. Я что-нибудь приготовлю. У меня есть молоко, и хлеб еще не остыл, хочешь хлеба с молоком?
- Не надо ничего.
- Младик, ты такой худущий, страшно же смотреть…
- Ты думаешь, я сразу поправлюсь, если немедленно поем хлеба с молоком? - он улыбнулся.
- Я буду кормить тебя три… нет, пять раз в день. И ты поправишься, рано или поздно. Ну хоть чаю?
- Не надо. Просто посиди со мной рядом. Я очень по тебе скучал.
- Мне надо было приехать к тебе в Псков.
- Ну что бы ты там делала? И потом, это и вправду было опасно.
- Я бы ухаживала за тобой. Мне однажды приснилось, что ты зовешь меня, что тебе очень плохо, и ты кричишь, и зовешь меня. Я встала ночью и начала собираться. И пошла в Новгород, среди ночи, представляешь? Но меня никто не захотел везти в Псков.
Млад прикусил губу - то, что в бреду казалось ему естественным, теперь вдруг вызвало неловкость и стыд.
- Я звал тебя, - он честно пожал плечами, - но я был в горячке, я же не думал, что ты меня услышишь на самом деле. Верней, тогда я думал, что ты меня услышишь…
Она снова обняла его и замолчала, поглаживая его плечи и голову - бережно, нежно. Млад замер и задержал дыхание - он так соскучился по ее ласке, и совсем забыл, как это хорошо.
- Чудушко мое… Мое бедное худущее чудушко, - наконец, шепнула она ему на ухо, - я больше никуда тебя не отпущу.
- Не отпускай. Я только хотел пойти баню стопить… Добробой… Он…
- Я знаю, - она взяла его за руку, - и про Ширяя знаю… Я сама истоплю тебе баню, и сама тебя попарю, не ходи никуда.
- Ширяю надо помочь. Он еще не привык, не научился.
- Я думаю, он уже парится, - Дана усмехнулась, - его тоже ждали. Знаешь, я боюсь на тебя смотреть. Мне страшно делается, когда я на тебя смотрю…
- А ты стала еще красивей, - вздохнул он.
- Да уж, красивей… ничего не скажешь, - она засмеялась сквозь слезы.
- Конечно.
- Да ну что ты говоришь, Младик! Весь университет обсуждает, все бабы в Сычевке. Всем давно стало заметно… Лето ведь, никуда не спрячешься…
- От чего? - не понял Млад.
- Младик, ну посмотри на меня… Ты что, ничего не видишь?
Он внимательно всмотрелся в ее лицо - чуть округлившееся, с припухшими заплаканными глазами.
- Тоже мне, волхв-гадатель, - она улыбнулась, - ну посмотри же!
- Я смотрю.
- Ты не туда смотришь, чудушко. Ладно, может быть, месяца через три разберешься…
- Дана… - он поднялся на ноги и сглотнул - у него вдруг пересохло во рту, - Дана, ты… ты носишь ребенка?
- Наконец-то, - она улыбнулась.
- Дана… - он боялся спросить, и понимал, что спросить надо сразу, чтоб не мучится ни напрасной надеждой, ни глупой ревностью, - Дана…
- Ну что ты? Сядешь ты когда-нибудь?
- Я сяду, - Млад кивнул, - ты мне только скажи…
Он снова замолчал, не зная, как задать вопрос так, чтоб ее не обидеть.
- Ты еще смеешь сомневаться… - она усмехнулась, - когда ты ушел, я решила, что выйду за тебя замуж, если ты вернешься. Когда мне сказали, что Добробой погиб, я очень испугалась. Его подружка тоже беременна, и я подумала… Я подумала, боги дали нам детей, потому что… Чтоб…
Млад перебил ее.
- Ты на самом деле выйдешь за меня замуж? - спросил он, запинаясь.
- Когда ты уходил, я поняла, что не могу без тебя. Я думаю, ты будешь хорошим отцом.
- Дана… Честное слово… Я буду хорошим отцом!
Пока топилась баня, она рассказала ему о Родомиле, о болезни князя, о том, что посадником стал Чернота Свиблов, о новом главном дознавателе, о новом воеводе, который, говорят, прелесть как хорош собой: новостей в Новгороде хватало.
- С тех пор, как Свиблов стал посадником, построили три церкви, и строят четвертую, каменную. На торге я то и дело встречаю христианских жрецов - их развелось больше, чем волхвов. А князь Борис запрещал им тут появляться, и церкви хотел снести. Говорят, князь Волот умрет…
- Кто говорит? - переспросил Млад.
- Новгородцы. Мне показалось, кто-то нарочно распускает эти слухи. Свиблов, например. Я видела князя совсем недавно, он ехал верхом из Городища в детинец. Если бы он был так сильно болен, разве бы он поехал верхом? И потом, его лечит доктор Велезар.
- И чем он болен?
- Говорят, падучей болезнью.
- От падучей болезни не умирают быстро. Сначала человек превращается в слабоумного. Но в начале болезни между припадками он может чувствовать себя здоровым.
- Говорят, он прямо в думе упал и бился в судорогах…
- Я не врач. Доктору Велезару, я думаю, видней. Он знает все болезни, от которых случаются судороги. Ему достаточно было взглянуть на Мишу, чтоб тут же послать за мной…
Млад вспомнил Мишу, вслед за ним - Добробоя, и вздохнул.
- Новый главный дознаватель выяснил, кто убил Белояра, - сказала Дана, - Родомил три месяца искал и не нашел, а этот за десять дней разобрался. Как будто Родомил был настолько глуп и не умел искать… Весь Новгород говорит об этом. И убийцу Смеяна Тушича он нашел тоже, еще быстрей. Мне кажется, он нарочно дурит головы новгородцам и князю.
- Не исключено.
- Тебе это неинтересно? - удивилась Дана.
- Мне интересно. Ты говори. Я просто… чувствую себя усталым. Мне кажется, что все изменилось, пока меня не было, и обратно повернуть ничего нельзя. Как будто что-то страшное происходит, а могу только стоять и смотреть на это. В самом начале похода, когда мы возвращались из-под Изборска в Псков, у нас с Ширяем было видение. Иначе я никак не могу это назвать…
- Я знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154