– Прошу вас. И не ради меня. Несколько дней назад Дженни Хаммонд сидела в церкви, где вы говорили о необходимости хоть что-то сделать. Может быть, она еще жива, но это ненадолго. У нее нет... я даже не могу...
Слова застряли в горле. Скарсдейл же молча наблюдал за мной. Тогда я просто покачал головой и повернулся, чтобы уйти.
– Почему вы думаете, что Карл Бреннер станет меня слушать?
Помедлив секунду, чтобы прийти в себя, я взглянул ему в лицо.
– Ведь с вашей подачи началось патрулирование. Он скорее обратит внимание на вас, а не на меня.
– Третья жертва... – медленно сказал он. – Вы ее знали?
Я только кивнул. Скарсдейл еще с минуту смотрел мне в лицо. В глазах священника читалось нечто совсем незнакомое. Потребовалось время, чтобы понять, что это такое: сострадание. А потом исчезло, уступив место его обычному высокомерию.
– Хорошо, – согласился он.
* * *
Мне еще не доводилось бывать у Бреннеров, хотя не заметить их дом – дело почти невозможное. Своего рода местная достопримечательность, он располагался в миле от поселка, на самом конце грунтовой дороги, изъеденной рытвинами летом, а все остальное время года залитой лужами и непролазной грязью. Раньше близлежащие поля были осушены и использовались как сельхозугодья, но к настоящему моменту они мало-помалу начинали возвращаться в первобытное, дикое состояние. В самом центре, в окружении мусора и всяческой рухляди, стоял дом. Высокое полуразвалившееся сооружение, не имевшее, кажется, ни единой прямой линии или угла. Год за годом к нему добавлялись пристройки, а точнее, ветхие сараи, лепившиеся к стенам будто пиявки. Кровля, залатанная кусками гофрированной жести, резко контрастировала с образчиком модернового стиля – гигантской спутниковой тарелкой.
Во время нашего короткого путешествия Скарсдейл не проронил ни слова. В тесной кабине еще сильнее ощущался какой-то затхлый, кисловатый запах его одежды. Покачиваясь на ухабах и выбоинах, «лендровер» продвигался к дому Бреннеров. Навстречу, заливаясь остервенелым лаем, выскочила собака, но подойти ближе не решилась. Мы вышли из машины, и я энергично постучал по входной двери, сбивая с нее ошметки старой краски. Почти тут же нам открыла изможденная женщина, в которой я признал мать Карла Бреннера.
Длинные космы седых волос, бледная кожа. Она выглядела до болезненности худой, словно из нее высосали саму жизнь. Да так, наверное, оно и есть, если принять во внимание характер детей, которых она ставила на ноги в одиночку. Несмотря на жару, женщина была одета в кофту ручной вязки поверх выцветшего платья. Пощипывая складки одежды, она молча нас разглядывала.
– Меня зовут доктор Хантер, – сказал я. Скарсдейла же представлять не требовалось. – Карл дома?
Казалось, она не услышала моего вопроса. Только я собрался повторить его вновь, как женщина сложила на груди руки.
– Он в постели.
Слова вылетели очень быстро, а тон, которым они были произнесены, свидетельствовал об агрессивности и вместе с тем нервозности.
– Нам надо с ним поговорить. Это очень важно.
– Ему не нравится, когда его будят.
Скарсдейл шагнул вперед.
– Это не займет много времени, миссис Бреннер. Однако действительно очень важно, чтобы мы поговорили.
Она неохотно отодвинулась, давая нам пройти.
– Обождите в кухне. Я схожу за ним.
Первым вошел Скарсдейл. Я последовал его примеру и очутился в грязной прихожей. Пахло старой мебелью и чем-то жареным. Запах пригоревшего масла стал сильнее, когда мы добрались до кухни. В одном углу показывал какое-то музыкальное шоу небольшой телевизор. За столом, перед пустыми тарелками, ссорились дети-подростки: мальчик и девочка. Рядом, положив на табурет забинтованную ногу и с недопитой чашкой чая в руке, сидел Скотт Бреннер, увлеченный телепередачей.
Завидев нас, все умолкли.
– Доброе утро, – сказал я Скотту, испытывая некоторую неловкость.
Из памяти совершенно вылетело, как зовут его младших брата и сестру. Впервые начали закрадываться сомнения в том, правильно ли я делаю, придя в чужой дом, чтобы обвинить человека во лжи. Впрочем, прав я или нет, без этого не обойтись, поэтому усилием воли я отбросил неуверенность и колебания.
Дом заполнила тишина. В центре комнаты стоял Скарсдейл, невозмутимый как статуя. Дети не отрываясь смотрели на нас, а Скотт упорно разглядывал собственные коленки.
