Кольнуло в боку. Вздохнул
глубже, присел на скамейку, рядом с седлом. От конского запаха будто
стало легче.
- Тебе б пожалуй, парень - пойти в добровольную. Мало ли с кем не бы-
вает, а тут за веру.
- Иди ты с ними вместе...
- Материться я тоже могу. Однако, грит, введены в город военные поло-
женья, чтоб до девяти часов, а больше не сметь. Вроде как моблизация...
призыв рекрутов. Ладно!.. Я ему говорю - отец-то Степан жив? Куды, грит,
он денется. Очень прекрасно... Выпил я чай и отправился. Ступай и ты.
Баба мне Фиеза-то: "пусть, грит, идет"... Пошел, что ли?..
- Не лезь! - крикнул Кирилл Михеич.
Поликарпыч посмотрел на захлопнувшуюся дверь. Поправил филенку и ска-
зал:
- Капуста...
Стоял Кирилл Михеич, через палисадник глядел в окно:
Опять, как утром - самовар бежит, торопится - зверь медный. Плотно
прильнув к стулу, - Фиоза Семеновна подлым вороватым глазом - по Запусу.
И жарче самовара - в китайском шелке дышут груди. Рот как брусника на
куличе...
Смеются.
У Олимпиады глазы - клыки. Фиоза смеется, - в ноги, - скатерть колы-
шет, от смеха такого жилы как парное молоко вянут...
Вянет у Запуса острый и бойкий рот. Усики, как в наводнение, тонут в
ином чем-то...
Харкнул Кирилл Михеич, отошел. Хотел-было уже в комнаты, но вспомнил
генеральшу, хромых офицеров и Варвару. Пригладил волос, а чтоб короче,
через забор.
На стук - громыхнуло ведро, треснула какая-то корчага и напуганный
густой голос воззвал:
- Кто-о!..
Отодвинулся немного Кирилл Михеич - чтобы дверь отворять, не обеспо-
коить. Сказал неуверенно:
- Я, Кирилл Михеич.
- Кто-о?..
- Кирилл Михеич!.. Сосед!
Громыхнуло опять что-то. Звякнуло. Из синей и жесткой тьмы крикнули
сразу несколько:
- Не знаем... кто там еще на ночь? Здесь раненые...
- Ранены-ые... - давнул в двери бас.
Собака тявкнула, будто скрипнуло колодцем... - Известкой понесло от
постройки.
Дошел Кирилл Михеич до ворот, а там, прислонившись к столбу, - кир-
гиз. Конь рядом. Чембырь прикреплен к поясу.
Киргиз обернулся и поздоровался:
- Аман-бы-сын?..
И немного пришепетывая, словно в размякших зубах, сказал по-русски:
- В пимокатной никого нет? Я видал - комиссар проехал.
Кирилл Михеич подошел и, дергая киргиза за пояс, проговорил вполголо-
са:
- Артюшка!.. Эта ищо что за дикорация?
- Не ори, - сказал Артюшка, быстро отцепляя чембырь: - коня надо на
выстойку привязать. Нет, значит? Я пойду.
Он, подкидывая песок внутрь, косыми ногами, пошел. Кирилл Михеич
обомленно тянул его за пояс к себе. Ремень был потный и склизкий как
червь.
Вспомнил Шмуро в переулке и, стараясь, спокойно сказал:
- Обожди.
Артюшка выдернул ремень и, трепля потную челку лошади, одной к другой
ноге сгребал песок.
- Я устал, Михеич. После скажешь.
- Урежут.
- Кто?
Кирилл Михеич подскочил к морде лошади. Так он глядел и говорил через
морду. Лошадь толкала в плечо влажными и мягкими ноздрями.
- Седни восстанье было. Церковь отбивали, а потом, говорят, казаки
идут. И будто ведешь их ты. Со всех станиц. Протоиерея арестовали.
- Знаю.
- Нельзя тебе, парень, показываться.
- Тоже знаю. У тебя овес есть? Я к старику пойду, бабе скажи - щей
пусть принесет. Я есть хочу. А там, как хочешь.
Кирилл Михеич хлопнул себя по ляжкам и, быстро вращая кистью руки,
закричал.
Лошадь дмыхнула ноздрей. Артюшка разнуздал ее и сунул под потник руку
- "горячее ли мясо, можно ли снять седло"?
- Да что вы - утопить меня хотите? Сговорились вы, лешак вас истоми!
Поп туды тянет, архитектор - туды... разорваться мне на тысячу кусков?
Жизнь мне надоела, - идите вы все к чемеру!.. Только подряды попали,
время самое лес плавить, Господи...
Крик его походил на жалобу.
