– Она сглотнула. – Как, по-твоему, они все такие или только у него?
– Не знаю. Наверное, все. А… – Элен подняла глаза. Она чувствовала, что вот-вот опять засмеется и что Присцилле-Энн тоже хочется смеяться. – А ты его потрогала?
– Вот уж нет! За кого ты меня принимаешь? – Присцилла-Энн негодующе ее толкнула. – Он хотел, чтобы я это сделала, а я ни в какую. Но знаешь, что я все время думала? Я думала: господи, он такой огромный, так как же он влезает… ну, ты понимаешь.
– Боже ты мой! – Элен прижала ладонь ко рту и принялась смеяться. Присцилла-Энн тоже принялась смеяться, и они обнялись, чтобы не упасть, и прямо тряслись от смеха, пока у них слезы из глаз не потекли. Первой остановилась Присцилла-Энн.
– Перестань! – потребовала она. – Это же серьезно. – Она встряхнула Элен за плечи, и та поперхнулась. – Правда. Я ведь тебе уже сказала. Мне надо решить, вот сейчас разобраться, чего я хочу, и ты должна мне помочь. Что мне делать сегодня вечером? В автокино?
– По-твоему, он попробует…
– Конечно! – Присцилла поджала губы. – Они все одинаковые. С каждым следующим разом стараются зайти чуть дальше.
– Но дальше, по-моему, уже некуда.
– Много ты знаешь! Оно и видно. – Глаза Присциллы-Энн сверкнули презрением. – Я прямо сейчас могла бы назвать три вещи! Я-то знаю. Мне Сьюзи Маршалл рассказывала наверное. Сказала, что на такое она не согласилась, и вот тут, конечно, соврала. Слушай… – Она покосилась на дверь, пригнулась к уху Элен и начала быстро шептать. Глаза Элен раскрывались все шире и шире.
– В носовой платок! Да не может быть!
– А вот может! А потом… – Присцилла-Энн снова наклонилась и зашептала. Потом отодвинулась, и они уставились друг на друга. – Это правда. Я прежде тоже не верила. То есть чтобы вначале… По-моему, ничего грязнее не придумаешь, верно?
– И им это нравится? Присцилла-Энн умудренно кивнула.
– Больше, чем позволить все. То есть некоторым. Так сказала Сьюзи Маршалл.
– Но девушки… Девушкам же это не может нравиться. Фу! – Элен наморщила нос. – Вкус, наверное, противный.
– Сьюзи Маршалл говорит, что нет. И тогда нельзя забеременеть. Так она сказала. – Присцилла-Энн испустила вздох. – Ну и что мне делать?
Элен озабоченно покачала головой:
– Не знаю. Наверное, просто сказать «нет». Если ты будешь твердой…
– У меня не получается. – Присцилла-Энн скривила губы. – Вид у меня не такой – понимаешь? Тебе-то хорошо! Ты меня моложе, но, когда тебе хочется, ты выглядишь жуткой недотрогой. Ну, когда сердишься. Глаза у тебя тогда просто голубой лед. Ну, и твой голос помогает – какой-то не такой, холодный и английский. Тебя ведь боятся. Только не я, потому что ты моя лучшая подруга. Но таких хватает. Не знаю… Я ведь не такая. Когда я говорю «нет», получается как раз наоборот. Элен встала и нахмурилась, припоминая.
– Ты можешь сказать… Вот-вот: если бы он тебя уважал, то не стал бы так поступать…
– Ух ты! – Лицо Присциллы-Энн просияло. – Как здорово!
– Мама говорила, что… – Элен пожала плечами. – Может, это и сработает, но я не знаю.
– Мне нравится. И я попробую. Настоящий козырь! – Она прошлась по комнате, потом встала в позу перед зеркалом. – Если бы ты меня уважал, Эдди, ты бы этого не сделал! – Она обернулась. – Ну, как?
