Урезать его, то есть снять с нее хоть одну повинность, значило навесить эту работу на свою собственную шею, поскольку более подходящей шеи в приюте не нашлось бы.
Зрители из постояльцев понятия не имели, что происходит, но тень сомнений в глазах матушки уловили. Чаша весов явно качнулась в сторону Анжелы, а значит, и в пользу их любимицы. Мэри Маргарет в задумчивости постучала ногтем по зубам, еще раз оглядела груду грязного белья, после чего одарила Анжелу взглядом, обещавшим наказание в самом ближайшем будущем. На данный момент, однако, она признала поражение:
– Ладно, прощаю. Но постели не менять лишние две недели, ясно?
Анжела смиренно кивнула. К ее вящему удовольствию, сестра Кармел опять вспомнила о своем леденце и занялась им, блаженно прикрыв глаза.
Однако с Мэри Маргарет они цапаются все чаще и чаще; ни дня без стычки. И понятно, что это лишь первые грозовые сполохи, а настоящий шторм впереди. Теперь уж совсем скоро, в этом Анжела не сомневалась. В живых останется одна из них. В приюте нет места монашкам-бунтовщицам, а ведь она даже не монашка. С каждой минутой миссионерская деятельность уплывала от нее все дальше.
Анжела поглубже засунула ладони в карманы джинсов и направилась ко входу в женский приют, вся в мыслях о своем туманном будущем. На лестнице ей встретилась группа девушек, явно вырядившихся на работу. Одна из них, хихикнув, пустила струйку дыма прямо в лицо Анжеле – и вовсе не табачного, но Анжеле сейчас было не до наркотиков. Она искала Николя. Секции в женском приюте были разделены тонкими картонными стенами, и двери здесь были настоящие, в отличие от матерчатых перегородок у мужчин. Стены, правда, не доходили до потолка, отчего помещение смахивало на общественный туалет, да и сами комнатушки размерами не слишком отличались от туалетных кабинок. Анжела стукнула в дверь комнатки Николя. Сначала осторожно, потом все громче и громче. Ответа не было, но она чувствовала чье-то присутствие. Дверь вдруг рывком распахнулась, и Анжела увидела перекошенное от злобы лицо Николя. Очевидно, она предполагала увидеть кого-то из подруг. На смену злости пришло удивление. Без черной обводки а-ля Клеопатра изумрудные глаза оказались совсем юными. Да ей и двадцати нет, подумала Анжела, разглядывая по-детски беззащитное лицо девушки. Странное чувство. Будто впервые в жизни увидел ощипанного цыпленка.
– Тебе чего? – прошипела девушка, вытягивая шею – не прячется ли за спиной у Анжелы Стив.
– Можно войти, Николя? Не бойся, я одна.
– Насрать мне, мать твою, одна ты или нет, – фыркнула Николя, но посторонилась.
– Ты ведь боялась, что я привела Стива, верно? – беззлобно отметила Анжела, пытаясь подобрать ключик к беседе. Если, конечно, можно назвать беседой общение с ощетинившейся и явно не расположенной к болтовне юной особой.
Николя тем временем изучала ее с головы до ног. Вытащив ком жвачки изо рта, прилепила его к железной ножке кровати, закурила и нахохлилась выжидающе – давай, мол, выкладывай и вали отсюда. Анжела с улыбкой кивнула на стул – можно? Угрюмый кивок в ответ. Анжела села и протянула руку к тумбочке – пепельницу передать? Еще один угрюмый кивок. Молчание.
На стенах ровным счетом ничего – ни постеров, ни фотографий, с которых можно было бы начать разговор. Журналов тоже нет, а книг тем более. За что же зацепиться? Абсолютно безликая комната, будто и не живет никто. Пока Анжела в отчаянии озиралась, Николя безмолвно дымила, не сводя с нее неприязненного взгляда.
– Я тоже покуриваю. Две-три сигареты на ночь. – Попытка неуклюжая и определенно безуспешная.
– Охренеть. Еще какие грешки за тобой водятся?
Николя не скрывала презрения. Демонстрируя превосходство, скрестила на груди руки и вскинула голову. Анжела удрученно поерзала на стуле, отвела глаза от лица девушки и наткнулась взглядом на батарею парфюмерии. Бутылочки, флакончики, коробочки и тюбики всех мастей, в том числе и самых дорогих марок, явно добытые ловкостью рук. Вот тебе и ключик к Николя. Девочка любит косметику. Не слишком обнадеживающе, но на безрыбье… Придется рискнуть. Хотела ведь побольше разузнать о Стиве, а для этого нужно попытаться побольше разузнать о самой Николя.
– Отличная у тебя коллекция. – Анжела легко пробежала пальцем по крышкам флакончиков. – Мне бы хотелось краситься.
Зеленый взгляд вспыхнул чем-то близким к любопытству. Похоже, Николя привыкала к мысли, что женщина может обходиться без косметики. Она затянулась глубоко и выдохнула; у Анжелы защипало глаза.
