Перед ней раскинулась зеленая лужайка Гайд-парка. Неподалеку на траве сидела в обнимку какая-то пара, дальше играли в мяч мальчишки. Но вся эта привычная картина была сейчас далека от Эдит как никогда, словно она перенеслась на другую планету. До сих пор ей не приходило в голову, но сейчас она осознала, что любит Мэтью. И так же ясно она поняла, что потеряла его, не успев обрести.
Примерно час спустя, когда усталая Эдит переступила порог своей квартиры, зазвонил телефон. Она бросила сумочку на столик в прихожей и подбежала к телефону, но рука ее, уже протянутая к трубке, вдруг окаменела. Конечно, это звонит Сесил! Меньше всего на свете ей сейчас хотелось разговаривать с ним. Она все-таки взяла трубку и с усилием поднесла ее к уху, словно та была каменная.
— Да, я слушаю.
— Эдит, дорогая, здравствуй. Что случилось, почему ты такая подавленная? — заговорила трубка голосом Люси Лайтоллер, матери Сесила.
У Эдит в груди всколыхнулось неприязненное чувство. Сейчас, когда ей невыносимо было винить в случившейся ошибке одну себя, хотелось найти и других виноватых. Разве мать Сесила всеми силами не поддерживала своего сына? Может быть, она сама и посоветовала ему взять в жены дочь Грэхема, покладистую, неискушенную простушку… Какой удобной она была бы женой…
— Ничего особенного, просто я только что вернулась и очень устала, — ответила она, пытаясь говорить обычным тоном.
— Ах, бедняжка. О чем я спрашиваю? Конечно, ты переживаешь из-за Сесила. Кстати, он еще не говорил тебе, что мы ждем вас к нам в субботу? — продолжала Люси, и Эдит представила, как она затягивается сигаретой и выпускает колечки дыма. Люси была страстной курильщицей, кроме того любила пропустить стаканчик джина перед ужином, а то и перед обедом.
Вообще-то она нравилась Эдит, но сейчас она с беспокойством ощущала, как настраивается к матери Сесила все враждебнее.
— Нет, Сесил мне ничего не говорил, — ответила она сухо.
— Но вы же виделись с ним сегодня? Мы с его отцом в курсе всей ситуации. Кажется, пока все спокойно. Но, конечно, нельзя пускать дело на самотек. Сэм пытается поговорить кое с кем из министерства. Но Сесил, какой дурачок, что за неосмотрительность! — Она шумно выпустила дым прямо в трубку. — Эдит, когда прилетают твои родители? Может оказаться так, что только твой отец сумеет защитить его…
— Мама обещала позвонить завтра и точно сказать дату. Я полагаю, в самые ближайшие дни.
— Да, ты права, не стоит долго распространяться об этом по телефону, — ответила Люси, видимо почувствовав ее нежелание говорить. — Значит, моя дорогая, мы ждем вас в субботу.
Приезжайте с самого утра и тогда обсудим все спокойно и без помех, в семейном кругу. Я целую тебя, дорогая.
— Да.., хорошо.., до свидания. — Смущенно пробормотав слова прощания. Эдит повесила трубку.
Люси, конечно, почувствовала ее плохое настроение и очень тактично не стала выспрашивать о его причине. Ну что же, Эдит была ей за это признательна. И вообще… Не стоит винить других за свои ошибки. Люси ни в чем не виновата.
Она прошла в ванную, напустила воду и легла в нее. Нет, она не будет вымещать досаду на близких, она просто возьмет и сама исправит свои ошибки.
В окружающем ее мраке безысходности внезапно забрезжил свет. Все так просто на самом деле! Раз она не любит Сесила, а он не любит ее, значит, им не следует соединять свои судьбы. Придется отменить свадьбу, и не беда, что уже разосланы приглашения, что придется выдержать непростой разговор с собственными родителями и родителями Сесила.
Об объяснении с самим Сесилом она как-то не думала.
Ничего такого страшного в этой ситуации нет, всякое бывает в жизни, люди могут и передумать, главное, чтобы это произошло до свадьбы.
Эдит перебирала в голове весь набор житейских мудростей, от которых, несмотря на их банальность, сразу становилось легче на душе. Итак, она порвет с Сесилом и тогда… Что же тогда?
Почему она так уверена, что Мэтью настроен поддерживать их отношения? Вчера в парке она испугалась, что после того разговора в электричке, когда она со слезами просила его о Сесиле, она потеряла его навсегда. Ведь Мэтью тогда, конечно, не мог испытать к ней ничего, кроме презрения. Вчера, подумав об этом, Эдит отогнала от себя эту мысль.
