– Она торопливо повернулась к Элен и коснулась сухими губами ее щеки. – До свидания, милая, до вечера. Я вернусь часов в шесть…
Она поднялась в салон, дверцы с шипением затворились. Дизель рыгнул, выпустив синее облачко, автобус отошел. Элен на прощание подняла руку и сразу же опустила. Глянула на часики – подарок к шестнадцатилетию, тряхнула – они иногда останавливались. На этот раз часики послушно тикали. Было десять утра.
Ей много чего хотелось. Хотелось вернуться в прицеп, броситься на постель и выплакаться. Хотелось пойти на плантацию и убить Неда Калверта выстрелом в сердце. Хотелось написать Элизабет и сразу отправить письмо. Хотелось поговорить с Билли. Хотелось сесть в ближайший автобус до Монтгомери, разыскать мать и привезти домой. Хотелось перевести стрелки часов назад – на месяц, на год, как можно дальше, в то время, когда этого еще не случилось, до начала всего. Ей хотелось, чтобы мать никогда больше не обманывала саму себя, не рассказывала ей своим ровным голосом о вещах, которые еще сильнее раздирали ее, Элен, и без того разорванный мир.
В конце концов она пошла вверх по Главной улице, свернула за автозаправкой, миновала стоянку. Там находился пустой участок, на котором стояли щиты агентства недвижимой собственности, извещавшие о новой застройке.
На площадке не было ни души. Элен вошла под покосившийся жестяной навес, который давал хоть какую-то тень, и присела, уставясь в пространство, мысленно погоняя время. Она смотрела на заросли крапивы, на уцелевший участок старой бетонной дорожки, на стену, покрытую ядовитым плющом. Когда-то здесь стоял дом; навес торчал в бывшем саду. От жары она прикрыла глаза; в ушах у нее прозвучали слова: «Англия, Европа, Англия». Посидев, она встала и пошла к заправочной станции. Остановилась.
У колонок был припаркован большой черный «Кадиллак» с откинутым верхом. Спиной к ней, опершись о багажник, стоял Нед Калверт. Он разговаривал. Их там собралась целая группа – пять белых мужчин, в том числе Мерв Питере и другой помоложе, Эдди Хайнс, как ей показалось. Двух других она не знала. У одного на плече висело охотничье ружье.
Какое-то время она наблюдала за ними, съежившись у стены, потом повернулась и крадучись отошла, решив выйти на Главную улицу задами – переулком, мимо мусорных баков и задних двориков, где на веревках сушилось белье. Мимо стены, на которой красной краской были выведены буквы ККК. Она посмотрела, плюнула и пошла дальше.
Притворившись, будто разглядывает витрины, она послонялась по Главной улице; на самом деле она ждала ближайшего автобуса из Монтгомери. Вопреки всякой логике ей вдруг подумалось, что мать вернется с ним. Но сошли только двое белых мужчин. Автобус укатил. «Господи, умоляю, – сказала Элен про себя, – пусть с ней ничего не случится. Пусть все будет в порядке».
Она понимала, куда обратится мать, что бы та ни говорила. Богатые женщины не ездят в Монтгомери делать аборты, даже ей это было известно. Они улетают из Соединенных Штатов на Пуэрто-Рико или в Мексику, где в частных больницах оказывают подобные услуги. У Сьюзи Маршалл была знакомая, у которой знакомая так однажды и сделала. Или так, или платят врачу с именем, по-настоящему дорогому врачу, за заключение, что нуждаются в прерывании беременности по состоянию здоровья. Можно представить, что за врач делает аборты за семьдесят долларов. И как они вообще делаются? «Не знаю, – сказала тогда Сьюзен Маршалл. – Вроде как выскребают. Это еще не настоящий младенчик, верно? Просто что-то вроде студня. По-моему…»
Элен передернулась, ей стало нехорошо. В горле у нее так пересохло, что она не могла сглотнуть. Ей отчаянно хотелось пить; она подумала, не рискнуть ли зайти в заведение Мерва Питерса выпить стакан содовой. Самого его не было на месте, она это знала… Она прошлась мимо и бросила взгляд в помещение. Присциллы-Энн тоже не было. Значит, можно попробовать. За стойкой дежурила незнакомая девушка.
Элен толкнула дверь и вошла. Ее окатила волна прохлады. Год назад Мерв Питерс установил кондиционеры и музыкальный автомат. В автомате крутилась пластинка.
Она уселась на высокий табурет у окна, откуда было видно Главную улицу и автобусную остановку. В углу у автомата сидели девчонки из Селмской средней, хихикали и болтали вполголоса. Если они и заметили Элен, то вида не подали.
– Пожалуйста, стакан содовой. – Она отсчитала пятицентовые монетки, сложив их столбиком.
