Однако это уже не представляло серьезной опасности. Кони были угнаны. Взбешенным врагам пришлось вернуться в свой лагерь. Так кавалерия против своей воли превратилась в пехоту.
Угон лошадей был излюбленным и часто применяемым индейцами прерий приемом ведения военных действий.
На следующее утро после этого крупного успеха Четанзапа, Шеф Де Люп, Бобер и Старый Ворон с младшим сыном сидели у ручья в тополевой роще, где было первое убежище Четанзапы. Старший сын Ворона забрался на высокий тополь и вел наблюдение. Сын Антилопы и Острие Копья были в пути с большим табуном лошадей: перегоняли его к колонне Токей Ито. Верховые кони шестерых оставшихся тут паслись в кустарнике. Немного перекусив и выкурив по трубке, мужчины отдыхали, греясь на солнце. Несколько поодаль, у края рощи, лежал связанный Татокано. Четанзапа все еще был в его мундире и играл помятым цилиндром. И, глядя на него, его спутники не могли сдержать веселых улыбок.
— Может быть, ты мне объяснишь, хитрейший из Бобров, — снова начал Четанзапа, после того как они уже поделились впечатлениями об успешных ночных похождениях, — может быть, ты мне объяснишь, зачем мне еще носить эту форму и почему наш пленник лежит так далеко от нас?
— Да, я тебе объясню это, — с усмешкой ответил Чапа. — Но сперва ты скажи мне, как долго мы собираемся тут оставаться?
— Что ж, мы, пожалуй, пробудем тут целый день, посмотрим, что еще со страха натворит Роуч. Он подумывает о судьбе генерала Кастера и боится, что мы его и всех его людей перебьем. Поэтому он и строит укрепления, как сообщает нам старший сын Ворона, и остается сидеть на холмах у своего озерка, как собачка прерий, потерявшая ноги. Из-за него нам, конечно, не стоило бы тут задерживаться. Но вот гораздо опаснее Шонка и его койоты… Они жаждут мести, это же ясно, и у них быстрые ноги индейцев. Вот поэтому-то нам и приходится тут оставаться и присматривать за ними, а когда наступит ночь, мы начнем разъезжать вокруг их лагеря, поднимем крик и откроем стрельбу. Тогда Роуч прикажет Шонке оставаться с ним и охранять их, а мы таким образом избавимся от Шонки и других дакотов. Хау.
— Ты придумал неплохо. Мы восемь воинов с тремя ружьями оказались сильнее пятидесяти воинов с пятьюдесятью ружьями и отбили лошадей, не потеряв ни одного человека. Токей Ито будет очень доволен Четанзапой. Но и я, Хитрый Бобер, тоже хочу что-нибудь сделать. Ты знаешь, Черный Сокол, что ты и я нашему вождю в резервации на Бэд Ленд сильно противоречили и даже обидели его. Поэтому нам надо теперь сделать все как можно лучше. Тебе уже кое-что удалось. Теперь мой черед. Я помог тебе, и ты помоги мне.
— Я готов. Разве тебе мало того, что я ради тебя уже много часов при свете ясного дня ношу этот мундир?
— Это только начало. Я хочу объяснить тебе свой план: ты сам говорил, что Рэд Фокс на пути к северным фортам, чтобы нас взять в клещи. Это большая опасность. Мы должны что-то предпринять. Я хочу нагнать страху на этих людей с северных фортов, пусть думают, что мы у Миссури и готовим нападение на северо-восточные форты. Тогда они поедут назад к своим фортам и оставят нас в покое, потому что они еще не забыли истории с блокгаузом на Найобрэре, который поджег Токей Ито.
— Хорошо. Интересно только, как это ты нагонишь на них страху и при чем тут этот мой мундир?
— Это ты сейчас увидишь. Тебе только надо поддержать мою игру и больше ничего. — Чапа поднялся и притащил пленного Татокано, который до сих пор не слышал их разговора.
Четанзапа увидел перед собой пленного, и в нем закипела злоба.
Этот, почти голый теперь, щеголь присутствовал, когда Шонка в резервации подчинял своей воле людей рода Медведицы, видел, как Четанзапа был тяжело ранен. Лицо воина потемнело.
Чапа остановился перед пленником.
— Татокано, — начал он, — вот ты лежишь связанным, и захочу, я могу тебя убить. И я это сделаю. Я поджарю тебя, как медвежий окорок. Ты предатель. Твой отец Старый Антилопа давно убит. Я считаю, ему сильно повезло, что он не видит тебя. Твой старший брат по имени Сын Антилопы борется вместе с Токей Ито и презирает тебя. Койот ты несчастный!
Татокано не выглядел испуганным, слабоумие было выражено на его лице и злость, злость на самого себя.
— Понимаешь ты, о чем я говорю! Крыса ты вонючая!
— Да, — с готовностью ответил тот, не поднимая головы; казалось, он избегал встретиться взглядом с одетым в «генеральскую форму» Четанзапой: потеря мундира была для него слишком болезненной.