Но сейчас ей стало так страшно, что все тело объял ледяной холод, как будто она не лежала в теплой ванне, а окунулась в прорубь. Почему она вдруг решила, что Мэтью вообще испытывает или испытывал к ней какие-то серьезные чувства? Ведь для него эти поцелуи могли быть совсем ничего не значащими!
Когда она сказала Мэтью, что у нее есть жених, он сразу словно отошел на задний план.
Если бы "не ее портрет, они могли больше никогда не встретиться. Мэтью и не заикнулся, чтобы продолжить общение. Он сразу уступил, не попытался побороться за нее. Разве так поступают, если любят? В конце концов, она даже не жена Сесила. А он отошел в сторонку, решил, что она не стоит того, чтобы за нее бороться. Значит, она не вызывала в нем настолько сильных чувств.
Нет, виноват не он, а она сама, она потеряла Мэтью, она сама его оттолкнула — своими нелепыми слезами в электричке, своей просьбой избавить Сесила от неприятностей! Какой жалкой, ничтожной она выглядела тогда в его глазах. Как же она посмела просить Мэтью нарушить его долг, служебный долг? Он сразу тогда изменился к ней, она это почувствовала. А тот поцелуй в скверике был прощальным поцелуем…
Эдит почувствовала, что сейчас зарыдает. Она выбралась из ванны, завернулась в длинный махровый халат, побежала в спальню и упала на постель. Ее тело сотрясалось от рыданий, но глаза оставались сухими. Все сильнее и сильнее в ней разгорался беспощадный свет, который вдруг осветил ее душу, и она все отчетливее осознавала, что любит Мэтью и полюбила его едва ли не с первой встречи.
Она представляла его лицо, такое выразительное, тонкое, его прямые черные брови… густые ресницы, затеняющие серые глубокие глаза… Эти глаза смотрели на нее с таким восхищением, которое она воспринимала как само собой разумеющееся. Он был особенный, не похожий ни на кого другого. И это тоже казалось ей, глупышке, в порядке вещей.
Она вспоминала его руки… Сильные, гибкие пальцы, крепкие запястья… Сердце ее переполнялось нежностью. Он обнимал ее за талию, и эти объятия были целомудренными и вместе с тем страстными. Вспоминала его головокружительный поцелуй…
Уже после того, первого поцелуя у нее должны были открыться глаза. Неужели она полагала, что с каким-то другим мужчиной может пережить такие же прекрасные, волшебные ощущения, которые трудно выразить словами, настолько они не принадлежат к этому миру?
Но она его потеряла, потеряла! И виновата она сама, только она… В ее памяти вдруг всплыло имя «Шейла».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Примерно час спустя, когда усталая Эдит переступила порог своей квартиры, зазвонил телефон. Она бросила сумочку на столик в прихожей и подбежала к телефону, но рука ее, уже протянутая к трубке, вдруг окаменела. Конечно, это звонит Сесил! Меньше всего на свете ей сейчас хотелось разговаривать с ним. Она все-таки взяла трубку и с усилием поднесла ее к уху, словно та была каменная.
— Да, я слушаю.
— Эдит, дорогая, здравствуй. Что случилось, почему ты такая подавленная? — заговорила трубка голосом Люси Лайтоллер, матери Сесила.
У Эдит в груди всколыхнулось неприязненное чувство. Сейчас, когда ей невыносимо было винить в случившейся ошибке одну себя, хотелось найти и других виноватых. Разве мать Сесила всеми силами не поддерживала своего сына? Может быть, она сама и посоветовала ему взять в жены дочь Грэхема, покладистую, неискушенную простушку… Какой удобной она была бы женой…
— Ничего особенного, просто я только что вернулась и очень устала, — ответила она, пытаясь говорить обычным тоном.
— Ах, бедняжка. О чем я спрашиваю? Конечно, ты переживаешь из-за Сесила. Кстати, он еще не говорил тебе, что мы ждем вас к нам в субботу? — продолжала Люси, и Эдит представила, как она затягивается сигаретой и выпускает колечки дыма. Люси была страстной курильщицей, кроме того любила пропустить стаканчик джина перед ужином, а то и перед обедом.
Вообще-то она нравилась Эдит, но сейчас она с беспокойством ощущала, как настраивается к матери Сесила все враждебнее.
— Нет, Сесил мне ничего не говорил, — ответила она сухо.
— Но вы же виделись с ним сегодня? Мы с его отцом в курсе всей ситуации. Кажется, пока все спокойно. Но, конечно, нельзя пускать дело на самотек. Сэм пытается поговорить кое с кем из министерства. Но Сесил, какой дурачок, что за неосмотрительность! — Она шумно выпустила дым прямо в трубку. — Эдит, когда прилетают твои родители? Может оказаться так, что только твой отец сумеет защитить его…
— Мама обещала позвонить завтра и точно сказать дату. Я полагаю, в самые ближайшие дни.