– Ну как ваша рана? – спросил я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
– Ничего, – ответил он, посмотрев на ногу и пожав плечами. – Так, побаливает...
Просто поразительно, до какой степени у него грязные бинты.
– Слушайте, вам когда в последний раз делали перевязку?
Скотт покраснел.
– Не знаю.
– Ее вообще меняли или нет?
Он молчал.
– Рана опасная, и вам не следует быть таким легкомысленным.
– Да куда ж я пойду с такой ногой-то? – расстроенно ответил он.
– Мы могли бы прислать медсестру. Или пускай Карл отвезет вас в амбулаторию.
У Скотта окаменело лицо.
– Он слишком занят.
«Да-да, – подумал я, – еще как занят». Впрочем, у меня не было никаких оснований его обвинять. Вот, пожалуйста, еще одно напоминание о том, насколько я оторвался от своих врачебных обязанностей.
Из коридора послышались звуки, словно кто-то спускается по лестнице, а затем в кухню вошла миссис Бреннер.
– Мелисса, Шин, ну-ка идите погуляйте, – приказала она детям.
– Почему-у? – запротестовала девочка.
– Потому! Брысь отсюда, я сказала!
Ребятишки поднялись и, волоча ноги и огрызаясь, покинули кухню. Их мать подошла к раковине и открыла кран.
– Он спускается? – спросил я.
– Спустится. Когда захочет.
Похоже, добиться большего от нее не удастся. Она раздраженно принялась перемывать стопку тарелок, и в кухне какое-то время слышались только плеск воды да звон посуды. Я пытался уловить хоть какой-нибудь звук сверху, но так ничего и не услышал.
– Что же мне делать? – спросил Скотт, обеспокоенно уставившись на ногу.
Переключить внимание стоило некоторых усилий. К тому же раздражал Скарсдейл, молча наблюдавший за мной. Нетерпение пару секунд боролось с чувством ответственности, затем я сдался:
– Давайте-ка я посмотрю.
Рана оказалась не столь уж запущенной, как можно было ожидать по безобразному состоянию бинтов. Процесс заживления пошел, и имелись неплохие шансы, что функции нижней конечности восстановятся полностью. Стежки выглядели так, будто их накладывал неопытный криворукий санитар, однако края раны явно начинали стягиваться. Я принес из машины свой медицинский набор и занялся очисткой и перевязкой. Дело подходило к концу, когда тяжелый топот возвестил о прибытии Бреннера.
Закончив с бинтами, я встал, и в этот момент Карл лениво вошел в кухню. Одет он был в грязные джинсы и обтягивающую майку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Слова застряли в горле. Скарсдейл же молча наблюдал за мной. Тогда я просто покачал головой и повернулся, чтобы уйти.
– Почему вы думаете, что Карл Бреннер станет меня слушать?
Помедлив секунду, чтобы прийти в себя, я взглянул ему в лицо.
– Ведь с вашей подачи началось патрулирование. Он скорее обратит внимание на вас, а не на меня.
– Третья жертва... – медленно сказал он. – Вы ее знали?
Я только кивнул. Скарсдейл еще с минуту смотрел мне в лицо. В глазах священника читалось нечто совсем незнакомое. Потребовалось время, чтобы понять, что это такое: сострадание. А потом исчезло, уступив место его обычному высокомерию.
– Хорошо, – согласился он.
* * *
Мне еще не доводилось бывать у Бреннеров, хотя не заметить их дом – дело почти невозможное. Своего рода местная достопримечательность, он располагался в миле от поселка, на самом конце грунтовой дороги, изъеденной рытвинами летом, а все остальное время года залитой лужами и непролазной грязью. Раньше близлежащие поля были осушены и использовались как сельхозугодья, но к настоящему моменту они мало-помалу начинали возвращаться в первобытное, дикое состояние. В самом центре, в окружении мусора и всяческой рухляди, стоял дом. Высокое полуразвалившееся сооружение, не имевшее, кажется, ни единой прямой линии или угла. Год за годом к нему добавлялись пристройки, а точнее, ветхие сараи, лепившиеся к стенам будто пиявки. Кровля, залатанная кусками гофрированной жести, резко контрастировала с образчиком модернового стиля – гигантской спутниковой тарелкой.
Во время нашего короткого путешествия Скарсдейл не проронил ни слова. В тесной кабине еще сильнее ощущался какой-то затхлый, кисловатый запах его одежды. Покачиваясь на ухабах и выбоинах, «лендровер» продвигался к дому Бреннеров. Навстречу, заливаясь остервенелым лаем, выскочила собака, но подойти ближе не решилась. Мы вышли из машины, и я энергично постучал по входной двери, сбивая с нее ошметки старой краски. Почти тут же нам открыла изможденная женщина, в которой я признал мать Карла Бреннера.
