— Она обернулась на Спарроухоука. Во взгляде ее было безумие. — Надо срочно отвезти ее в госпиталь! Помоги! Мы должны что-то делать!
Спарроухоук почти ничего не соображал. В голове у него стоял туман. Но он отрицательно покачал головой.
— Слишком поздно.
Он слишком много видел в своей жизни разных смертей, чтобы машинально, с первого взгляда определять безнадежность положения.
Он подошел к дочери на ватных ногах и поднял ее с пола.
— Она умерла. Мама умерла.
Валерия уже потеряла над собой контроль. Она стала вырываться и кричать:
— Нет! Нет! Ты лжешь! Мы должны отвезти ее!..
Через минуту она сломалась. Прижимаясь к отцу изо всех сил, она только рыдала. Она ненавидела отца за то, что он сказал о смерти матери, она ненавидела сейчас саму жизнь за то, что она так жестока, оскорбительно, унизительно жестока до самого своего конца.
Спарроухоук прижимал дочь к себе, склонив голову ей на плечо. Собственные слезы жгли ему щеки. А внутри распространялся холод. Холодная ледяная пустота. И она медленно подбиралась к сердцу.
Догадка была невероятна, но он знал, что не ошибся.
Он поднял голову, воздел глаза к потолку и закричал:
— Юнити!
И снова прижался к дочери.
Валерия слышала, как отец слабо прошептал:
— За что, Робби?.. За что?..
* * *
— Мне очень жаль, мисс Спарроухоук. Примите мои искренние соболезнования, — проговорил Деккер.
— Валерия, — представилась она и с любопытством осмотрелась вокруг. Дежурное отделение в этот час было почти пустым. — Совсем все не так эффектно, как показывают в кино...
Он также огляделся вокруг себя.
— Картины засижены мухами, окна не мыли в течение нескольких лет, батарея течет... И вообще, мне кажется, что много дней назад за нее заползло что-то и там подохло... Во всяком случае на это, по-моему, указывает запах. Впрочем, наше дежурное отделение типично и мало чем отличается от любого другого дежурного отделения в Манхэттене. Комната ежедневного и массового пользования.
На дворе стоял Сочельник. Деккер задержался сегодня на работе вместе с двумя другими детективами. Все трое уже собирались с минуты на минуту уходить. Но вдруг зазвонил телефон. До этого он уже имел удовольствие разговаривать с Валерией Спарроухоук по телефону дважды, теперь она позвонила в третий раз и попросила встречи с ним.
За десять дней до этого была жестоко убита ее мать. Стрелой со стальным наконечником. Власти посчитали, что это просто необычный несчастный случай: какой-нибудь охотник на оленя неверно прицелился. «Охотника», конечно же, не нашли. Поскольку не было никаких арестов и никакого расследования, дело заглохло.
Она сказала:
— Спасибо вам за то, что вы нашли немного времени для меня.
— Не за что.
Она была красива. Но скованна, вся напряжена. Темные круги под глазами, пальцы, теребящие носовой платок, глаза, смотрящие во все стороны одновременно.
— Мой отец не станет говорить на эту тему, — сказала она. — Но он подозревает Робби Эмброуза. Я слышала, как он упомянул его имя буквально через несколько минут после того, как мама умерла... И упомянул его именно в этой связи... Но после этого он уже больше ни разу не вспоминал Робби. Я думала, что после того, как мы вернемся из Англии, где маму хоронили, он откроется мне. Но...
Она пожала плечами и беспомощно улыбнулась Деккеру. В этой улыбке была мольба.
— Речь идет о моей маме, понимаете? Я должна знать, почему и за что с ней сделали такое? — Она стала утирать повлажневшие глаза платком. — Кто-то же должен рассказать мне всю правду! Я надеюсь, что вы... что вы...
Она прижала руку ко рту, чтобы не зареветь в голос.
Деккер сказал:
— Вы надеетесь на меня потому, что я был с Эмброузом и вашим отцом шесть лет назад в Сайгоне?
— Да... Мой отец пару-тройку раз называл ваше имя. Он говорил, что вы ведете расследование против его компании. Это ведь правда?
— Уже не веду. Меня сняли с того дела. Что же касается Робби, то я могу сказать вам о нем, наверно, только то, что вы и так уже знаете. Он не любит женский пол.
— Да, мне можно было бы этого не говорить. Я это уже давно подозревала. Он пытался скрывать это, но я-то видела. И знаете... Мне сейчас пришло в голову... Если Робби убил мою маму, то он сделал это намеренно и хладнокровно! Он не мог целиться в отца, а случайно попасть в маму, потому что отец был совсем в другом конце дома в тот момент! Робби... Он убил ее намеренно! Намеренно! Намеренно и хладнокровно...
Она прижала платок ко рту.