– Неплохо. – Элен широко улыбнулась. – Но попробуй похолоднее и с убеждением. Ну, будто ты глубоко обижена и… как это?.. и оскорблена в своих лучших чувствах. Вот именно. Ну-ка, попробуй еще раз.
Присцилла-Энн попробовала еще раз. Теперь голос ее прозвучал так, словно у нее что-то застряло в горле, и Элен еще с ней порепетировала. В конце концов Присцилла-Энн тяжело вздохнула:
– Хватит. Лучше у меня все равно не выйдет. Получается, правда, хуже, чем у тебя, но все-таки… – Она умолкла и уставилась на Элен в зеркале. – А ты бы могла стать актрисой, – сказала она. – Ты ведь мне говорила, что хочешь пойти в актрисы. Так, по-моему, у тебя получилось бы. Ты соображаешь, а с голосом умеешь делать все, что задумаешь. Ну а лицо… Даже я никогда не знаю, что ты думаешь на самом деле, потому что ты очень скрытная, когда тебе надо. И тогда ты скажешь что-нибудь – два-три слова, – а сама вовсе этого и не думаешь, но я тебе верю. И, значит, Эдди поверил бы. Вот бы мне так уметь!
Элен засмеялась.
– А зачем? – спросила она. – Для чего тебе это?
– Не знаю. – Присцилла-Энн пожала плечами. – Может, я бы тогда почувствовала себя ужасно сильной. Не знаю. Иногда ты на меня просто жуть наводишь. Ты вот ничего такого не делаешь, а захотела бы, так наверняка крутила бы мальчиками, как захочешь. С ума бы их сводила…
– Правда? – Элен недоверчиво уставилась на нее.
– Ага. – Присцилла-Энн замялась. – И мужчин тоже, – добавила она. – Их тоже, думается мне.
Домой Элен шла медленно. От Оранджберга до трейлерной стоянки было около мили – по Главной улице, потом по шоссе, напрямик через калвертовские хлопковые поля, по пыльному проселку. Было жарко – но через недели две воздух станет еще более жарким да еще и влажным, и кожа все время будет зудеть, сделается липкой, и даже по ночам в прицепе нечем будет дышать. Новый бюстгальтер оказался неудобным – бретельки были слишком тугие, и застежки впивались в кожу на спине. Учебники с каждой минутой все больше оттягивали руку. Она загребала туфлями пыль и косилась на свое отражение в стеклах витрин. Надо было придумать, как объяснить, почему она задержалась. Мама не хотела, чтобы она бывала у подруг. Присцилла-Энн Питерс маме не нравилась – Элен замечала, в какую полоску сжимался ее рот, чуть при ней упоминали это имя. Но ничего этого она не говорила, а просто указывала: «Невежливо принимать приглашения, Элен, если сама ты пригласить не можешь. Запомни это».
– Почему не могу? – Элен упрямо выпятила губу. – Я могу как-нибудь пригласить Присциллу-Энн сюда.
– Сюда? Сюда? – На щеках матери вспыхнули лихорадочные пятна. – Ты хочешь, чтобы твоя подруга увидела, как мы живем? Чтобы по всему Оранджбергу пошли сплетни?
– Она знает, что я живу на трейлерной стоянке.
– Знать и видеть не одно и то же. А теперь не сменить ли нам тему? Спорить я не собираюсь. Если я сказала «нет», значит, «нет».
Разговор этот произошел довольно давно, когда она еще училась в пятом классе. Тогда Элен надулась. Она подумала, что ее мать говорит глупости. А теперь, когда пыльная дорога вывела ее к прицепам, она вдруг усомнилась. Два старых трейлера стояли пустые – уже несколько лет. В них никто не въехал, и их оставили ржаветь и разрушаться. У одного в крыше зияла дыра. Окна повыбивали младшие Тэннеры. В одном из соседних все еще жила старуха Мей, но ее муж умер, и все говорили, что старуха Мей свихнулась. Она была толстой, грязной и не выходила из трейлера – во всяком случае, Элен этого ни разу не видела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
– Не знаю. Наверное, все. А… – Элен подняла глаза. Она чувствовала, что вот-вот опять засмеется и что Присцилле-Энн тоже хочется смеяться. – А ты его потрогала?
