Послышались удаляющиеся шаги, очевидно вниз по лестнице, и все утихло.
– Это очень странно, – прошептал Митя.
– Митя, откройте. Это Андрей, кто-то приехал с ним. Он вернулся! Я знаю, что это он. Почему странно?
– Ш-ш-ш…
Агаша снова начала причитать, но Митя слегка двинул ее, и она затихла. Все стояли взволнованные, растрепанные, полуодетые и прислушивались. Опять шаги, на этот раз торопливые, легкие. Кто-то не шел, а летел вверх по лестнице, прыгая через ступеньку. Звонок, стук в дверь, голос – на этот раз можно было не сомневаться, что именно Андрей стоит за дверью и требует, чтобы его впустили.
– Татьянушка, это я. Не веришь? Честное слово.
Он остолбенел, увидев в передней толпу полуодетых людей, и сержант, которому, по-видимому, было поручено помочь Андрею добраться до дому, тоже удивленно остановился на пороге с чемоданом в руках.
– Милый мой, дорогой! – Я бросилась к нему, обняла. Сердце замерло, потом покатилось куда-то и на мгновенье стало страшно, что сейчас я умру… Сейчас, когда он держит меня в своих объятиях и, не отпуская меня, с изумленным сияющим взглядом протягивает руку Мите и видит показавшегося на пороге сына – дрожащего, в ночной рубашке, с вдруг вспыхнувшим, потрясенным лицом…
Андрей вернулся таким, как будто гроза, или половодье, или другое явление природы заставило его терпеливо, на том берегу реки, дожидаться возможности переехать на этот, где его ждала семья, жизнь, работа. С поразившей меня сумрачной силой он постарался отстранить все, что мешало ему остаться самим собою. Но все-таки что-то мешало. Он был оскорблен болезненно, остро, и хотя никто не услышал от него ни жалобы, ни упрека, я знала, что он оскорблен и что ему мешает жить это чувство. Ни я, ни Рубакин, который часто подолгу разговаривал с ним, не сумели возвратить ему подлинную душевную бодрость.
Это сделала старая и новая дружба с братом.
Митя приехал на родину с мыслью, которая никогда не оставляла его – читал ли он лекции в Ростовском медицинском институте или боролся с чумой на Ближнем Востоке. Но до сих пор он распоряжался этой мыслью, а теперь она стала властвовать над его умом и душой.
Не буду рассказывать эту длинную историю – одну из тех, в которой всегда выигрывают щедрые и проигрывают скупые, потому что в науке ничего нельзя совершить, расплатившись меньшим, чем труд целой жизни. Скажу только, что эта история началась в тот день, когда над идеей вирусного происхождения рака от души смеялись – я это видела и слышала – полторы тысячи научных работников, приехавших в 1927 году на съезд в Ленинграде. Потом она притаилась в стороне от поля сражения. И, быть может, один только Митя продолжал думать о ней, ошибаясь чаще, чем многие, в науке и в жизни. Так было до его возвращения с Ближнего Востока, когда он привез новую, действительно необычайную догадку и когда доказательства – сперва приблизительные, а потом все более точные – стали сбегаться к нему со всех сторон. Теперь нужно было только одно – собрать сторонников, с которыми Митя собрался в далекий, не обещавший легкой жизни, путь. И с энергией, которую даже от него ожидать было трудно, он набросился на брата, доказывая, что именно Андрей должен бросить все начатые работы и отдать ему, Дмитрию, свой опыт. Понимал ли он, что это было необходимо не только ему, но и Андрею? Вероятно, да, потому что это были уже не споры, сопровождавшие братьев всю жизнь, а бешеные схватки, в которых Митя доказывал, что нашу медицинскую науку следует перестроить уже потому, что при данном состоянии она не помогает, а мешает подтвердить опытами его теорию. Эти схватки кончились победой старшего брата, и наступила та полоса, когда впервые в жизни они почувствовали, что очень нужны друг другу. Они всегда любили друг друга, но теперь к этому чувству присоединилось что-то новое, и это новое сразу осветило всю глубину привычных, почти не замечавшихся отношений.
…Кончаются тосты в стихах и в прозе, прочтены новогодние пожелания каждому из гостей. Звонок у парадной двери – это поздравительные телеграммы, за которыми бегает Петя, впервые встречающий Новый год вместе со старшими, за общим столом. Телеграммы совсем как настоящие, на бланках с наклеенными полосками бумаги. Исполнены заранее приготовленные номера и среди них – шарады в костюмах, доставляющие наибольшее удовольствие тому же Пете, который следит за исполнителями горящими глазами. Обеденный стол задвинут в угол – нужно освободить место для танцев, и нетанцующие уже стоят в коридорах, а танцующие, среди которых, как всегда, отличается Митя, стараются показать, что годы не так уж властны над ними, как это, может быть, кажется родственникам и знакомым. Елизавета Сергеевна, потяжелевшая, но еще красивая, сохранившая свою неторопливую плавность, приглашает к чаю. И тут внезапно оказывается, что кто-то уехал – артисты, встречающие Новый год еще в одном доме, а кто-то спит в комнате мальчиков на полу. После новых, уже в связи с разъездом, жалоб на то, что Львовы живут чертовски далеко, новых, еще более убедительных опровержений Мити, новых – в десятый раз – пожеланий счастья в наступившем году остаются только самые близкие: мы с Андреем, Рубакины, Коломнин и Виктор Мерзляков, давным-давно заменивший покойного Крамова в Мечниковском институте.
Четвертый час, все устали, и больше всех, без сомнения, хозяйка, только что пожаловавшаяся, что у нее онемели ноги, только что ласково спросившая меня, почему я весь вечер скучала, только что пристроившаяся за моей спиной в уголке дивана и уже снова убегающая на кухню, где стоят горы грязной посуды и две розовощекие девицы делают не то, что надо.
Митя тоже спрашивает меня, почему я скучаю, и я отнекиваюсь: ничего подобного, и не думаю, с чего вы взяли? А если задумываюсь иногда, так это даже хорошо, если я одна за всех по временам задумываюсь в последний вечер года. Общий возглас:
– О чем?
Андрей. О вреде обязательного посещения лекций.
Смех.
Но на самом деле в его догадке нет ничего смешного! Всю зиму мы с Андреем обсуждаем этот на первый взгляд простой, а на деле очень сложный вопрос. И наш интерес к нему вызван вовсе не тем, что я читаю лекции в ЦИУ. Интерес семейный, и касается он Павлика, который вот уже третий год работает в лаборатории научно-исследовательского института и которому деканат фактически запрещает заниматься наукой, потому что часы лекций совпадают с часами лабораторной работы. Это было бы логично, если бы он плохо учился, но он отличник и, стало быть, не так уж нуждается в обязательном посещении лекций! Андрей посмеивается, а меня возмущает нелепость, заставляющая способных студентов терять неоценимое время на лекциях, которые читаются подчас бездарно и скучно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210