– Монашкам нельзя?
– Да нет… Можно, наверное, если хочется…
– А смысл? Ради кого? – Николя запустила пальцы в волосы, захватила рыжую прядь, покрутила и отбросила за спину. На Анжелу она теперь смотрела, как на невиданное и жалкое насекомое.
– Не знаю. Для себя ведь тоже приятно краситься, разве нет?
От негодующего фырканья Николя длинные разноцветные ярлычки на бутыльках с косметикой затрепетали.
– Хочешь, накрашу? – Губы изогнулись в неловкой полуулыбке. – Зашибись. Никогда монашку не красила.
– Николя, не ругайся, пока я здесь.
– А я тебя звала? – взорвалась Николя. Зеленые глаза смотрели с вызовом.
Анжела вздохнула. Орешек из тех, что никому не по зубам. Совсем еще девочка, а уже непрошибаема. К тридцати, если выживет, заматереет окончательно. Сейчас еще хороша по-своему, ершиста, но хороша. Даже выбитый верхний резец придает ей хулиганского шарма. Или пиратского. Точно, пиратского. Флибустьерша с корабля под реющим «Веселым Роджером».
– Я бы не прочь. Накрасишь когда-нибудь?
– Ну-ка дай… – Николя цепко ухватила ладонь Анжелы, пристроила на тумбочке, выдернула из батареи флакон и занялась ногтями, ловко намазывая один за другим и высунув от усердия кончик языка. Она молчала, пока не закончила работу.
– Нравится?
– Прелесть, Николя! – искренне восхитилась Анжела. – Ни один не смазала.
Опустив голову, Николя трудилась над второй рукой.
– Зашибись! – Еще одна почти улыбка. – Когда-нибудь открою свою косметичку… типа салон. Я здесь почти всем хари мажу. Ты когда постучала, я думала, это из них кто-нибудь пришел проситься. Мать… э-э-э… будь я проклята, если стану на них бесплатно пахать, – с горечью сказала она.
– Считай, тренируешься, – подбодрила Анжела.
– Во. Для тренировки самое то. – Николя с недовольным видом присматривалась к ногтям Анжелы. – Подпилить бы не мешало. Когда буду тебя красить, ногтями тоже займусь. Только сначала надо попарить, чтоб размякли.
Ты-то сама, дорогая, еще не размякла для беседы о брате? Анжела раздумывала, с какой бы стороны подъехать к Николя, как та вдруг перехватила инициативу:
– Не дело это – себя запускать. Даже для монашки. Как это вышло?
– Я не обращала внимания на ногти… Что – вышло?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Зрители из постояльцев понятия не имели, что происходит, но тень сомнений в глазах матушки уловили. Чаша весов явно качнулась в сторону Анжелы, а значит, и в пользу их любимицы. Мэри Маргарет в задумчивости постучала ногтем по зубам, еще раз оглядела груду грязного белья, после чего одарила Анжелу взглядом, обещавшим наказание в самом ближайшем будущем. На данный момент, однако, она признала поражение:
– Ладно, прощаю. Но постели не менять лишние две недели, ясно?
Анжела смиренно кивнула. К ее вящему удовольствию, сестра Кармел опять вспомнила о своем леденце и занялась им, блаженно прикрыв глаза.
Однако с Мэри Маргарет они цапаются все чаще и чаще; ни дня без стычки. И понятно, что это лишь первые грозовые сполохи, а настоящий шторм впереди. Теперь уж совсем скоро, в этом Анжела не сомневалась. В живых останется одна из них. В приюте нет места монашкам-бунтовщицам, а ведь она даже не монашка. С каждой минутой миссионерская деятельность уплывала от нее все дальше.
Анжела поглубже засунула ладони в карманы джинсов и направилась ко входу в женский приют, вся в мыслях о своем туманном будущем. На лестнице ей встретилась группа девушек, явно вырядившихся на работу. Одна из них, хихикнув, пустила струйку дыма прямо в лицо Анжеле – и вовсе не табачного, но Анжеле сейчас было не до наркотиков. Она искала Николя. Секции в женском приюте были разделены тонкими картонными стенами, и двери здесь были настоящие, в отличие от матерчатых перегородок у мужчин. Стены, правда, не доходили до потолка, отчего помещение смахивало на общественный туалет, да и сами комнатушки размерами не слишком отличались от туалетных кабинок. Анжела стукнула в дверь комнатки Николя. Сначала осторожно, потом все громче и громче. Ответа не было, но она чувствовала чье-то присутствие. Дверь вдруг рывком распахнулась, и Анжела увидела перекошенное от злобы лицо Николя. Очевидно, она предполагала увидеть кого-то из подруг. На смену злости пришло удивление. Без черной обводки а-ля Клеопатра изумрудные глаза оказались совсем юными. Да ей и двадцати нет, подумала Анжела, разглядывая по-детски беззащитное лицо девушки. Странное чувство. Будто впервые в жизни увидел ощипанного цыпленка.
