Есть твое имя в этой книге? Есть? Ты достойна?
Кейт вскрикнула, ей вдруг стало страшно. Кто-то схватил ее за невидимую руку и поднял в сверкающий воздух.
Глаза и уши Кейт словно бы набухли. Свет, шум, удушливый запах хот-догов навалились на нее. Бобби стоял перед ней на коленях.
– Он до тебя докопался, да?
– Биллибоб умеет доносить свои послания до тех, кому они предназначены, – выдохнула Кейт. Она все еще плохо ориентировалась в пространстве.
Люди, сидевшие рядами на стареньких обшарпанных деревянных креслах, раскачивались и стонали, из-под черных присосок очков текли слезы. В одном месте медики работали с людьми, потерявшими сознание.
«Наверное, у кого-то обморок, у кого-то – припадок эпилепсии, а у кого-то, возможно, и инфаркт», – подумала Кейт. Когда она покупала билеты, ей пришлось заполнить несколько анкет, содержавших предупреждения, – дескать, «ознакомлена, согласна».
Да она и не думала, что здоровье и безопасность прихожан имеют такое уж значение для Биллибоба Микса.
Она с любопытством смотрела на Бобби. Тот, похоже, чувствовал себя нормально.
– А ты как? – поинтересовалась Кейт.
Бобби пожал плечами.
– Мне случалось играть и в более интересные приключенческие игры. – Он запрокинул голову и посмотрел на грязное декабрьское небо. – Кейт… я понимаю, что ты просто используешь меня как способ подобраться к моему отцу. Но ты мне все равно нравишься. И может быть, для моей души будет полезно утереть Хайрему нос. Как думаешь?
Кейт затаила дыхание, немного помолчала и сказала:
– Знаешь, пока я от тебя ничего более человеческого не слышала.
– Тогда давай сделаем это.
Кейт вымученно улыбнулась. Она добилась того, чего хотела.
Но мир вокруг все еще казался ей нереальным – в сравнении с яркостью последних мгновений, проведенных внутри сознания Биллибоба.
Кейт не сомневалась в том, что уничтожит Биллибоба Микса – если слухи насчет мощности будущего детища Хайрема были верны. Это будет великий подвиг, личная победа.
Но она знала, что какая-то ее частичка, как бы глубоко она ее ни прятала, будет всегда сожалеть об этом. Какая-то ее частичка будет всегда мечтать, чтобы ей noзволили вернуться в сверкающий золотой город, стены которого поднимаются к луне и где ее ждут сияющие и улыбающиеся люди.
Биллибоб пробился. Его шоковая тактика сработала даже с ней. И конечно, это и было самое главное. Но Биллибоба следовало остановить.
– Да, – ответила Кейт. – Давай сделаем это.
/6/
ЖЕМЧУЖИНА ЗА МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ
Давид вместе с Хайремом и Бобби сидел перед огромным софт-скрином, висевшим на стене компьютерного зала «Червячника». Изображение на экране, передаваемое с камеры по волоконно-оптическому кабелю из сердцевины сверхпроводящего магнитного модуля «Червячника», представляло собой сплошную черноту, изредка прерываемую случайным «бродячим» пикселем, точкой света и цвета.
Цифровое табло в углу экрана вело обратный отсчет времени.
Хайрем нетерпеливо расхаживал по тесному, заставленному компьютерным оборудованием залу. Ассистенты Давида шарахались от него, избегали встречаться с ним взглядом. Хайрем еле слышно буркнул:
– Откуда ты знаешь, открыта ли она вообще, эта треклятая «червоточина»?
Давид с трудом сдержал улыбку.
– Шепотом говорить не обязательно. – Он указал на дисплей в углу экрана. Рядом с табло обратного отсчета располагалась цифровая строчка. В ней то и дело повторялась последовательность простых чисел – от двух до тридцати одного. – Это тест-сигнал, который посылает по «червоточине» команда из Брисбена на длине волны обычных гамма-лучей. Так мы имеем уверенность в том, что нам удалось найти и удержать устье «червоточины» – без какого бы то ни было якоря на дальнем конце, и что австралийцы смогли обнаружить это устье.
За три месяца работы в Сиэтле Давид быстро придумал способ применения модуляций импульсов экзотической материи для борьбы с врожденной неустойчивостью «червоточин». Конечно, поставить этот способ на практические инженерные рельсы, чтобы обрести возможность раз за разом повторять эксперимент, было невероятно сложно – но в конце концов Давид добился успеха.
– Наше размещение дальнего устья пока не такое уж точное. Боюсь, нашим австралийским коллегам приходится искать устья наших «червоточин», сдувая с них, образно выражаясь, пылинки. «Ловим пузырьки посреди гейзера» – так они описывают свою работу… И все-таки теперь мы можем открыть «червоточину», ведущую куда угодно. Но чего мы пока не знаем, так это того, удастся ли нам расширить «червоточины» до таких размеров, что по ним можно будет пропускать свет видимой части спектра.