Из палисадника, ленивый и желтый, как спелая дыня, выпал голос Фиозы
Семеновны:
- Чего там ещо, Михеич?
- Видишь, - орешь, сказал Артюшка, идя под навес. - Скажи - сбрую
привезли...
Жена переспросила. Кирилл Михеич крикнул озлобленно и громко:
- Сбрую привезли, язва бы вас драла!..
И еще ленивее, как вода через край, - выплеснула Фиоза Семеновна в
комнате.
- Что волнуется, не поймешь. Чисто челдон.
Лица у Артюшки под пушистым малахаем не видно, - блеснули на луну зу-
бы. За плечи спрятались пригоны, пахнущие распаренно-гниющим тесом и
свежим сеном. Пимокатная.
Поликарпыч удивлялся, когда не надо. Должно быть, для чужих... Разве-
шивая по скамье вонючие портянки, отодвинул и поздоровался спокойно:
- Приехал? Садись. Баба и то, поди, тоскует. Видал?
- Ись хочу, - сказал Артюшка.
- Добудим. Схожу в кухню.
Артюшка вдруг сказал устало:
- Не надо. Дай хлеба. Постели на земле...
Старик, видимо, довольный отрезал ломоть хлеба. Кирилл Михеич, поло-
жив жилистые руки на колени, упорно и хмуро глядел в землю. Артюшка ел
хлеб, словно кусая баранину - передними зубами, быстро и почти не жевал.
Съев хлеб, Артюшка вытянулся по скамье, положив под голову малахай.
Тибитейка спала на землю. Старик поднял ее одним пальцем и сказал недо-
вольно:
- Зачем таку... Как пластырь. Образ христианский у тебя. Хфеска
все-таки на картуз походит.
- Кого еще арестовали? - быстро спросил Артюшка.
Так же, словно зажимая слова меж колен, в землю отвечал Кирилл Михе-
ич:
- Одного протоиерея, говорят. Больше не слышно.
- Разговаривали сегодня?
- С кем?
- С кем. Со всеми.
- Ты откуда знаешь?
Артюшка сердито, как плетью, махнул тибитейкой:
- Когда вы по-настоящему отвечать научитесь? Всей Росее надо семьде-
сят лет под-ряд в солдатах служить... Тянет, тянет как солодковый ко-
рень. Говорили, значит.
- Говорили.
- И ничего?
Кирилл Михеич почему-то вспомнил голубей над церковной крышей - будто
большие сизые пшеничные зерна... Громко, словно топая ногой, сплюнул.
- Я так и знал. Я никогда на рогожу не надеюсь. Надо шпагат. Казаков
не разооружили?
- А будут?
- Я должен знать? Вы что тут, - яйца парите? У баб титьки нюхаете?..
Старик рассмеялся:
- Ловко он!..
Шевеля длинными и грязно пахнущими пальцами ног, он добавил хвастли-
во:
- Кабы мое хозяйство, я б навинтил холку.
На дворе по щебню покатилось с металлическим синим звоном. Артюшка
подобрал ноги и надвинул тибитейку на лоб.
- Идет кто-то... С вами и камень материться начнет. Огурцы соленые, а
не люди.
За дверью по кошме кто-то царапнул. Поликарпыч с кровати шестом пхнул
в дверь.
Вошел щурившийся Запус. Подтягивая к груди и без того высоко затяну-
тый ремень, сказал по-молодому звонко и словно нацепляя слова.
- На огонь забежал, думаю, скучно старику. Почитать попробовал, а в
голове будто трава растет... Вас - полная компания. Не помешал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
глубже, присел на скамейку, рядом с седлом. От конского запаха будто
стало легче.
- Тебе б пожалуй, парень - пойти в добровольную. Мало ли с кем не бы-
вает, а тут за веру.
- Иди ты с ними вместе...
- Материться я тоже могу. Однако, грит, введены в город военные поло-
женья, чтоб до девяти часов, а больше не сметь. Вроде как моблизация...
призыв рекрутов. Ладно!.. Я ему говорю - отец-то Степан жив? Куды, грит,
он денется. Очень прекрасно... Выпил я чай и отправился. Ступай и ты.
Баба мне Фиеза-то: "пусть, грит, идет"... Пошел, что ли?..
- Не лезь! - крикнул Кирилл Михеич.
Поликарпыч посмотрел на захлопнувшуюся дверь. Поправил филенку и ска-
зал:
- Капуста...
Стоял Кирилл Михеич, через палисадник глядел в окно:
Опять, как утром - самовар бежит, торопится - зверь медный. Плотно
прильнув к стулу, - Фиоза Семеновна подлым вороватым глазом - по Запусу.
И жарче самовара - в китайском шелке дышут груди. Рот как брусника на
куличе...
Смеются.
