ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

«Куда же я пойду? — подумал он. — Где будет мой дом?» Он вспомнил, как одиноко было в его квартире после бегства Джо.
— Вы все испортили, — сердито сказал он мистеру Копперу.
— Ладно, ладно, — сказал мистер Коппер. — Чем же это мы все испортили?
В ту ночь, когда Джо ушел, Лео лежал, свернувшись комочком в постели, и широко раскрытыми глазами глядел в темноту. Он не плакал, потому что боялся, как бы тишина не стала еще слышней. Теперь ему припомнилось, как он удерживал рыдания и глотал слезы, прежде чем они успевали скатиться в темноту.
— Вы довели ее до слез, — сказал он мистеру Копперу. — Ну разве можно так грубо!
— Ничего, слезы глаза моют, — ответил мистер Коппер.
Лео торопливо прошел за Сильвией в гостиную. Он не успел даже ни о чем подумать, он просто бежал от враждебных лиц, от враждебного одиночества. Сильвия стояла посреди комнаты, утирая слезы маленьким платочком, который сама подрубила и вышила.
— Что вы должны о нас подумать, мистер Минч! — сказала она.
Это официальное обращение ошеломило Лео. Он сразу почувствовал себя чужим в доме, и былое ощущение неуверенности снова овладело им. Прошлое представлялось ему беспросветным мраком, и этот мрак надвигался со всех сторон, подступал к нему ближе и ближе, неслышно, как хищник, подкрадываясь на мягких лапах.
— Мистер Минч — так звали моего отца, — сказал он. — Меня зовут Лео.
Одиночество душило его, клубком подкатывало к горлу. Он начал задыхаться и, словно ища опоры, схватил Сильвию за руку. Едва коснувшись ее руки, он понял, что происходит, и тут же почувствовал, что это должно быть иначе. Должна быть любовь. Лицо его сморщилось, и на глазах выступили слезы.
— Видите, — сказал он моргая. — Вы плачете, и я тоже плачу.
Сильвия отвернулась, уткнула нос в платок и снова расплакалась. Лео нерешительно притянул ее к себе.
— Если вы будете так плакать, — сказал он, — я тоже выплачу себе все глаза.
— Что вы должны о нас думать! — сказала она сквозь слезы.
Лео поцеловал ее.
— Что я думаю? Я думаю, Сильвия… я думаю… — Он опять поцеловал ее. Его губы скользнули по щеке, прижались к ее губам.
Сильвия уперлась кулаками ему в грудь, стараясь оттолкнуть его, и, откинув голову, вертела ею из стороны в сторону, уклоняясь от поцелуев.
— Я не хочу вашей жалости, — сказала она, вырываясь. — Пожалуйста, прошу вас! — вскрикнула она. — Оставьте меня! Сейчас же, сию минуту оставьте меня!
Лео прижал Сильвию к себе так крепко, что ее кулаки вдавились ей в грудь, причиняя боль. Он зажал ее голову в ладонях, притянул к себе и поцеловал в губы с такой силой, что почувствовал губами ее зубы. Ощущение мрака покинуло его, как страх покидает человека, вступившего в бой.

Они поженились, но еще долго спустя у Лео порой мелькала мысль, что все это должно бы быть по-иному. Должна быть любовь. «Да, да, — твердил он себе. — Это не вздор. Должна быть любовь». Он никогда не верил, что любит Сильвию. Среди разнообразных чувств, которые она в нем вызывала, он не мог отыскать любви. В лучшем случае он допускал, что мог бы полюбить ее, если бы все с самого начала сложилось по-другому.

Джо вернулся домой, пробыв в отлучке двадцать два года. На этот раз причиной разрыва между братьями оказалась Сильвия.
Джо немало поскитался по свету и все же нигде не мог осесть по-настоящему; в конце концов, в 1915 году, он отправился в Канаду, где, по слухам, была нужда в рабочих, и однажды утром проснулся солдатом армии его величества. До этого он тосковал, чувствовал себя отщепенцем и частенько напивался. Так оно было, но Джо изобразил все совсем по-другому. Он сказал, что просто был мальчишкой, сосунком, как все прочие. На самом же деле он пил и буянил, но даже в те минуты, когда он глушил свою тоску вином, и орал, и безобразничал, и спал с девчонками, и храбрился, и уверял себя, что он счастлив, — даже в эти минуты ему казалось, что все смотрят на него отчужденно, и стыдился своих лохмотьев. Он пошел в армию, чтобы приобщиться к человечеству. Он взял винтовку и пошел убивать, чтобы люди видели, что он тоже человеческое существо. Но и из этого ничего не вышло, ибо, как только перестали убивать и Джо отложил винтовку, он тотчас увидел, что люди по-прежнему смотрят на него как на опасное животное, которое нужно кормить.
Во Франции он женился и осел там со своей «военной» женой, потому что в Америке он никому не был нужен, а французы, как ему казалось, должны были испытывать благодарность к союзнику и помочь ему выбиться в люди. Но и из этого тоже ничего не вышло. Французы слишком хорошо знали цену своим деньгам. Кончилось все тем, что Джо пустил в ход приданое жены, чтобы оплатить проезд «домой» в третьем классе для себя, для нее и для их маленькой дочки.
— И вот я здесь, — сказал Джо. — Приехал, как наш отец, — помнишь, как он, бывало, говорил о своем приезде в Америку: «Мое имущество — мои десять пальцев и игла». Ну уж игла-то была совсем ни к чему. Америка и так обернулась ему ежом.
Джо минуло уже тридцать семь лет. Это был грузный, мускулистый человек с лысеющим черепом.
Одет он был в новый костюм из дешевой материи, сшитый на заграничный лад, и вид имел далеко не преуспевающий. Это не понравилось Сильвии. Кроме того, у Джо была привычка напускать на себя хитрый вид, когда он хотел пошутить, и хитрость так часто изображалась на его лице, что он казался человеком прожженным и жуликоватым. Это тоже не нравилось Сильвии. И, наконец, когда Лео знакомил их друг с другом и Сильвия протянула Джо руку, тот шлепнул ее по руке и спросил: — А разве нельзя поцеловать молодую?
— Поздновато мне называться молодой, — сказала Сильвия, но Джо, не слушая, крепко чмокнул ее в губы. Его красное, волосатое, пахнувшее чем-то кислым лицо укололо ее своей щетиной, и это тоже не понравилось Сильвии.
Но больше всего ей не понравилось, что пришлось пустить семью брата в дом. Сильвия уже утратила веру в свои «хозяйственные таланты»: детей у нее не было, и Лео не внес в ее жизнь ничего, что могло бы их заменить. Пустая, одинокая жизнь опустошила ее. Присутствие «чужих» в доме раздражало. Вскоре она обнаружила, что жена Джо действует ей на нервы и ребенок Джо тоже действует ей на нервы. Фанетт тосковала по Франции, по своему родному дому и почти не говорила по-английски. Ребенок не говорил по-английски вовсе, и ни Фанетт, ни Джо не уделяли ему особого внимания.
В конце концов Лео, намеревавшийся было взять Джо в свое дело сначала в качестве служащего, а потом, если дело пойдет на лад, на правах компаньона, отказался от этой мысли. Он заметил, что они с Джо начинают злиться друг на друга точно так же, как в детстве. Итак, вместо того чтобы немного потесниться и очистить место для Джо, Лео выпроводил его на все четыре стороны и, купив для него табачную лавочку за 1400 долларов, предоставил ему самому искать себе место в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147