Впечатляющая фигура.
- Вы ведь работали с Андре Маршаном в течение четырех лет, в министерстве колоний и позже, когда он стал министром внутренних дел...
- Верно. Но знал его много раньше, примерно с сорок пятого года когда оба мы оказались в политических кругах.
- Он, видимо, был незаурядным человеком.
- Конечно. Блестящий ум, невероятная работоспособность.
- Работать с такими людьми обычно нелегко.
- С ним было трудно.
Я помедлил с дальнейшими расспросами в надежде, что де Монтан сам расскажет что-нибудь, но он хранил молчание.
- В каком смысле трудно?
- Он был очень требователен. Ждал безоговорочной преданности, ему принадлежало все ваше время, все ваши силы. Не прощал ошибок, считал, что его помощники обязаны схватывать все с полуслова. А сам часто не утруждал себя объяснениями, никогда не пытался растолковать задачу.
- И все же вы питали к нему все эти годы сердечную привязанность...
- Наши отношения всегда были корректными, - ответил он холодно, не отводя глаз от моего лица. Похоже, он ненавидел Маршана.
- Господин Маршан отдал многие годы служению Франции, - рискнул я, Его трагический уход - большой удар для всех, кто с ним работал.
Господин де Монтан тщательно обдумал ответ:
- Вероятно, найдутся такие, кому будет его не хватать. Кроме того, эта смерть создала немало проблем для правительства.
- Что вы думаете о его политической карьере?
Тонкая улыбка тронула уголки губ, плечи чуть приподнялись как бы в легком недоумении:
- В ней немало загадок. Каждому известно, что, дважды получив возможность стать премьер-министром Франции, оба раза он её упустил. Становился вдруг несообразительным - на мой взгляд, вполне сознательно.
- Но зачем?
- Чего не знаю, того не знаю. Признаться, я сам не раз искал ответа на этот вопрос. Но ни один ответ не кажется достаточно убедительным.
Я зашел с другой стороны:
- А вам лично Маршан нравился?
После недолгого колебания он ответил:
- Нет. Я всегда не любил людей себе на уме. Их можно уважать, сотрудничать с ними. Но любить человека, душа которого отгорожена от тебя колючей проволокой или, скорее, каменной стеной... Сквозь колючую проволоку хоть что-то видно. Нет уж, увольте.
- Расскажите о его привычках.
- Работал, как машина. На службе проводил семь дней в неделю часов по двенадцать, а то и все четырнадцать, и от персонала требовал того же. Много времени тратил на выслушивание докладов и отчетов. Записывал мало, а то и вовсе ничего, но помнил все. Мог даже в момент острого политического кризиса бросить все и уехать на уик-энд в свой избирательный округ - в Авейрон. Занимался там местными проблемами с той же одержимостью, с какой здесь, в Париже, решал куда более серьезные вопросы.
- Вы находите это странным - что член правительства так предан своим избирателям и заботится об их интересах?
- В нашей стране многие заметные деятели состоят в мэриях небольших городов, однако непосредственную работу за них выполняют местные депутаты. Андре Маршан был исключением - в напряженный политический момент мало кто из политиков решится покинуть Париж. Он же этого не боялся. И, заметьте, ему вовсе не надо было завоевывать голоса в своем округе, народ там и так стоял за него горой.
- Вы находите этому какое-то объяснение?
- Никакого! Разве что стремление к совершенству.
- Вам случалось ездить с ним в Авейрон?
- Весьма часто.
- Что он там делал такого, о чем стоило бы написать?
- Целиком погружался в дела мэрии Родеза, возводил на необыкновенную высоту все эти мелкие проблемы.
- И вы все время проводили с ним?
- На встречи с сельскими избирателями он ездил один, сам садился за руль. Обожал быструю езду.
- Без охраны?
- Охранники раздражали его, как и все остальные сотрудники.
- Что все-таки побудило его к самоубийству?
Снова на тонких губах мелькнула ироническая улыбка, чуть поднялась бровь.
- Может, эмоциональный кризис?
Это был не ответ на мой вопрос, а предложение. Я попробовал проявить настойчивость:
- Но все же есть у вас какое-то мнение, господин де Монтан?
- Не считаю нужным делиться своим мнением даже с представителем столь уважаемого агентства, как "Рейтер".
- Это невеликодушно, - упрекнул я его.
- Возможно. Но не хотелось бы делать достоянием публики то, чего не могу подтвердить фактами. Если Андре Маршан покончил с собой, стало быть, были серьезные причины. Он никогда не делал ничего без достаточных к тому оснований, действовать вслепую или сгоряча было ему несвойственно.
- Охотно верю, - согласился я. - Но какие это причины?
Вместо ответа мой собеседник поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.