– Тебе чего? – прошипела девушка, вытягивая шею – не прячется ли за спиной у Анжелы Стив.
– Можно войти, Николя? Не бойся, я одна.
– Насрать мне, мать твою, одна ты или нет, – фыркнула Николя, но посторонилась.
– Ты ведь боялась, что я привела Стива, верно? – беззлобно отметила Анжела, пытаясь подобрать ключик к беседе. Если, конечно, можно назвать беседой общение с ощетинившейся и явно не расположенной к болтовне юной особой.
Николя тем временем изучала ее с головы до ног. Вытащив ком жвачки изо рта, прилепила его к железной ножке кровати, закурила и нахохлилась выжидающе – давай, мол, выкладывай и вали отсюда. Анжела с улыбкой кивнула на стул – можно? Угрюмый кивок в ответ. Анжела села и протянула руку к тумбочке – пепельницу передать? Еще один угрюмый кивок. Молчание.
На стенах ровным счетом ничего – ни постеров, ни фотографий, с которых можно было бы начать разговор. Журналов тоже нет, а книг тем более. За что же зацепиться? Абсолютно безликая комната, будто и не живет никто. Пока Анжела в отчаянии озиралась, Николя безмолвно дымила, не сводя с нее неприязненного взгляда.
– Я тоже покуриваю. Две-три сигареты на ночь. – Попытка неуклюжая и определенно безуспешная.
– Охренеть. Еще какие грешки за тобой водятся?
Николя не скрывала презрения. Демонстрируя превосходство, скрестила на груди руки и вскинула голову. Анжела удрученно поерзала на стуле, отвела глаза от лица девушки и наткнулась взглядом на батарею парфюмерии. Бутылочки, флакончики, коробочки и тюбики всех мастей, в том числе и самых дорогих марок, явно добытые ловкостью рук. Вот тебе и ключик к Николя. Девочка любит косметику. Не слишком обнадеживающе, но на безрыбье… Придется рискнуть. Хотела ведь побольше разузнать о Стиве, а для этого нужно попытаться побольше разузнать о самой Николя.
– Отличная у тебя коллекция. – Анжела легко пробежала пальцем по крышкам флакончиков. – Мне бы хотелось краситься.
Зеленый взгляд вспыхнул чем-то близким к любопытству. Похоже, Николя привыкала к мысли, что женщина может обходиться без косметики. Она затянулась глубоко и выдохнула; у Анжелы защипало глаза.
– Монашкам нельзя?
– Да нет… Можно, наверное, если хочется…
– А смысл? Ради кого? – Николя запустила пальцы в волосы, захватила рыжую прядь, покрутила и отбросила за спину. На Анжелу она теперь смотрела, как на невиданное и жалкое насекомое.
– Не знаю. Для себя ведь тоже приятно краситься, разве нет?
От негодующего фырканья Николя длинные разноцветные ярлычки на бутыльках с косметикой затрепетали.
– Хочешь, накрашу? – Губы изогнулись в неловкой полуулыбке. – Зашибись. Никогда монашку не красила.
– Николя, не ругайся, пока я здесь.
– А я тебя звала? – взорвалась Николя. Зеленые глаза смотрели с вызовом.
Анжела вздохнула. Орешек из тех, что никому не по зубам. Совсем еще девочка, а уже непрошибаема. К тридцати, если выживет, заматереет окончательно. Сейчас еще хороша по-своему, ершиста, но хороша. Даже выбитый верхний резец придает ей хулиганского шарма. Или пиратского. Точно, пиратского. Флибустьерша с корабля под реющим «Веселым Роджером».
– Я бы не прочь. Накрасишь когда-нибудь?
– Ну-ка дай… – Николя цепко ухватила ладонь Анжелы, пристроила на тумбочке, выдернула из батареи флакон и занялась ногтями, ловко намазывая один за другим и высунув от усердия кончик языка. Она молчала, пока не закончила работу.
– Нравится?
– Прелесть, Николя! – искренне восхитилась Анжела. – Ни один не смазала.
Опустив голову, Николя трудилась над второй рукой.
– Зашибись! – Еще одна почти улыбка. – Когда-нибудь открою свою косметичку… типа салон. Я здесь почти всем хари мажу. Ты когда постучала, я думала, это из них кто-нибудь пришел проситься. Мать… э-э-э… будь я проклята, если стану на них бесплатно пахать, – с горечью сказала она.
– Считай, тренируешься, – подбодрила Анжела.
– Во. Для тренировки самое то. – Николя с недовольным видом присматривалась к ногтям Анжелы. – Подпилить бы не мешало. Когда буду тебя красить, ногтями тоже займусь. Только сначала надо попарить, чтоб размякли.
Ты-то сама, дорогая, еще не размякла для беседы о брате? Анжела раздумывала, с какой бы стороны подъехать к Николя, как та вдруг перехватила инициативу:
– Не дело это – себя запускать. Даже для монашки. Как это вышло?
– Я не обращала внимания на ногти… Что – вышло?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83