Девушка пододвинула запотевший стакан.
– Спасибо.
– На здоровье.
Элвис Пресли допел. Одна из школьниц опустила в прорезь автомата четвертак и нажала на кнопки. Звучный голос негритянской певицы заполнил маленький зал – голос низкий, глубокий, медлительный, печальный. Белые девушки притихли и с мечтательным выражением в глазах откинулись на спинки стульев. Певица исполняла «Голубую луну». Пластинку проиграли три раза подряд; Элен растянула содовую, чтобы прослушать ее до конца. Потом соскользнула с табурета и вышла. Ей нравилась эта пластинка, но она понимала – больше ей никогда не захочется ее слушать. До самой смерти. Никогда…
– Билли Тэннер…
Это сказала одна из школьниц, когда Элен закрывала за собой дверь. Она окинула улицу взглядом и увидела тоже, что и они.
По Главной улице шел Билли Тэннер, шел медленно, совсем один. И все на него глазели. Касси Уайет появилась в дверях своего салона, а ее помощница вытянула шею, чтобы увидеть его в окно. Перед скобяной лавкой мужчина подметал тротуар; он прекратил мести и стал, опершись на метлу, загородив Билли проход, однако и не подумал отойти в сторону. Билли пришлось ступить на проезжую часть.
Он прошел мимо патрульной машины, на которой все еще крутилась синяя мигалка. Из машины вылез полицейский и молча прислонился спиной к дверце, опустив одну руку на крышу автомобиля, другую на кобуру. Внезапно на улицу пала тишина: ни голоса, ни движения. Из зеленной лавки Мерва Питерса вышла женщина с ребенком; обеими руками она прижимала к груди большой пакет с покупками. Женщина застыла, окинула улицу взглядом, посмотрела на ребенка и, толкнув дверь, втащила его назад в магазин. Элен оглянулась. Девчонки из Селмской средней, забыв про музыкальный автомат, столпились у окна. От возбуждения лица у них побледнели, глаза округлились. Одна была в мелких кудряшках. Элен снова перевела взгляд на улицу: стекло и раскаленный металл сверкали на солнце. У заправочной станции взревел и заурчал мощный мотор.
Элен на миг замерла в тени под тентом, затем выскочила под жгучее солнце, перебежала на противоположную сторону и взяла Билли за руку.
– Билли, – произнесла она. – Билли. Пойдем домой. Пойдем искупаемся.
Ее звонкий голос с английским акцентом разнесся по всей улице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Она поднялась в салон, дверцы с шипением затворились. Дизель рыгнул, выпустив синее облачко, автобус отошел. Элен на прощание подняла руку и сразу же опустила. Глянула на часики – подарок к шестнадцатилетию, тряхнула – они иногда останавливались. На этот раз часики послушно тикали. Было десять утра.
Ей много чего хотелось. Хотелось вернуться в прицеп, броситься на постель и выплакаться. Хотелось пойти на плантацию и убить Неда Калверта выстрелом в сердце. Хотелось написать Элизабет и сразу отправить письмо. Хотелось поговорить с Билли. Хотелось сесть в ближайший автобус до Монтгомери, разыскать мать и привезти домой. Хотелось перевести стрелки часов назад – на месяц, на год, как можно дальше, в то время, когда этого еще не случилось, до начала всего. Ей хотелось, чтобы мать никогда больше не обманывала саму себя, не рассказывала ей своим ровным голосом о вещах, которые еще сильнее раздирали ее, Элен, и без того разорванный мир.
В конце концов она пошла вверх по Главной улице, свернула за автозаправкой, миновала стоянку. Там находился пустой участок, на котором стояли щиты агентства недвижимой собственности, извещавшие о новой застройке.
На площадке не было ни души. Элен вошла под покосившийся жестяной навес, который давал хоть какую-то тень, и присела, уставясь в пространство, мысленно погоняя время. Она смотрела на заросли крапивы, на уцелевший участок старой бетонной дорожки, на стену, покрытую ядовитым плющом. Когда-то здесь стоял дом; навес торчал в бывшем саду. От жары она прикрыла глаза; в ушах у нее прозвучали слова: «Англия, Европа, Англия». Посидев, она встала и пошла к заправочной станции. Остановилась.
У колонок был припаркован большой черный «Кадиллак» с откинутым верхом. Спиной к ней, опершись о багажник, стоял Нед Калверт. Он разговаривал. Их там собралась целая группа – пять белых мужчин, в том числе Мерв Питере и другой помоложе, Эдди Хайнс, как ей показалось. Двух других она не знала. У одного на плече висело охотничье ружье.
Какое-то время она наблюдала за ними, съежившись у стены, потом повернулась и крадучись отошла, решив выйти на Главную улицу задами – переулком, мимо мусорных баков и задних двориков, где на веревках сушилось белье. Мимо стены, на которой красной краской были выведены буквы ККК. Она посмотрела, плюнула и пошла дальше.