Длинные космы седых волос, бледная кожа. Она выглядела до болезненности худой, словно из нее высосали саму жизнь. Да так, наверное, оно и есть, если принять во внимание характер детей, которых она ставила на ноги в одиночку. Несмотря на жару, женщина была одета в кофту ручной вязки поверх выцветшего платья. Пощипывая складки одежды, она молча нас разглядывала.
– Меня зовут доктор Хантер, – сказал я. Скарсдейла же представлять не требовалось. – Карл дома?
Казалось, она не услышала моего вопроса. Только я собрался повторить его вновь, как женщина сложила на груди руки.
– Он в постели.
Слова вылетели очень быстро, а тон, которым они были произнесены, свидетельствовал об агрессивности и вместе с тем нервозности.
– Нам надо с ним поговорить. Это очень важно.
– Ему не нравится, когда его будят.
Скарсдейл шагнул вперед.
– Это не займет много времени, миссис Бреннер. Однако действительно очень важно, чтобы мы поговорили.
Она неохотно отодвинулась, давая нам пройти.
– Обождите в кухне. Я схожу за ним.
Первым вошел Скарсдейл. Я последовал его примеру и очутился в грязной прихожей. Пахло старой мебелью и чем-то жареным. Запах пригоревшего масла стал сильнее, когда мы добрались до кухни. В одном углу показывал какое-то музыкальное шоу небольшой телевизор. За столом, перед пустыми тарелками, ссорились дети-подростки: мальчик и девочка. Рядом, положив на табурет забинтованную ногу и с недопитой чашкой чая в руке, сидел Скотт Бреннер, увлеченный телепередачей.
Завидев нас, все умолкли.
– Доброе утро, – сказал я Скотту, испытывая некоторую неловкость.
Из памяти совершенно вылетело, как зовут его младших брата и сестру. Впервые начали закрадываться сомнения в том, правильно ли я делаю, придя в чужой дом, чтобы обвинить человека во лжи. Впрочем, прав я или нет, без этого не обойтись, поэтому усилием воли я отбросил неуверенность и колебания.
Дом заполнила тишина. В центре комнаты стоял Скарсдейл, невозмутимый как статуя. Дети не отрываясь смотрели на нас, а Скотт упорно разглядывал собственные коленки.
– Ну как ваша рана? – спросил я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
– Ничего, – ответил он, посмотрев на ногу и пожав плечами. – Так, побаливает...
Просто поразительно, до какой степени у него грязные бинты.
– Слушайте, вам когда в последний раз делали перевязку?
Скотт покраснел.
– Не знаю.
– Ее вообще меняли или нет?
Он молчал.
– Рана опасная, и вам не следует быть таким легкомысленным.
– Да куда ж я пойду с такой ногой-то? – расстроенно ответил он.
– Мы могли бы прислать медсестру. Или пускай Карл отвезет вас в амбулаторию.
У Скотта окаменело лицо.
– Он слишком занят.
«Да-да, – подумал я, – еще как занят». Впрочем, у меня не было никаких оснований его обвинять. Вот, пожалуйста, еще одно напоминание о том, насколько я оторвался от своих врачебных обязанностей.
Из коридора послышались звуки, словно кто-то спускается по лестнице, а затем в кухню вошла миссис Бреннер.
– Мелисса, Шин, ну-ка идите погуляйте, – приказала она детям.
– Почему-у? – запротестовала девочка.
– Потому! Брысь отсюда, я сказала!
Ребятишки поднялись и, волоча ноги и огрызаясь, покинули кухню. Их мать подошла к раковине и открыла кран.
– Он спускается? – спросил я.
– Спустится. Когда захочет.
Похоже, добиться большего от нее не удастся. Она раздраженно принялась перемывать стопку тарелок, и в кухне какое-то время слышались только плеск воды да звон посуды. Я пытался уловить хоть какой-нибудь звук сверху, но так ничего и не услышал.
– Что же мне делать? – спросил Скотт, обеспокоенно уставившись на ногу.
Переключить внимание стоило некоторых усилий. К тому же раздражал Скарсдейл, молча наблюдавший за мной. Нетерпение пару секунд боролось с чувством ответственности, затем я сдался:
– Давайте-ка я посмотрю.
Рана оказалась не столь уж запущенной, как можно было ожидать по безобразному состоянию бинтов. Процесс заживления пошел, и имелись неплохие шансы, что функции нижней конечности восстановятся полностью. Стежки выглядели так, будто их накладывал неопытный криворукий санитар, однако края раны явно начинали стягиваться. Я принес из машины свой медицинский набор и занялся очисткой и перевязкой. Дело подходило к концу, когда тяжелый топот возвестил о прибытии Бреннера.
Закончив с бинтами, я встал, и в этот момент Карл лениво вошел в кухню. Одет он был в грязные джинсы и обтягивающую майку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87