Божья коровка, которую он убил, летала вокруг него, напевая: "Так мне и надо, тра-ля-ля", и когда он спросил ее во сне: "Почему?" -- она ответила: "А потому, что нечего было притворяться мертвой".
Да, самое лучшее в мире -- это сон, но нет ничего хуже, как проснуться от детского плача. А между тем случилось именно это. Кто-то громко плакал в соседней комнате. Неужели этот уткнувшийся носом в книгу толстый мальчишка?
Вскочив с кровати, Великий Завистник накинул халат, распахнул дверь... Плакала Лора. Она сидела на полу среди разбросанных книг; в руках у нее было длинное сорочье перо, и она плакала так громко, что у Великого Завистника защемило сердце: он, очень любил свою дочь.
-- Что случилось? -- крикнул он с ужасом.
-- Он у... у... у...
-- Фу! Ты меня напугала. Умер?
-- Нет, ушел.
-- Ушел? Это прекрасно... -- начал было Великий Завистник, но успел произнести только "прек"... и подпрыгнул, потому что Лора больно ущипнула его за лодыжку. -- Ай! Почему ты плачешь, мое бедное дорогое дитя? Ты жалеешь, что я не успел превратить его в летучую мышь?
Вместо ответа Лора легла на пол, прямо в маленькую лужу, которую она наплакала, и принялась бить об пол ногами.
-- Хочу, хочу, хочу, -- кричала она, -- хочу, чтобы он вернулся!
Она колотила своими толстенькими косолапенькими ножками так сильно, что жильцы восьмого этажа поднялись на девятый, чтобы почтительно спросить, не пожаловаться ли им в домоуправление.
-- Он вернется, обещаю тебе! Даю честное благородное слово.
-- Я не верю! -- кричала Лора. -- Ты нечестный, неблагородный. Ты сам говорил, что никому нельзя верить.
-- Но как раз в данном случае можно, -- в отчаянии кричал Великий Завистник. -- Не забывай, что я твой отец. Успокойся, я тебя умоляю. Откуда у тебя это перо?
-- А-а-а! Я хочу, чтобы он сидел в кресле и читал. Я хочу, чтобы он спрашивал "м-м?.." и смотрел на меня... а-а-а... одним глазом!
-- Хорошо, хорошо, он вернется и скажет "м-м?..", чтоб он пропал! И будет смотреть на тебя одним глазом.
Похолодев, он отнял у Лоры перо. Оно было сорочье, а сорочье перо могла выронить только Со -- рока.
ВЕЛИКИЙ ЗАВИСТНИК НЕ НАХОДИТ СВОЙ ПОЯС, ХОТЯ ПРЕКРАСНО ПОМНИТ, ЧТО ПОВЕСИЛ ЕГО НА СПИНКЕ КРОВАТИ
"Враги! -- уныло думал он, грызя ногти и втягивая маленькую черную голову в плечи. -- Мне завидуют, это ясно. Я на виду, мне сорок лет, а я уже Старший Советник. Я доверчивый, а доверчивым всегда худо. Вот пригрел этого мальчишку, а он ушел, даже не сказав спасибо.
Будем рассуждать спокойно: Сорока прилетела не за мальчишкой, а за рецептом. О на еще надеется заказать лекарство в аптеке "Голубые Шары". Но аптекарь -- мой друг! Я всегда относился к нему снисходительно... Тем хуже! Во всяком случае, для меня."
"...Я запутался, -- думал он через час, пугаясь и холодея. -- Мне грозит опасность. Вот что нужно сделать прежде всего: подумать не о себе. Это освежает".
Ему всегда было трудно думать не о себе и главное -неинтересно. Но все-таки он подумал:
"Нет, Лекарь-Аптекарь не посмеет приготовить лекарство без моего разрешения. Ведь он знает, что до первого июля я распоряжаюсь чудесами. И Заботкин умрет".
Улыбаясь, Великий Завистник потер длинные белые руки.
"Да, но его отнесут во Дворец Изящных Искусств. Духовой оркестр будет играть над его гробом похоронный марш, и не час или два, а целый день или, может быть, сутки. Самые уважаемые в городе люди", -- думал он с отчаянием, чувствуя, как зависть просыпается в сердце, -- будут сменяться в почетном карауле у гроба".