Бобби сидел у стола, небрежно облокотившись на столешницу и положив ногу на ногу. Вид у него был бодрый и расслабленный одновременно – будто он только что вернулся с теннисного корта. «А может быть, он и вправду только что оттуда», – рассеянно подумал Давид.
– Мне кажется, Давид просто молодчина, папа, – изрек Бобби. – Он ведь уже успел решить проблему наполовину.
– Угу, – буркнул Хайрем. – Но пока я не вижу ничего, кроме гамма-лучей, которые нам подбрасывают какие-то задавалистые австралийские типчики. Если только мы не найдем способа, как расширить эти гадские хреновины, можно считать, что мои денежки летят на ветер. А я не могу оплачивать все это ожидание! Почему только один тест в день?
– Потому, – спокойно ответил Давид, – что нам приходится анализировать результаты каждого теста, «раздевать» двигатели Казимира, перенастраивать контрольное оборудование и детекторы. Мы должны понять причину каждой неудачи, прежде чем двигаться вперед, к успеху.
«То есть, – добавил он про себя, – до того, как я смогу вырваться из этого запутанного семейного клубка и вернуться к сравнительно спокойной жизни в Оксфорде – к сражениям за финансирование программ, к яростному научному соперничеству и так далее…»
Бобби спросил:
– А что именно мы ищем? Как должно выглядеть устье «червоточины»?
– На этот вопрос и я могу ответить, – буркнул Хайрем, продолжая расхаживать по залу. – В детстве я успел насмотреться всяких поганых научно-популярных телепрограмм. «Червоточина» – это прокол в четвертом измерении. Нужно вырезать кусок из трехмерного пространства и соединить его с другим таким же вырезанным куском в Брисбене.
Бобби вздернул бровь и вопросительно посмотрел на Давида.
Давид высказался осторожно:
– Все немного сложнее. Но отец больше прав, чем не прав. Устье «червоточины» представляет собой сферу, свободно парящую в пространстве. Трехмерная выборка. Если нам удастся добиться расширения, мы впервые получим возможность увидеть устье нашей «червоточины» – хотя бы с помощью обычной лупы…
На табло обратного отсчета появились однозначные цифры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Кейт вскрикнула, ей вдруг стало страшно. Кто-то схватил ее за невидимую руку и поднял в сверкающий воздух.
Глаза и уши Кейт словно бы набухли. Свет, шум, удушливый запах хот-догов навалились на нее. Бобби стоял перед ней на коленях.
– Он до тебя докопался, да?
– Биллибоб умеет доносить свои послания до тех, кому они предназначены, – выдохнула Кейт. Она все еще плохо ориентировалась в пространстве.
Люди, сидевшие рядами на стареньких обшарпанных деревянных креслах, раскачивались и стонали, из-под черных присосок очков текли слезы. В одном месте медики работали с людьми, потерявшими сознание.
«Наверное, у кого-то обморок, у кого-то – припадок эпилепсии, а у кого-то, возможно, и инфаркт», – подумала Кейт. Когда она покупала билеты, ей пришлось заполнить несколько анкет, содержавших предупреждения, – дескать, «ознакомлена, согласна».
Да она и не думала, что здоровье и безопасность прихожан имеют такое уж значение для Биллибоба Микса.
Она с любопытством смотрела на Бобби. Тот, похоже, чувствовал себя нормально.
– А ты как? – поинтересовалась Кейт.
Бобби пожал плечами.
– Мне случалось играть и в более интересные приключенческие игры. – Он запрокинул голову и посмотрел на грязное декабрьское небо. – Кейт… я понимаю, что ты просто используешь меня как способ подобраться к моему отцу. Но ты мне все равно нравишься. И может быть, для моей души будет полезно утереть Хайрему нос. Как думаешь?
Кейт затаила дыхание, немного помолчала и сказала:
– Знаешь, пока я от тебя ничего более человеческого не слышала.
– Тогда давай сделаем это.
Кейт вымученно улыбнулась. Она добилась того, чего хотела.
Но мир вокруг все еще казался ей нереальным – в сравнении с яркостью последних мгновений, проведенных внутри сознания Биллибоба.
Кейт не сомневалась в том, что уничтожит Биллибоба Микса – если слухи насчет мощности будущего детища Хайрема были верны. Это будет великий подвиг, личная победа.
Но она знала, что какая-то ее частичка, как бы глубоко она ее ни прятала, будет всегда сожалеть об этом. Какая-то ее частичка будет всегда мечтать, чтобы ей noзволили вернуться в сверкающий золотой город, стены которого поднимаются к луне и где ее ждут сияющие и улыбающиеся люди.