– Вот уж нет! За кого ты меня принимаешь? – Присцилла-Энн негодующе ее толкнула. – Он хотел, чтобы я это сделала, а я ни в какую. Но знаешь, что я все время думала? Я думала: господи, он такой огромный, так как же он влезает… ну, ты понимаешь.
– Боже ты мой! – Элен прижала ладонь ко рту и принялась смеяться. Присцилла-Энн тоже принялась смеяться, и они обнялись, чтобы не упасть, и прямо тряслись от смеха, пока у них слезы из глаз не потекли. Первой остановилась Присцилла-Энн.
– Перестань! – потребовала она. – Это же серьезно. – Она встряхнула Элен за плечи, и та поперхнулась. – Правда. Я ведь тебе уже сказала. Мне надо решить, вот сейчас разобраться, чего я хочу, и ты должна мне помочь. Что мне делать сегодня вечером? В автокино?
– По-твоему, он попробует…
– Конечно! – Присцилла поджала губы. – Они все одинаковые. С каждым следующим разом стараются зайти чуть дальше.
– Но дальше, по-моему, уже некуда.
– Много ты знаешь! Оно и видно. – Глаза Присциллы-Энн сверкнули презрением. – Я прямо сейчас могла бы назвать три вещи! Я-то знаю. Мне Сьюзи Маршалл рассказывала наверное. Сказала, что на такое она не согласилась, и вот тут, конечно, соврала. Слушай… – Она покосилась на дверь, пригнулась к уху Элен и начала быстро шептать. Глаза Элен раскрывались все шире и шире.
– В носовой платок! Да не может быть!
– А вот может! А потом… – Присцилла-Энн снова наклонилась и зашептала. Потом отодвинулась, и они уставились друг на друга. – Это правда. Я прежде тоже не верила. То есть чтобы вначале… По-моему, ничего грязнее не придумаешь, верно?
– И им это нравится? Присцилла-Энн умудренно кивнула.
– Больше, чем позволить все. То есть некоторым. Так сказала Сьюзи Маршалл.
– Но девушки… Девушкам же это не может нравиться. Фу! – Элен наморщила нос. – Вкус, наверное, противный.
– Сьюзи Маршалл говорит, что нет. И тогда нельзя забеременеть. Так она сказала. – Присцилла-Энн испустила вздох. – Ну и что мне делать?
Элен озабоченно покачала головой:
– Не знаю. Наверное, просто сказать «нет». Если ты будешь твердой…
– У меня не получается. – Присцилла-Энн скривила губы. – Вид у меня не такой – понимаешь? Тебе-то хорошо! Ты меня моложе, но, когда тебе хочется, ты выглядишь жуткой недотрогой. Ну, когда сердишься. Глаза у тебя тогда просто голубой лед. Ну, и твой голос помогает – какой-то не такой, холодный и английский. Тебя ведь боятся. Только не я, потому что ты моя лучшая подруга. Но таких хватает. Не знаю… Я ведь не такая. Когда я говорю «нет», получается как раз наоборот. Элен встала и нахмурилась, припоминая.
– Ты можешь сказать… Вот-вот: если бы он тебя уважал, то не стал бы так поступать…
– Ух ты! – Лицо Присциллы-Энн просияло. – Как здорово!
– Мама говорила, что… – Элен пожала плечами. – Может, это и сработает, но я не знаю.
– Мне нравится. И я попробую. Настоящий козырь! – Она прошлась по комнате, потом встала в позу перед зеркалом. – Если бы ты меня уважал, Эдди, ты бы этого не сделал! – Она обернулась. – Ну, как?