Это была подходящая минута, чтобы надеть ремешок, и Великий Завистник протянул руку -- помнится, он повесил его на спинку кровати. Ремешка не было. Он обшарил платяной шкаф -- не забыл ли он ремешок в старых брюках? -- вывернул карманы, обыскал письменный стол. Он разбудил дочку и пожалел об этом, потому что, едва открыв глаза, она залилась слезами. Он засунул в мусоропровод свою длинную белую руку, и рука поползла все ниже -- в восьмой, седьмой, шестой, пятый этаж. Нет и нет! Вытянув губы в длинную страшную трубочку, бормоча: "Ах так, миленькие мои! Значит, так? Хорошо же!" -- он вернулся в свою комнату.
ЛЕКАРЬ-АПТЕКАРЬ ГОВОРИТ СО СВОИМ НАЧАЛЬНИКОМ ПО ТЕЛЕФОНУ, А СТАРАЯ ЛОШАДЬ ДЕЛИКАТНО СТУЧИТСЯ В АПТЕКУ "ГОЛУБЫЕ ШАРЫ"
Лекарь-Аптекарь сразу же понял, что Таня не принесла ему пояс.
-- Не смей говорить, что ты не нашла его! -- закричал он, схватившись за сердце. -- Все погибло, если ты его не нашла. Он догадается, что это была ты, а если он догадается...
Сороки не плачут, как это доказывает профессор Пеночкин, или плачут крайне редко, как это утверждает профессор Мамлюгин. Но Таня еще совсем недавно была девочкой, и нет ничего удивительного в том, что она разревелась.
-- Не сметь! -- визгливо закричал Лекарь-Аптекарь. -- Ты промочишь пиджак (Таня сидела на его плече), я простужусь, а мне теперь некогда болеть. Что это еще за мальчишка?
Мальчишка, стоявший у двери с виноватым видом, был Петька, и Лекарь-Аптекарь не хватался бы так часто за сердце, если бы он знал, что на Петьке был ремешок, старенький, потертый ремешок из обыкновенной кожи. Но он этого не знал.
-- Мало с тобой хлопот! Здравствуйте, теперь еще придется возиться с этим трусишкой. Оставьте меня в покое! У меня больное сердце. Дайте мне спокойно умереть.
Но, по-видимому, ему все еще не хотелось умирать, потому что он выпил рюмочку коньяку, а потом, немножко подумав, вторую.
-- Яд, -- сказал он с наслаждением. -- Давай сюда рецепт, глупая девчонка. Он догадается, что это была ты, и меня, конечно, уволят, если я приготовлю лекарство для твоего отца. А мне, понимаешь, до пенсии осталось полгода. Боже мой, боже мой! Всю-то жизнь я старался не делать ничего хорошего людям, и никогда у меня ничего не получалось, никогда! И вот, пожалуйста, опять! Ну ладно, куда ни шло! В последний раз. Умереть мне на этом месте, если я еще когда-нибудь сделаю хорошее людям... Зверям -- другое дело. Птицам -- пожалуйста! Но людям... Почему ты так похудел, мальчик? Ты голоден? Возьми бутерброд. Ешь! Я тебе говорю, ешь, подлец! Ох, беда мне с вами.
Он ворчал, и вздыхал, и сморкался в огромный застиранный зеленый платок, хотя, как известно, все аптекари в мире стараются не сморкаться, приготовляя лекарство. А если и сморкаются, так не в зеленые застиранные, а в новенькие, белые как снег платки. Но он сморкался, и моргал, и почесывался, и даже раза два одобрительно хрюкнул, когда стало ясно, что для Таниного отца он приготовил не лекарство, а настоящее чудо. Плохо было только, что вместо одного пузырька он нечаянно приготовил два, а за два ему могло попасть ровно вдвое.
-- Возьми, Таня.
Сорока осторожно взяла пузырек, на котором было написано: "Живая вода".
-- Так. А второй мы спрячем. Не дай бог, пригодится. Счастливого пути. Живо! -- закричал он и затопал ногами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15