— Да, ты права, не стоит долго распространяться об этом по телефону, — ответила Люси, видимо почувствовав ее нежелание говорить. — Значит, моя дорогая, мы ждем вас в субботу.
Приезжайте с самого утра и тогда обсудим все спокойно и без помех, в семейном кругу. Я целую тебя, дорогая.
— Да.., хорошо.., до свидания. — Смущенно пробормотав слова прощания. Эдит повесила трубку.
Люси, конечно, почувствовала ее плохое настроение и очень тактично не стала выспрашивать о его причине. Ну что же, Эдит была ей за это признательна. И вообще… Не стоит винить других за свои ошибки. Люси ни в чем не виновата.
Она прошла в ванную, напустила воду и легла в нее. Нет, она не будет вымещать досаду на близких, она просто возьмет и сама исправит свои ошибки.
В окружающем ее мраке безысходности внезапно забрезжил свет. Все так просто на самом деле! Раз она не любит Сесила, а он не любит ее, значит, им не следует соединять свои судьбы. Придется отменить свадьбу, и не беда, что уже разосланы приглашения, что придется выдержать непростой разговор с собственными родителями и родителями Сесила.
Об объяснении с самим Сесилом она как-то не думала.
Ничего такого страшного в этой ситуации нет, всякое бывает в жизни, люди могут и передумать, главное, чтобы это произошло до свадьбы.
Эдит перебирала в голове весь набор житейских мудростей, от которых, несмотря на их банальность, сразу становилось легче на душе. Итак, она порвет с Сесилом и тогда… Что же тогда?
Почему она так уверена, что Мэтью настроен поддерживать их отношения? Вчера в парке она испугалась, что после того разговора в электричке, когда она со слезами просила его о Сесиле, она потеряла его навсегда. Ведь Мэтью тогда, конечно, не мог испытать к ней ничего, кроме презрения. Вчера, подумав об этом, Эдит отогнала от себя эту мысль.
Но сейчас ей стало так страшно, что все тело объял ледяной холод, как будто она не лежала в теплой ванне, а окунулась в прорубь. Почему она вдруг решила, что Мэтью вообще испытывает или испытывал к ней какие-то серьезные чувства? Ведь для него эти поцелуи могли быть совсем ничего не значащими!
Когда она сказала Мэтью, что у нее есть жених, он сразу словно отошел на задний план.
Если бы "не ее портрет, они могли больше никогда не встретиться. Мэтью и не заикнулся, чтобы продолжить общение. Он сразу уступил, не попытался побороться за нее. Разве так поступают, если любят? В конце концов, она даже не жена Сесила. А он отошел в сторонку, решил, что она не стоит того, чтобы за нее бороться. Значит, она не вызывала в нем настолько сильных чувств.
Нет, виноват не он, а она сама, она потеряла Мэтью, она сама его оттолкнула — своими нелепыми слезами в электричке, своей просьбой избавить Сесила от неприятностей! Какой жалкой, ничтожной она выглядела тогда в его глазах. Как же она посмела просить Мэтью нарушить его долг, служебный долг? Он сразу тогда изменился к ней, она это почувствовала. А тот поцелуй в скверике был прощальным поцелуем…
Эдит почувствовала, что сейчас зарыдает. Она выбралась из ванны, завернулась в длинный махровый халат, побежала в спальню и упала на постель. Ее тело сотрясалось от рыданий, но глаза оставались сухими. Все сильнее и сильнее в ней разгорался беспощадный свет, который вдруг осветил ее душу, и она все отчетливее осознавала, что любит Мэтью и полюбила его едва ли не с первой встречи.
Она представляла его лицо, такое выразительное, тонкое, его прямые черные брови… густые ресницы, затеняющие серые глубокие глаза… Эти глаза смотрели на нее с таким восхищением, которое она воспринимала как само собой разумеющееся. Он был особенный, не похожий ни на кого другого. И это тоже казалось ей, глупышке, в порядке вещей.
Она вспоминала его руки… Сильные, гибкие пальцы, крепкие запястья… Сердце ее переполнялось нежностью. Он обнимал ее за талию, и эти объятия были целомудренными и вместе с тем страстными. Вспоминала его головокружительный поцелуй…
Уже после того, первого поцелуя у нее должны были открыться глаза. Неужели она полагала, что с каким-то другим мужчиной может пережить такие же прекрасные, волшебные ощущения, которые трудно выразить словами, настолько они не принадлежат к этому миру?
Но она его потеряла, потеряла! И виновата она сама, только она… В ее памяти вдруг всплыло имя «Шейла».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41