Притворившись, будто разглядывает витрины, она послонялась по Главной улице; на самом деле она ждала ближайшего автобуса из Монтгомери. Вопреки всякой логике ей вдруг подумалось, что мать вернется с ним. Но сошли только двое белых мужчин. Автобус укатил. «Господи, умоляю, – сказала Элен про себя, – пусть с ней ничего не случится. Пусть все будет в порядке».
Она понимала, куда обратится мать, что бы та ни говорила. Богатые женщины не ездят в Монтгомери делать аборты, даже ей это было известно. Они улетают из Соединенных Штатов на Пуэрто-Рико или в Мексику, где в частных больницах оказывают подобные услуги. У Сьюзи Маршалл была знакомая, у которой знакомая так однажды и сделала. Или так, или платят врачу с именем, по-настоящему дорогому врачу, за заключение, что нуждаются в прерывании беременности по состоянию здоровья. Можно представить, что за врач делает аборты за семьдесят долларов. И как они вообще делаются? «Не знаю, – сказала тогда Сьюзен Маршалл. – Вроде как выскребают. Это еще не настоящий младенчик, верно? Просто что-то вроде студня. По-моему…»
Элен передернулась, ей стало нехорошо. В горле у нее так пересохло, что она не могла сглотнуть. Ей отчаянно хотелось пить; она подумала, не рискнуть ли зайти в заведение Мерва Питерса выпить стакан содовой. Самого его не было на месте, она это знала… Она прошлась мимо и бросила взгляд в помещение. Присциллы-Энн тоже не было. Значит, можно попробовать. За стойкой дежурила незнакомая девушка.
Элен толкнула дверь и вошла. Ее окатила волна прохлады. Год назад Мерв Питерс установил кондиционеры и музыкальный автомат. В автомате крутилась пластинка.
Она уселась на высокий табурет у окна, откуда было видно Главную улицу и автобусную остановку. В углу у автомата сидели девчонки из Селмской средней, хихикали и болтали вполголоса. Если они и заметили Элен, то вида не подали.
– Пожалуйста, стакан содовой. – Она отсчитала пятицентовые монетки, сложив их столбиком.
Девушка пододвинула запотевший стакан.
– Спасибо.
– На здоровье.
Элвис Пресли допел. Одна из школьниц опустила в прорезь автомата четвертак и нажала на кнопки. Звучный голос негритянской певицы заполнил маленький зал – голос низкий, глубокий, медлительный, печальный. Белые девушки притихли и с мечтательным выражением в глазах откинулись на спинки стульев. Певица исполняла «Голубую луну». Пластинку проиграли три раза подряд; Элен растянула содовую, чтобы прослушать ее до конца. Потом соскользнула с табурета и вышла. Ей нравилась эта пластинка, но она понимала – больше ей никогда не захочется ее слушать. До самой смерти. Никогда…
– Билли Тэннер…
Это сказала одна из школьниц, когда Элен закрывала за собой дверь. Она окинула улицу взглядом и увидела тоже, что и они.
По Главной улице шел Билли Тэннер, шел медленно, совсем один. И все на него глазели. Касси Уайет появилась в дверях своего салона, а ее помощница вытянула шею, чтобы увидеть его в окно. Перед скобяной лавкой мужчина подметал тротуар; он прекратил мести и стал, опершись на метлу, загородив Билли проход, однако и не подумал отойти в сторону. Билли пришлось ступить на проезжую часть.
Он прошел мимо патрульной машины, на которой все еще крутилась синяя мигалка. Из машины вылез полицейский и молча прислонился спиной к дверце, опустив одну руку на крышу автомобиля, другую на кобуру. Внезапно на улицу пала тишина: ни голоса, ни движения. Из зеленной лавки Мерва Питерса вышла женщина с ребенком; обеими руками она прижимала к груди большой пакет с покупками. Женщина застыла, окинула улицу взглядом, посмотрела на ребенка и, толкнув дверь, втащила его назад в магазин. Элен оглянулась. Девчонки из Селмской средней, забыв про музыкальный автомат, столпились у окна. От возбуждения лица у них побледнели, глаза округлились. Одна была в мелких кудряшках. Элен снова перевела взгляд на улицу: стекло и раскаленный металл сверкали на солнце. У заправочной станции взревел и заурчал мощный мотор.
Элен на миг замерла в тени под тентом, затем выскочила под жгучее солнце, перебежала на противоположную сторону и взяла Билли за руку.
– Билли, – произнесла она. – Билли. Пойдем домой. Пойдем искупаемся.
Ее звонкий голос с английским акцентом разнесся по всей улице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77