Деккер кивнул:
— Да. Когда ему кажется, что он кому-то должен, — в данном случае вашему отцу, — он возвращает долг именно в подобном стиле. Думаю, все это имеет отношение и к тому, что в настоящее время Робби является федеральным информатором. Мне надо серьезно подумать над этим в свободное время... Сейчас Робби находится под опекой федеральной программы защиты свидетелей. Никто не смеет прикасаться к нему. В следующем месяце он поедет в Париж на престижный турнир по карате, а после него...
Деккер поднял обе руки вверх.
Валерия прокашлялась.
— Скажите мне одну вещь. Теперь, когда Робби является федеральным информатором... Значит ли это, что он может отвертеться от наказания за убийство моей мамы?
— Не буду врать вам. Если он очень нужен федеральным властям, то отвертится от наказания за любое, абсолютно любое преступление. Такое уже бывало раньше и с другими.
— Неужели вас это не задевает, когда такие люди, как Робби Эмброуз, ходят на свободе? Ведь ваша задача — сажать их в тюрьму!
— Да, я знаю... И поверьте мне, я делал все, что мог.
— И под конец сдались! Простите, я не должна была говорить так резко...
— Нет, юная леди, вы имеете полное моральное право говорить каким угодно резким тоном, но все дело в том, что я не сдался.
Она тяжело вздохнула.
— В настоящий момент мне абсолютно все равно, кто именно накажет Эмброуза за его преступления... Лишь бы наказали...
Деккер поднялся из-за стола и взял свою куртку со стула.
— Всякое может случиться. Знаете... Сегодня Сочельник, а мне как раз не с кем это отметить... Хотите зайти куда-нибудь? Выпить немного?
Она глянула на свои часы.
— Мне надо встретить отца... Он сейчас постоянно задерживается на работе, чтобы выкинуть уб... чтобы выкинуть все это из головы. — Она взглянула на Деккера, увидела в его глазах грусть и ощутила сильное инстинктивное желание дотянуться до него, дотронуться успокаивающим жестом. Она сдержалась, но сказала с участием: — Сейчас особенно обидно оставаться в одиночестве, правда? — Она поднялась со стула. — Хорошо, я пойду с вами. Действительно, выпью стаканчик чего-нибудь. Максимум два.
Деккер улыбнулся.
— Два стаканчика как раз хватит.
С этими словами он протянул ей руку, и она взяла ее.
Обливающийся потом Деккер остановился и поднял взгляд на настенные часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Спарроухоук почти ничего не соображал. В голове у него стоял туман. Но он отрицательно покачал головой.
— Слишком поздно.
Он слишком много видел в своей жизни разных смертей, чтобы машинально, с первого взгляда определять безнадежность положения.
Он подошел к дочери на ватных ногах и поднял ее с пола.
— Она умерла. Мама умерла.
Валерия уже потеряла над собой контроль. Она стала вырываться и кричать:
— Нет! Нет! Ты лжешь! Мы должны отвезти ее!..
Через минуту она сломалась. Прижимаясь к отцу изо всех сил, она только рыдала. Она ненавидела отца за то, что он сказал о смерти матери, она ненавидела сейчас саму жизнь за то, что она так жестока, оскорбительно, унизительно жестока до самого своего конца.
Спарроухоук прижимал дочь к себе, склонив голову ей на плечо. Собственные слезы жгли ему щеки. А внутри распространялся холод. Холодная ледяная пустота. И она медленно подбиралась к сердцу.
Догадка была невероятна, но он знал, что не ошибся.
Он поднял голову, воздел глаза к потолку и закричал:
— Юнити!
И снова прижался к дочери.
Валерия слышала, как отец слабо прошептал:
— За что, Робби?.. За что?..
* * *
— Мне очень жаль, мисс Спарроухоук. Примите мои искренние соболезнования, — проговорил Деккер.
— Валерия, — представилась она и с любопытством осмотрелась вокруг. Дежурное отделение в этот час было почти пустым. — Совсем все не так эффектно, как показывают в кино...
Он также огляделся вокруг себя.
— Картины засижены мухами, окна не мыли в течение нескольких лет, батарея течет... И вообще, мне кажется, что много дней назад за нее заползло что-то и там подохло... Во всяком случае на это, по-моему, указывает запах. Впрочем, наше дежурное отделение типично и мало чем отличается от любого другого дежурного отделения в Манхэттене. Комната ежедневного и массового пользования.
На дворе стоял Сочельник. Деккер задержался сегодня на работе вместе с двумя другими детективами. Все трое уже собирались с минуты на минуту уходить. Но вдруг зазвонил телефон. До этого он уже имел удовольствие разговаривать с Валерией Спарроухоук по телефону дважды, теперь она позвонила в третий раз и попросила встречи с ним.