- Я вдвойне благодарен вам за эту беседу, господин де Монтан, - сказал я, тоже вставая. - Вас наверняка предостерегали от подобных встреч с журналистами.
- Я сам распоряжаюсь собой, - ответил хозяин, не отрицая моей догадки и не подтверждая её. Мы направились к выходу, но он внезапно остановился.
- Когда Андре Маршан был жив, я не мог понять, что им движет, произнес он, - Когда умер - тоже. Я достаточно стар, чтобы разбираться в людях и осмысливать их поведение. Так вот - Маршан, как политик, не руководствовался ни одним из обычных мотивов: ни амбициями, ни жадностью, ни альтруизмом, ни патриотизмом. Даже особого стремления к власти у него не было. Другое что-то им управляло, - он помолчал, слегка покачивая головой. И вежливо проводил меня до самой двери.
По дороге от дома Монтана к Елисейским полям, где предстояла следующая встреча, я купил маленький атлас и, раскрыв его на карте округа Авейрон, погрузился в её изучение.
...Она, должно быть, только что пришла в "Колизей" - чуть раньше назначенного срока. И сидела в своем красном пальто за угловым столиком, лицом к двери. Очень прямая, тонкое лицо, впалые щеки, черные волосы подобраны в узел. Все соответствовало хрипловатому голосу в телефонной трубке. Пока я шел к ней, она пристально смотрела на меня и ни тени одобрения не прочел я в её взгляде. Женщина за пятьдесят, для которой общение с людьми - проблема.
- Я Джордж Пэррот. Спасибо, что пришли. Простите, что заставил вас ждать. Недолго, надеюсь?
- Ничего страшного, - её рукопожатие было вялым, глаза на миг встретились с моими, и тут же взгляд ускользнул. Она успела заказать рюмку анисовой водки и уже выпила. Я сел за столик, попросил принести чаю для себя и ещё одну рюмку для дамы и послал ей неотразимую, как я надеялся, улыбку. Анни Дюпюи не улыбнулась в ответ. Вытряхнула из пачки сигарету жестом заядлого курильщика, для которого норма - три пачки в день и закурила. Нервная кошка, видавшая на своем веку много зла от людей.
- Уверен, что вас предостерегали от встречи со мной, - я взял быка за рога.
- А вы как думали?
- Почему власти не хотят обсуждать самоубийство Маршана?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
- Вы ведь работали с Андре Маршаном в течение четырех лет, в министерстве колоний и позже, когда он стал министром внутренних дел...
- Верно. Но знал его много раньше, примерно с сорок пятого года когда оба мы оказались в политических кругах.
- Он, видимо, был незаурядным человеком.
- Конечно. Блестящий ум, невероятная работоспособность.
- Работать с такими людьми обычно нелегко.
- С ним было трудно.
Я помедлил с дальнейшими расспросами в надежде, что де Монтан сам расскажет что-нибудь, но он хранил молчание.
- В каком смысле трудно?
- Он был очень требователен. Ждал безоговорочной преданности, ему принадлежало все ваше время, все ваши силы. Не прощал ошибок, считал, что его помощники обязаны схватывать все с полуслова. А сам часто не утруждал себя объяснениями, никогда не пытался растолковать задачу.
- И все же вы питали к нему все эти годы сердечную привязанность...
- Наши отношения всегда были корректными, - ответил он холодно, не отводя глаз от моего лица. Похоже, он ненавидел Маршана.
- Господин Маршан отдал многие годы служению Франции, - рискнул я, Его трагический уход - большой удар для всех, кто с ним работал.
Господин де Монтан тщательно обдумал ответ:
- Вероятно, найдутся такие, кому будет его не хватать. Кроме того, эта смерть создала немало проблем для правительства.
- Что вы думаете о его политической карьере?
Тонкая улыбка тронула уголки губ, плечи чуть приподнялись как бы в легком недоумении:
- В ней немало загадок. Каждому известно, что, дважды получив возможность стать премьер-министром Франции, оба раза он её упустил. Становился вдруг несообразительным - на мой взгляд, вполне сознательно.
- Но зачем?
- Чего не знаю, того не знаю. Признаться, я сам не раз искал ответа на этот вопрос. Но ни один ответ не кажется достаточно убедительным.
Я зашел с другой стороны:
- А вам лично Маршан нравился?
После недолгого колебания он ответил:
- Нет. Я всегда не любил людей себе на уме. Их можно уважать, сотрудничать с ними. Но любить человека, душа которого отгорожена от тебя колючей проволокой или, скорее, каменной стеной... Сквозь колючую проволоку хоть что-то видно. Нет уж, увольте.
- Расскажите о его привычках.