— Ты понял, это хорошо. Значит, тебе понятно, чего ты заслуживаешь?
Щеголь вопрошающе взглянул на Бобра. Позволительно ли ему, пленнику, говорить? Но кажется, у него блеснула надежда и снова проснулась самоуверенность.
— Я воин Большого Отца из Вашингтона! — заявил он. — Длинные Ножи сильны, и их никто не победит. Бобер и Четанзапа украли мой мундир! Они должны вернуть мне его, а меня отпустить, иначе их повесят! Но если вы мне вернете мундир, тогда я за вас попрошу, и Длинные Ножи тоже будут давать вам по нескольку долларов в месяц, если бы будете бороться на их стороне.
— Ага, ты, койот, и предал нас за эти несчастные доллары! Я сдеру с тебя шкуру и брошу тебя на съедение псам, можешь быть в этом уверен. А собаки у нас голодные! Ты меня слышишь?
Татокано не отвечал. Его полный ярости взор был теперь устремлен на Четанзапу, который покручивал пуговицы на мундире, делая вид, что хочет их оторвать.
— Ты только посмотри, — говорил Бобер пленнику. — То, что происходит с этим мундиром, произойдет и с тобой — ты лишишься всей своей красы. Ты хотел нагнать на нас страху своими белыми людьми, но они сейчас далеко, я же — рядом с тобой! — Бобер сделал паузу, чтобы усилить значение следующих слов. — Итак, выбирай! — громко крикнул он. — Или я спущу с тебя шкуру и поджарю, как медвежий окорок… или ты придешь к нам и возьмешь к себе в палатку девушку по имени Медовый Цветок. Слышали это твои уши?
Предложение Чапы соответствовало обычаям индейцев. Суровая жизнь индейцев прерий, несчастные случаи на охоте, гибель на поле боя сокращали численность мужчин, которые должны были обеспечивать пищей женщин и детей. И если пленник изъявлял желание войти в племя, то бывший враг охотно принимался. Правда, этот обычай применялся в отношении испытанных смелых воинов, в которых племя было заинтересовано, а не к таким ничтожествам. Снова в кругу победителей вспыхнуло веселье. Но Татокано в силу своего слабоумия не мог оценить обстановки и понять причины веселья. Он всерьез принял предложение Бобра и все же долго не мог дать ответа.
— Мысли у тебя ползут, как улитка! — не унимался Чапа.
Пленник посмотрел на Бобра.
— И ты вернешь мне мою форму? Это форма генерала! — Тщеславный щеголь так и не мог расстаться с этой навязчивой идеей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Угон лошадей был излюбленным и часто применяемым индейцами прерий приемом ведения военных действий.
На следующее утро после этого крупного успеха Четанзапа, Шеф Де Люп, Бобер и Старый Ворон с младшим сыном сидели у ручья в тополевой роще, где было первое убежище Четанзапы. Старший сын Ворона забрался на высокий тополь и вел наблюдение. Сын Антилопы и Острие Копья были в пути с большим табуном лошадей: перегоняли его к колонне Токей Ито. Верховые кони шестерых оставшихся тут паслись в кустарнике. Немного перекусив и выкурив по трубке, мужчины отдыхали, греясь на солнце. Несколько поодаль, у края рощи, лежал связанный Татокано. Четанзапа все еще был в его мундире и играл помятым цилиндром. И, глядя на него, его спутники не могли сдержать веселых улыбок.
— Может быть, ты мне объяснишь, хитрейший из Бобров, — снова начал Четанзапа, после того как они уже поделились впечатлениями об успешных ночных похождениях, — может быть, ты мне объяснишь, зачем мне еще носить эту форму и почему наш пленник лежит так далеко от нас?
— Да, я тебе объясню это, — с усмешкой ответил Чапа. — Но сперва ты скажи мне, как долго мы собираемся тут оставаться?
— Что ж, мы, пожалуй, пробудем тут целый день, посмотрим, что еще со страха натворит Роуч. Он подумывает о судьбе генерала Кастера и боится, что мы его и всех его людей перебьем. Поэтому он и строит укрепления, как сообщает нам старший сын Ворона, и остается сидеть на холмах у своего озерка, как собачка прерий, потерявшая ноги. Из-за него нам, конечно, не стоило бы тут задерживаться. Но вот гораздо опаснее Шонка и его койоты… Они жаждут мести, это же ясно, и у них быстрые ноги индейцев. Вот поэтому-то нам и приходится тут оставаться и присматривать за ними, а когда наступит ночь, мы начнем разъезжать вокруг их лагеря, поднимем крик и откроем стрельбу. Тогда Роуч прикажет Шонке оставаться с ним и охранять их, а мы таким образом избавимся от Шонки и других дакотов. Хау.
