— Пила, — возразила Ладка, — еще как пила.
Черт его дернул связаться с этой мелюзгой! Ну кто же знал, что с глотка спирта ее так развезет? Он же помочь хотел, а вышло что-то совсем невообразимое!
Раньше не помогал, и все было отлично! И что теперь с ней делать?
— Ты здесь живешь или проездом? — вежливым голосом поинтересовался Артем.
— Проездом. Проездом на поезде, — Ладка решила быть точной в формулировках. — Мы ехали вместе с Марьей Семеновной, всю дорогу в карты играли, а потом она…
Недослушав, Артем вздохнул и снова взвалил ее на плечо.
— Поставьте меня, пожалуйста, — тихо попросила она.
— Ну, щас, ага, — согласился он, не сбавляя шаг.
— Я вам говорю, отпустите, — повторила она внезапно изменившимся голосом. — Я в порядке.
И что-то заставило Артема поверить ей, и он взглянул на нее по-новому. Как быстро девочка взяла себя в руки! На удивление быстро. Молодец.
— А на ногах-то устоишь? — все-таки поинтересовался он.
— Да не ваше дело! Пустите! — разозлилась она и спрыгнула на землю, почувствовав, что его хватка ослабла.
Устояв, Ладка взглянула на Артема внимательно, запрокинув голову. Перед ней стояла горилла в оранжевом комбинезоне.
— Что? — чуть отодвинулся он. — Не нравлюсь? Она растерянно моргнула. О нем Ладка как-то не думала. Она всего-навсего решала, какого черта этот орангутанг вздумал, что ее необходимо утешать и таскать, перекинув через плечо, будто ковер. И еще — поить спиртом, предлагать сигаретку и смотреть исподлобья с жалостью.
Ей не нужна его жалость!
С собой она справится сама.
— Всего хорошего, — попрощалась она, скроив вежливую гримасу.
— А на мой вопрос вы так и не ответили… — ни с того ни с сего сказал Артем.
— На какой еще вопрос?
Она досадливо поддернула лямку рюкзака.
Странно, подумалось Артему, она меня не боится, и презрительно не морщится, и осторожного, брезгливого любопытства тоже нет в помине в ее лице.
Пыльная, заостренная мордочка выражала только нетерпение.
Странно, снова подумал он и вдруг страшно на себя разозлился.
Какая разница, что думает о тебе эта девчонка? Конечно, удивительно, что она до сих пор не сбежала в ужасе от твоих шрамов и зверского выражения лица — морды, морды, товарищ майор! Конечно, удивительно, что ей не пришло в голову тащить тебя в ближайшие кусты и проверять соответствует ли твой темперамент твоей волосатости и мощным бицепсам-трицепсам. Чрезвычайно странно! Обычно именно эти два варианта практиковали в отношениях с ним девицы всех возрастов и категорий.
Она не девица, пренебрежительно хмыкнул внутренний голос. Она — тощая, чумазая, заплаканная, не в меру впечатлительная, ужасно самонадеянная девчонка!
Какое тебе дело до ее мнения?
А такое…
Когда он увидел ее там, у забора — после вспышки в кабинете, — трясущуюся от слез, с виновато опущенной головой, Артем почему-то подумал… Нет, не подумал — ощутил… Нет, не так. В нем родилось вдруг внезапное понимание, и он чуть было не поделился им с ней, и удержался в последний момент, чтобы не сказать: «Мы с тобой одной крови. Ты и я».
Маугли, черт тебя подери!
Вместо этого он предложил ей закурить. Очень эффективный способ дать понять человеку, что разделяешь его точку зрения. По большому счету, на ее точку зрения он плевать хотел. Но…
Но «мы с тобой одной крови» отчетливо и настойчиво билось в голове.
В тех джунглях, где существовал Артем и куда попала совершенно случайно эта мелкая, проще существовать в одиночку. Проще и надежней.
Ему повезло с друзьями, но они не имели никакого отношения к этим самым джунглям. А девчонку он сразу вычислил — она была той же породы, того же розлива, что и он.
Неизвестно, что именно заставило его так думать. Хладнокровие, с которым она угрожала врачу? Пощечина, неожиданная после эдакой невозмутимости? Горькие рыдания, которые она позволила себе, только когда ее никто не видел? Злость, направленная лишь на себя, — ведь даже на Палыча она не злилась, а презирала и ненавидела?
Или главным было то, что она так быстро справилась с собой?
Или ее равнодушие при взгляде на Артемову страшную рожу, к которой даже милая бабуся Агнесса Васильевна не могла привыкнуть?
Или — что?!
— А где же вы будете ночевать? — вдруг спросил он. — Я правильно понял, вы же проездом здесь?
Она поглядела насмешливо, чуть свысока. Хотя буквально дышала ему в пупок.
— Разве это проблема — снять комнату на ночь?
— Еще какая проблема! — с удовольствием, не вполне понятным ему самому, объявил Артем. — На одну ночь вам никто не сдаст. У нас так не принято.
— Бросьте. За деньги можно снять что угодно.
— И все-таки…
— Послушайте, я не совсем понимаю, при чем тут вы? С какой стати вас интересует мой ночлег?
Артем неожиданно смутился, чего не случалось с ним со времен Рамзеса Второго. То есть, никогда не случалось, вот как!
— Ну что, нет ответа? — хмыкнула Ладка. — Тогда до свидания, благородный рыцарь. Спасибо за выпивку.
— Она была ваша, меня благодарить не за что.
— Ну, как же? Вы оказали мне неоценимую моральную поддержку.
Было непонятно, серьезно она говорит или издевается. Ну и черт с ней, рассерженно подумал Артем, еще не хватало разбираться в интонациях этой пигалицы!
Немного жаль, конечно… Она ведь не поняла, что они «одной крови», не прониклась доверием, и не торопилась разделить с ним скромный ужин, и воспоминания о сегодняшней катастрофе.
Заметив, как сердито он сжимает кулаки, Ладка внезапно смягчилась.
— Да вы не волнуйтесь! Я понимаю, вы — спасатель, у вас работа такая, чтобы за всех разом беспокоиться…
Ах вот оно что! Интересная интерпретация. Откуда она это взяла?!
— Но за меня не надо, — продолжала Ладка с неведомо откуда взявшимся добродушием. — Я вполне справлюсь со своими проблемами сама. До свидания.
Он несколько секунд недоуменно смотрел на ее ребром протянутую ладошку.
Значит, отметить внезапную встречу единомышленников все-таки не удастся?
А может, все дело в том, что она-то его единомышленником не считает? Он для нее — чужак. Спасатель, сказала она, то ли с ехидцей, то ли снисходительно.
— Угу, до свидания, — процедил он наконец-таки и потряс осторожно тонюсенькую ладошку.
Подумал и поднес ее к губам.
Ладка хихикнула, не зная, как еще реагировать.
Мужчины ни разу не целовали ей руки. Если не считать семидесятилетнего Ивана Савельевича, которому Ладка ставила капельницы и таскала утки. Выписываясь, он преподнес ей букет фиалок и, взяв в обе руки — морщинистые и очень холодные — ее пальцы, с благоговением подышал на них.
Она чуть не заплакала тогда. Она всегда была впечатлительной.
Сейчас плакать не хотелось.
Было вообще непонятно, что делать. Мужские губы тяжело касались ее пальцев, будто ставили клеймо, а Ладка смотрела на стриженый затылок в шрамах, неожиданно оказавшийся прямо у нее под носом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59