За десять дней до этого была жестоко убита ее мать. Стрелой со стальным наконечником. Власти посчитали, что это просто необычный несчастный случай: какой-нибудь охотник на оленя неверно прицелился. «Охотника», конечно же, не нашли. Поскольку не было никаких арестов и никакого расследования, дело заглохло.
Она сказала:
— Спасибо вам за то, что вы нашли немного времени для меня.
— Не за что.
Она была красива. Но скованна, вся напряжена. Темные круги под глазами, пальцы, теребящие носовой платок, глаза, смотрящие во все стороны одновременно.
— Мой отец не станет говорить на эту тему, — сказала она. — Но он подозревает Робби Эмброуза. Я слышала, как он упомянул его имя буквально через несколько минут после того, как мама умерла... И упомянул его именно в этой связи... Но после этого он уже больше ни разу не вспоминал Робби. Я думала, что после того, как мы вернемся из Англии, где маму хоронили, он откроется мне. Но...
Она пожала плечами и беспомощно улыбнулась Деккеру. В этой улыбке была мольба.
— Речь идет о моей маме, понимаете? Я должна знать, почему и за что с ней сделали такое? — Она стала утирать повлажневшие глаза платком. — Кто-то же должен рассказать мне всю правду! Я надеюсь, что вы... что вы...
Она прижала руку ко рту, чтобы не зареветь в голос.
Деккер сказал:
— Вы надеетесь на меня потому, что я был с Эмброузом и вашим отцом шесть лет назад в Сайгоне?
— Да... Мой отец пару-тройку раз называл ваше имя. Он говорил, что вы ведете расследование против его компании. Это ведь правда?
— Уже не веду. Меня сняли с того дела. Что же касается Робби, то я могу сказать вам о нем, наверно, только то, что вы и так уже знаете. Он не любит женский пол.
— Да, мне можно было бы этого не говорить. Я это уже давно подозревала. Он пытался скрывать это, но я-то видела. И знаете... Мне сейчас пришло в голову... Если Робби убил мою маму, то он сделал это намеренно и хладнокровно! Он не мог целиться в отца, а случайно попасть в маму, потому что отец был совсем в другом конце дома в тот момент! Робби... Он убил ее намеренно! Намеренно! Намеренно и хладнокровно...
Она прижала платок ко рту.
Деккер кивнул:
— Да. Когда ему кажется, что он кому-то должен, — в данном случае вашему отцу, — он возвращает долг именно в подобном стиле. Думаю, все это имеет отношение и к тому, что в настоящее время Робби является федеральным информатором. Мне надо серьезно подумать над этим в свободное время... Сейчас Робби находится под опекой федеральной программы защиты свидетелей. Никто не смеет прикасаться к нему. В следующем месяце он поедет в Париж на престижный турнир по карате, а после него...
Деккер поднял обе руки вверх.
Валерия прокашлялась.
— Скажите мне одну вещь. Теперь, когда Робби является федеральным информатором... Значит ли это, что он может отвертеться от наказания за убийство моей мамы?
— Не буду врать вам. Если он очень нужен федеральным властям, то отвертится от наказания за любое, абсолютно любое преступление. Такое уже бывало раньше и с другими.
— Неужели вас это не задевает, когда такие люди, как Робби Эмброуз, ходят на свободе? Ведь ваша задача — сажать их в тюрьму!
— Да, я знаю... И поверьте мне, я делал все, что мог.
— И под конец сдались! Простите, я не должна была говорить так резко...
— Нет, юная леди, вы имеете полное моральное право говорить каким угодно резким тоном, но все дело в том, что я не сдался.
Она тяжело вздохнула.
— В настоящий момент мне абсолютно все равно, кто именно накажет Эмброуза за его преступления... Лишь бы наказали...
Деккер поднялся из-за стола и взял свою куртку со стула.
— Всякое может случиться. Знаете... Сегодня Сочельник, а мне как раз не с кем это отметить... Хотите зайти куда-нибудь? Выпить немного?
Она глянула на свои часы.
— Мне надо встретить отца... Он сейчас постоянно задерживается на работе, чтобы выкинуть уб... чтобы выкинуть все это из головы. — Она взглянула на Деккера, увидела в его глазах грусть и ощутила сильное инстинктивное желание дотянуться до него, дотронуться успокаивающим жестом. Она сдержалась, но сказала с участием: — Сейчас особенно обидно оставаться в одиночестве, правда? — Она поднялась со стула. — Хорошо, я пойду с вами. Действительно, выпью стаканчик чего-нибудь. Максимум два.
Деккер улыбнулся.
— Два стаканчика как раз хватит.
С этими словами он протянул ей руку, и она взяла ее.
Обливающийся потом Деккер остановился и поднял взгляд на настенные часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131