- Работал, как машина. На службе проводил семь дней в неделю часов по двенадцать, а то и все четырнадцать, и от персонала требовал того же. Много времени тратил на выслушивание докладов и отчетов. Записывал мало, а то и вовсе ничего, но помнил все. Мог даже в момент острого политического кризиса бросить все и уехать на уик-энд в свой избирательный округ - в Авейрон. Занимался там местными проблемами с той же одержимостью, с какой здесь, в Париже, решал куда более серьезные вопросы.
- Вы находите это странным - что член правительства так предан своим избирателям и заботится об их интересах?
- В нашей стране многие заметные деятели состоят в мэриях небольших городов, однако непосредственную работу за них выполняют местные депутаты. Андре Маршан был исключением - в напряженный политический момент мало кто из политиков решится покинуть Париж. Он же этого не боялся. И, заметьте, ему вовсе не надо было завоевывать голоса в своем округе, народ там и так стоял за него горой.
- Вы находите этому какое-то объяснение?
- Никакого! Разве что стремление к совершенству.
- Вам случалось ездить с ним в Авейрон?
- Весьма часто.
- Что он там делал такого, о чем стоило бы написать?
- Целиком погружался в дела мэрии Родеза, возводил на необыкновенную высоту все эти мелкие проблемы.
- И вы все время проводили с ним?
- На встречи с сельскими избирателями он ездил один, сам садился за руль. Обожал быструю езду.
- Без охраны?
- Охранники раздражали его, как и все остальные сотрудники.
- Что все-таки побудило его к самоубийству?
Снова на тонких губах мелькнула ироническая улыбка, чуть поднялась бровь.
- Может, эмоциональный кризис?
Это был не ответ на мой вопрос, а предложение. Я попробовал проявить настойчивость:
- Но все же есть у вас какое-то мнение, господин де Монтан?
- Не считаю нужным делиться своим мнением даже с представителем столь уважаемого агентства, как "Рейтер".
- Это невеликодушно, - упрекнул я его.
- Возможно. Но не хотелось бы делать достоянием публики то, чего не могу подтвердить фактами. Если Андре Маршан покончил с собой, стало быть, были серьезные причины. Он никогда не делал ничего без достаточных к тому оснований, действовать вслепую или сгоряча было ему несвойственно.
- Охотно верю, - согласился я. - Но какие это причины?
Вместо ответа мой собеседник поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.
- Я вдвойне благодарен вам за эту беседу, господин де Монтан, - сказал я, тоже вставая. - Вас наверняка предостерегали от подобных встреч с журналистами.
- Я сам распоряжаюсь собой, - ответил хозяин, не отрицая моей догадки и не подтверждая её. Мы направились к выходу, но он внезапно остановился.
- Когда Андре Маршан был жив, я не мог понять, что им движет, произнес он, - Когда умер - тоже. Я достаточно стар, чтобы разбираться в людях и осмысливать их поведение. Так вот - Маршан, как политик, не руководствовался ни одним из обычных мотивов: ни амбициями, ни жадностью, ни альтруизмом, ни патриотизмом. Даже особого стремления к власти у него не было. Другое что-то им управляло, - он помолчал, слегка покачивая головой. И вежливо проводил меня до самой двери.
По дороге от дома Монтана к Елисейским полям, где предстояла следующая встреча, я купил маленький атлас и, раскрыв его на карте округа Авейрон, погрузился в её изучение.
...Она, должно быть, только что пришла в "Колизей" - чуть раньше назначенного срока. И сидела в своем красном пальто за угловым столиком, лицом к двери. Очень прямая, тонкое лицо, впалые щеки, черные волосы подобраны в узел. Все соответствовало хрипловатому голосу в телефонной трубке. Пока я шел к ней, она пристально смотрела на меня и ни тени одобрения не прочел я в её взгляде. Женщина за пятьдесят, для которой общение с людьми - проблема.
- Я Джордж Пэррот. Спасибо, что пришли. Простите, что заставил вас ждать. Недолго, надеюсь?
- Ничего страшного, - её рукопожатие было вялым, глаза на миг встретились с моими, и тут же взгляд ускользнул. Она успела заказать рюмку анисовой водки и уже выпила. Я сел за столик, попросил принести чаю для себя и ещё одну рюмку для дамы и послал ей неотразимую, как я надеялся, улыбку. Анни Дюпюи не улыбнулась в ответ. Вытряхнула из пачки сигарету жестом заядлого курильщика, для которого норма - три пачки в день и закурила. Нервная кошка, видавшая на своем веку много зла от людей.
- Уверен, что вас предостерегали от встречи со мной, - я взял быка за рога.
- А вы как думали?
- Почему власти не хотят обсуждать самоубийство Маршана?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61