Профессор молчал. Майкл сообразил: ну правильно, если прослушка есть, так лучше объясняться жестами или мимикой. Тут профессор заговорил. Майклу показалось, что голос у него стал хриплым.
– Насколько мне известно, жилые помещения не сканируются. Только шлюз. Видишь ли, это слишком дорого. И, как ты правильно отметил, нерентабельно. Мелкие интрижки каторжников администрацию интересуют мало, для погашения бунтов в зародыше выгоднее пользоваться услугами доносчиков. А бежать отсюда некуда.
– Да, – оживился Майкл. – Значит, только стукачи. Если я, к примеру, сейчас скажу, – он понизил голос, – что собираюсь рвать когти отсюда, то этот разговор останется между нами?
– Безусловно. Разумеется, если предположить, что в соседних камерах нет доносчиков с острым слухом. Но я полагаю, что не нужно лишний раз травить душу мечтами о несбыточном. О побеге лучше забыть.
– Почему? Почему о несбыточном? Ну да, конечно, теоретически дальше тауна не удрать. Верней, дальше планеты. А если пираты?
– Ты имеешь в виду контрабандистов? Они сюда не заходят. – Помолчал. – Я узнавал. Когда… Словом, в самом начале. Увы, в местную гавань заплывает исключительно тюремный транспорт. Для контрабандистов здесь нет рынка сбыта. Конечно, они могли бы заинтересоваться, м-м, наркотиками, но это тоже невыгодно.
– Я о другом. У меня есть знакомые пираты. Они же могут сесть где угодно. А уж как отсюда выбраться, я придумаю. Мне самое главное – подать весточку.
– Не думаю, что кто-нибудь сможет тебе помочь.
– А Роберт из Верхней Палаты? В Верхней Палате же разрещена переписка?
Профессор молчал. Осторожно гладил шею, и Майклу показалось, что с соседом неладно. Он странно двигался, странно говорил.
– Роберт вменяемый человек, я уже говорил. Но я бы не советовал откровенничать с ним. Здесь нельзя быть откровенным ни с кем из тех, кто надеется выйти наружу. А Роберт надеется.
– Да я придумал, как сделать. Скажу, что мне надо отправить письмо приятелю, сообщить, где я, типа чтоб денег на счет перевел. Приятель чист. Абсолютно. Это начальник таможни на Ста Харях.
– А дальше ты надеешься на сообразительность этого человека? Или он тебе чем-то обязан?
– Там видно будет. – Майкл не знал, на что надеется. Конечно, на сообразительность. Хотя никакой гарантии, что Сэм вспомнит те посиделки в баре «Русские ушли». И даже если вспомнит, то сочтет нужным принять участие. Никаких гарантий. Увы, кто бы и чем бы ни был обязан Майклу в прошлой жизни – все осталось именно там, в прошлой жизни.
– Попробуй.
Отсюда надо бежать. Отсюда просто надо бежать, твердил он себе как мантру. Отсюда давно пора было бежать. Да, конечно, его ждут безрадостные перспективы в случае поимки. Майкл плохо представлял себя изнасилованным дежурной сменой, но полагал, что ему вряд ли понравится член в заднице. Но подохнуть здесь еще хуже. Лучше утопиться, как Шанк. Майкла передернуло: понял, что по доброй воле, что б ему там ни грозило, в отстойник не полезет. Лучше… Нет, он не знал, что лучше. Сунуть голову в измельчитель? Улечься на плиту в сушилке? Дерьмо, здесь даже с собой по-человечески не покончишь. К черту. Если думать не о побеге, а о том, как поудобней покончить с собой в случае неудачи, то лучше и не начинать.
– Проф, а если честно, были удачные случаи? – спросил он за завтраком, пользуясь тем, что ближайшие соседи разместились за три стола от них.
– Были, конечно, – признался профессор. – Иначе я сам не вынашивал бы в свое время мысль о побеге. Мне известно о девяти случаях. Восемь из них сопровождались мятежами. Мятеж – самое удобное время. Я не знаю, удалось ли этим людям выбраться с планеты. Может быть, они умерли от голода где-нибудь в горах. Но в колонию их не вернули. И еще один случай, который меня и вдохновил, поскольку поднять мятеж я не в состоянии, – это было бегство именно с планеты. К сожалению, мне неизвестны подробности.
– Жаль… – протянул Майкл. – Но у меня есть свой план. Если получится – рискнете убежать со мной?
Профессор долго молчал, жевал губами.
– Извини, Майк, нет. Дело не в том, что я не верю в твою удачу, хотя я в нее действительно не верю. И не в том, что я вряд ли переживу пытки в случае поимки.
И даже не в том, что я на что-то надеюсь, – я уже давно ни на что не надеюсь. Мне некуда бежать, Майк. И это та причина, которая заставила меня отказаться от побега в свое время.
Язык чесался расспросить старика, что там произошло… но Майкл и сам понимал: наверняка личное несчастье. Трудно предположить, что профессор отказался от своей идеи из-за гипотетической возлюбленной, внезапно выскочившей замуж за другого. Какие возлюбленные – в его-то годы! Но могло оказаться, что у него погибли дети… или родители… или даже верная собака.
– Смерть Шанка многому тебя научила, – отметил профессор. – Ты не пытаешься меня уговорить.
– Пожалуй, – согласился Майкл. С того дня минул месяц, и он вспоминал поступок бригадира без дрожи. – Я понял, что действовал не для него, а для себя.
– Вот именно. Я мог бы тебе сказать это, но подумал, что будет лучше, если ты почувствуешь это сам. Тебя толкал на увещевания пещерный страх когда-нибудь умереть. Люди слишком легко представляют себя на месте мертвеца. Смерть – это то, что напоминает нам о нашей подлинной слабости.
– Поэтому я сделал то, что должен был сделать для вас: предложил бежать вместе. Вы отказались. Не буду уламывать вас для себя.
Профессор улыбнулся:
– Да. Не надо. Лучше я прикрою твой побег здесь. Этого будет вполне достаточно, чтобы свести мои личные счеты с Железным Кутюрье.
– Хотите, чтобы я явился к нему и призвал к ответу? – Майкл не удержался от иронии.
– Отнюдь. – Профессор усмехнулся, и так, что Майклу стало не по себе. – Думаю, ему для инфаркта хватит известия, что ты бежал.
Майкл насторожился. Он никому не говорил, за что на самом деле угодил на каторгу. И даже не сознавался, что он – сын их общего мучителя. Но сейчас ему показалось, что профессору известно много больше, чем Майкл может предположить. Опять интуиция шалит? Она помалкивала год – с тех пор, как Майкл удрал со Ста Харь.
– Хотя… – сказал профессор. – Как тебя зовут? Майкл Гэбриэл или Гэбриэл Майкл?
– Первое.
– Уверен?
Майкл подавился растерянным смешком: – Ну да, я свои документы тыщу раз видел…
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул профессор. – Очень хорошо. Мне нравится твое предложение призвать Железного Кутюрье к ответу. Я подумаю, как это сделать.
Майкл не стал расспрашивать. «В сущности, – думал он, – я ничего не знаю о человеке, с которым пятую неделю живу в одной камере». Майкл старался не сходиться близко с временными соседями. У него не было и не могло быть общих интересов с остальными каторжниками. За год он запомнил имена товарищей по несчастью, но не более того.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94