— Ты придумал неплохо. Мы восемь воинов с тремя ружьями оказались сильнее пятидесяти воинов с пятьюдесятью ружьями и отбили лошадей, не потеряв ни одного человека. Токей Ито будет очень доволен Четанзапой. Но и я, Хитрый Бобер, тоже хочу что-нибудь сделать. Ты знаешь, Черный Сокол, что ты и я нашему вождю в резервации на Бэд Ленд сильно противоречили и даже обидели его. Поэтому нам надо теперь сделать все как можно лучше. Тебе уже кое-что удалось. Теперь мой черед. Я помог тебе, и ты помоги мне.
— Я готов. Разве тебе мало того, что я ради тебя уже много часов при свете ясного дня ношу этот мундир?
— Это только начало. Я хочу объяснить тебе свой план: ты сам говорил, что Рэд Фокс на пути к северным фортам, чтобы нас взять в клещи. Это большая опасность. Мы должны что-то предпринять. Я хочу нагнать страху на этих людей с северных фортов, пусть думают, что мы у Миссури и готовим нападение на северо-восточные форты. Тогда они поедут назад к своим фортам и оставят нас в покое, потому что они еще не забыли истории с блокгаузом на Найобрэре, который поджег Токей Ито.
— Хорошо. Интересно только, как это ты нагонишь на них страху и при чем тут этот мой мундир?
— Это ты сейчас увидишь. Тебе только надо поддержать мою игру и больше ничего. — Чапа поднялся и притащил пленного Татокано, который до сих пор не слышал их разговора.
Четанзапа увидел перед собой пленного, и в нем закипела злоба.
Этот, почти голый теперь, щеголь присутствовал, когда Шонка в резервации подчинял своей воле людей рода Медведицы, видел, как Четанзапа был тяжело ранен. Лицо воина потемнело.
Чапа остановился перед пленником.
— Татокано, — начал он, — вот ты лежишь связанным, и захочу, я могу тебя убить. И я это сделаю. Я поджарю тебя, как медвежий окорок. Ты предатель. Твой отец Старый Антилопа давно убит. Я считаю, ему сильно повезло, что он не видит тебя. Твой старший брат по имени Сын Антилопы борется вместе с Токей Ито и презирает тебя. Койот ты несчастный!
Татокано не выглядел испуганным, слабоумие было выражено на его лице и злость, злость на самого себя.
— Понимаешь ты, о чем я говорю! Крыса ты вонючая!
— Да, — с готовностью ответил тот, не поднимая головы; казалось, он избегал встретиться взглядом с одетым в «генеральскую форму» Четанзапой: потеря мундира была для него слишком болезненной.
— Ты понял, это хорошо. Значит, тебе понятно, чего ты заслуживаешь?
Щеголь вопрошающе взглянул на Бобра. Позволительно ли ему, пленнику, говорить? Но кажется, у него блеснула надежда и снова проснулась самоуверенность.
— Я воин Большого Отца из Вашингтона! — заявил он. — Длинные Ножи сильны, и их никто не победит. Бобер и Четанзапа украли мой мундир! Они должны вернуть мне его, а меня отпустить, иначе их повесят! Но если вы мне вернете мундир, тогда я за вас попрошу, и Длинные Ножи тоже будут давать вам по нескольку долларов в месяц, если бы будете бороться на их стороне.
— Ага, ты, койот, и предал нас за эти несчастные доллары! Я сдеру с тебя шкуру и брошу тебя на съедение псам, можешь быть в этом уверен. А собаки у нас голодные! Ты меня слышишь?
Татокано не отвечал. Его полный ярости взор был теперь устремлен на Четанзапу, который покручивал пуговицы на мундире, делая вид, что хочет их оторвать.
— Ты только посмотри, — говорил Бобер пленнику. — То, что происходит с этим мундиром, произойдет и с тобой — ты лишишься всей своей красы. Ты хотел нагнать на нас страху своими белыми людьми, но они сейчас далеко, я же — рядом с тобой! — Бобер сделал паузу, чтобы усилить значение следующих слов. — Итак, выбирай! — громко крикнул он. — Или я спущу с тебя шкуру и поджарю, как медвежий окорок… или ты придешь к нам и возьмешь к себе в палатку девушку по имени Медовый Цветок. Слышали это твои уши?
Предложение Чапы соответствовало обычаям индейцев. Суровая жизнь индейцев прерий, несчастные случаи на охоте, гибель на поле боя сокращали численность мужчин, которые должны были обеспечивать пищей женщин и детей. И если пленник изъявлял желание войти в племя, то бывший враг охотно принимался. Правда, этот обычай применялся в отношении испытанных смелых воинов, в которых племя было заинтересовано, а не к таким ничтожествам. Снова в кругу победителей вспыхнуло веселье. Но Татокано в силу своего слабоумия не мог оценить обстановки и понять причины веселья. Он всерьез принял предложение Бобра и все же долго не мог дать ответа.
— Мысли у тебя ползут, как улитка! — не унимался Чапа.
Пленник посмотрел на Бобра.
— И ты вернешь мне мою форму? Это форма генерала! — Тщеславный щеголь так и не мог расстаться с этой навязчивой идеей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110