Биллибоб пробился. Его шоковая тактика сработала даже с ней. И конечно, это и было самое главное. Но Биллибоба следовало остановить.
– Да, – ответила Кейт. – Давай сделаем это.
/6/
ЖЕМЧУЖИНА ЗА МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ
Давид вместе с Хайремом и Бобби сидел перед огромным софт-скрином, висевшим на стене компьютерного зала «Червячника». Изображение на экране, передаваемое с камеры по волоконно-оптическому кабелю из сердцевины сверхпроводящего магнитного модуля «Червячника», представляло собой сплошную черноту, изредка прерываемую случайным «бродячим» пикселем, точкой света и цвета.
Цифровое табло в углу экрана вело обратный отсчет времени.
Хайрем нетерпеливо расхаживал по тесному, заставленному компьютерным оборудованием залу. Ассистенты Давида шарахались от него, избегали встречаться с ним взглядом. Хайрем еле слышно буркнул:
– Откуда ты знаешь, открыта ли она вообще, эта треклятая «червоточина»?
Давид с трудом сдержал улыбку.
– Шепотом говорить не обязательно. – Он указал на дисплей в углу экрана. Рядом с табло обратного отсчета располагалась цифровая строчка. В ней то и дело повторялась последовательность простых чисел – от двух до тридцати одного. – Это тест-сигнал, который посылает по «червоточине» команда из Брисбена на длине волны обычных гамма-лучей. Так мы имеем уверенность в том, что нам удалось найти и удержать устье «червоточины» – без какого бы то ни было якоря на дальнем конце, и что австралийцы смогли обнаружить это устье.
За три месяца работы в Сиэтле Давид быстро придумал способ применения модуляций импульсов экзотической материи для борьбы с врожденной неустойчивостью «червоточин». Конечно, поставить этот способ на практические инженерные рельсы, чтобы обрести возможность раз за разом повторять эксперимент, было невероятно сложно – но в конце концов Давид добился успеха.
– Наше размещение дальнего устья пока не такое уж точное. Боюсь, нашим австралийским коллегам приходится искать устья наших «червоточин», сдувая с них, образно выражаясь, пылинки. «Ловим пузырьки посреди гейзера» – так они описывают свою работу… И все-таки теперь мы можем открыть «червоточину», ведущую куда угодно. Но чего мы пока не знаем, так это того, удастся ли нам расширить «червоточины» до таких размеров, что по ним можно будет пропускать свет видимой части спектра.
Бобби сидел у стола, небрежно облокотившись на столешницу и положив ногу на ногу. Вид у него был бодрый и расслабленный одновременно – будто он только что вернулся с теннисного корта. «А может быть, он и вправду только что оттуда», – рассеянно подумал Давид.
– Мне кажется, Давид просто молодчина, папа, – изрек Бобби. – Он ведь уже успел решить проблему наполовину.
– Угу, – буркнул Хайрем. – Но пока я не вижу ничего, кроме гамма-лучей, которые нам подбрасывают какие-то задавалистые австралийские типчики. Если только мы не найдем способа, как расширить эти гадские хреновины, можно считать, что мои денежки летят на ветер. А я не могу оплачивать все это ожидание! Почему только один тест в день?
– Потому, – спокойно ответил Давид, – что нам приходится анализировать результаты каждого теста, «раздевать» двигатели Казимира, перенастраивать контрольное оборудование и детекторы. Мы должны понять причину каждой неудачи, прежде чем двигаться вперед, к успеху.
«То есть, – добавил он про себя, – до того, как я смогу вырваться из этого запутанного семейного клубка и вернуться к сравнительно спокойной жизни в Оксфорде – к сражениям за финансирование программ, к яростному научному соперничеству и так далее…»
Бобби спросил:
– А что именно мы ищем? Как должно выглядеть устье «червоточины»?
– На этот вопрос и я могу ответить, – буркнул Хайрем, продолжая расхаживать по залу. – В детстве я успел насмотреться всяких поганых научно-популярных телепрограмм. «Червоточина» – это прокол в четвертом измерении. Нужно вырезать кусок из трехмерного пространства и соединить его с другим таким же вырезанным куском в Брисбене.
Бобби вздернул бровь и вопросительно посмотрел на Давида.
Давид высказался осторожно:
– Все немного сложнее. Но отец больше прав, чем не прав. Устье «червоточины» представляет собой сферу, свободно парящую в пространстве. Трехмерная выборка. Если нам удастся добиться расширения, мы впервые получим возможность увидеть устье нашей «червоточины» – хотя бы с помощью обычной лупы…
На табло обратного отсчета появились однозначные цифры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100