– Неплохо. – Элен широко улыбнулась. – Но попробуй похолоднее и с убеждением. Ну, будто ты глубоко обижена и… как это?.. и оскорблена в своих лучших чувствах. Вот именно. Ну-ка, попробуй еще раз.
Присцилла-Энн попробовала еще раз. Теперь голос ее прозвучал так, словно у нее что-то застряло в горле, и Элен еще с ней порепетировала. В конце концов Присцилла-Энн тяжело вздохнула:
– Хватит. Лучше у меня все равно не выйдет. Получается, правда, хуже, чем у тебя, но все-таки… – Она умолкла и уставилась на Элен в зеркале. – А ты бы могла стать актрисой, – сказала она. – Ты ведь мне говорила, что хочешь пойти в актрисы. Так, по-моему, у тебя получилось бы. Ты соображаешь, а с голосом умеешь делать все, что задумаешь. Ну а лицо… Даже я никогда не знаю, что ты думаешь на самом деле, потому что ты очень скрытная, когда тебе надо. И тогда ты скажешь что-нибудь – два-три слова, – а сама вовсе этого и не думаешь, но я тебе верю. И, значит, Эдди поверил бы. Вот бы мне так уметь!
Элен засмеялась.
– А зачем? – спросила она. – Для чего тебе это?
– Не знаю. – Присцилла-Энн пожала плечами. – Может, я бы тогда почувствовала себя ужасно сильной. Не знаю. Иногда ты на меня просто жуть наводишь. Ты вот ничего такого не делаешь, а захотела бы, так наверняка крутила бы мальчиками, как захочешь. С ума бы их сводила…
– Правда? – Элен недоверчиво уставилась на нее.
– Ага. – Присцилла-Энн замялась. – И мужчин тоже, – добавила она. – Их тоже, думается мне.
Домой Элен шла медленно. От Оранджберга до трейлерной стоянки было около мили – по Главной улице, потом по шоссе, напрямик через калвертовские хлопковые поля, по пыльному проселку. Было жарко – но через недели две воздух станет еще более жарким да еще и влажным, и кожа все время будет зудеть, сделается липкой, и даже по ночам в прицепе нечем будет дышать. Новый бюстгальтер оказался неудобным – бретельки были слишком тугие, и застежки впивались в кожу на спине. Учебники с каждой минутой все больше оттягивали руку. Она загребала туфлями пыль и косилась на свое отражение в стеклах витрин. Надо было придумать, как объяснить, почему она задержалась. Мама не хотела, чтобы она бывала у подруг. Присцилла-Энн Питерс маме не нравилась – Элен замечала, в какую полоску сжимался ее рот, чуть при ней упоминали это имя. Но ничего этого она не говорила, а просто указывала: «Невежливо принимать приглашения, Элен, если сама ты пригласить не можешь. Запомни это».
– Почему не могу? – Элен упрямо выпятила губу. – Я могу как-нибудь пригласить Присциллу-Энн сюда.
– Сюда? Сюда? – На щеках матери вспыхнули лихорадочные пятна. – Ты хочешь, чтобы твоя подруга увидела, как мы живем? Чтобы по всему Оранджбергу пошли сплетни?
– Она знает, что я живу на трейлерной стоянке.
– Знать и видеть не одно и то же. А теперь не сменить ли нам тему? Спорить я не собираюсь. Если я сказала «нет», значит, «нет».
Разговор этот произошел довольно давно, когда она еще училась в пятом классе. Тогда Элен надулась. Она подумала, что ее мать говорит глупости. А теперь, когда пыльная дорога вывела ее к прицепам, она вдруг усомнилась. Два старых трейлера стояли пустые – уже несколько лет. В них никто не въехал, и их оставили ржаветь и разрушаться. У одного в крыше зияла дыра. Окна повыбивали младшие Тэннеры. В одном из соседних все еще жила старуха Мей, но ее муж умер, и все говорили, что старуха Мей свихнулась. Она была толстой, грязной и не выходила из трейлера – во всяком случае, Элен этого ни разу не видела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77