У Олимпиады глазы - клыки. Фиоза смеется, - в ноги, - скатерть колы-
шет, от смеха такого жилы как парное молоко вянут...
Вянет у Запуса острый и бойкий рот. Усики, как в наводнение, тонут в
ином чем-то...
Харкнул Кирилл Михеич, отошел. Хотел-было уже в комнаты, но вспомнил
генеральшу, хромых офицеров и Варвару. Пригладил волос, а чтоб короче,
через забор.
На стук - громыхнуло ведро, треснула какая-то корчага и напуганный
густой голос воззвал:
- Кто-о!..
Отодвинулся немного Кирилл Михеич - чтобы дверь отворять, не обеспо-
коить. Сказал неуверенно:
- Я, Кирилл Михеич.
- Кто-о?..
- Кирилл Михеич!.. Сосед!
Громыхнуло опять что-то. Звякнуло. Из синей и жесткой тьмы крикнули
сразу несколько:
- Не знаем... кто там еще на ночь? Здесь раненые...
- Ранены-ые... - давнул в двери бас.
Собака тявкнула, будто скрипнуло колодцем... - Известкой понесло от
постройки.
Дошел Кирилл Михеич до ворот, а там, прислонившись к столбу, - кир-
гиз. Конь рядом. Чембырь прикреплен к поясу.
Киргиз обернулся и поздоровался:
- Аман-бы-сын?..
И немного пришепетывая, словно в размякших зубах, сказал по-русски:
- В пимокатной никого нет? Я видал - комиссар проехал.
Кирилл Михеич подошел и, дергая киргиза за пояс, проговорил вполголо-
са:
- Артюшка!.. Эта ищо что за дикорация?
- Не ори, - сказал Артюшка, быстро отцепляя чембырь: - коня надо на
выстойку привязать. Нет, значит? Я пойду.
Он, подкидывая песок внутрь, косыми ногами, пошел. Кирилл Михеич
обомленно тянул его за пояс к себе. Ремень был потный и склизкий как
червь.
Вспомнил Шмуро в переулке и, стараясь, спокойно сказал:
- Обожди.
Артюшка выдернул ремень и, трепля потную челку лошади, одной к другой
ноге сгребал песок.
- Я устал, Михеич. После скажешь.
- Урежут.
- Кто?
Кирилл Михеич подскочил к морде лошади. Так он глядел и говорил через
морду. Лошадь толкала в плечо влажными и мягкими ноздрями.
- Седни восстанье было. Церковь отбивали, а потом, говорят, казаки
идут. И будто ведешь их ты. Со всех станиц. Протоиерея арестовали.
- Знаю.
- Нельзя тебе, парень, показываться.
- Тоже знаю. У тебя овес есть? Я к старику пойду, бабе скажи - щей
пусть принесет. Я есть хочу. А там, как хочешь.
Кирилл Михеич хлопнул себя по ляжкам и, быстро вращая кистью руки,
закричал.
Лошадь дмыхнула ноздрей. Артюшка разнуздал ее и сунул под потник руку
- "горячее ли мясо, можно ли снять седло"?
- Да что вы - утопить меня хотите? Сговорились вы, лешак вас истоми!
Поп туды тянет, архитектор - туды... разорваться мне на тысячу кусков?
Жизнь мне надоела, - идите вы все к чемеру!.. Только подряды попали,
время самое лес плавить, Господи...
Крик его походил на жалобу.
Из палисадника, ленивый и желтый, как спелая дыня, выпал голос Фиозы
Семеновны:
- Чего там ещо, Михеич?
- Видишь, - орешь, сказал Артюшка, идя под навес. - Скажи - сбрую
привезли...
Жена переспросила. Кирилл Михеич крикнул озлобленно и громко:
- Сбрую привезли, язва бы вас драла!..
И еще ленивее, как вода через край, - выплеснула Фиоза Семеновна в
комнате.
- Что волнуется, не поймешь. Чисто челдон.
Лица у Артюшки под пушистым малахаем не видно, - блеснули на луну зу-
бы. За плечи спрятались пригоны, пахнущие распаренно-гниющим тесом и
свежим сеном. Пимокатная.
Поликарпыч удивлялся, когда не надо. Должно быть, для чужих... Разве-
шивая по скамье вонючие портянки, отодвинул и поздоровался спокойно:
- Приехал? Садись. Баба и то, поди, тоскует. Видал?
- Ись хочу, - сказал Артюшка.
- Добудим. Схожу в кухню.
Артюшка вдруг сказал устало:
- Не надо. Дай хлеба. Постели на земле...
Старик, видимо, довольный отрезал ломоть хлеба. Кирилл Михеич, поло-
жив жилистые руки на колени, упорно и хмуро глядел в землю. Артюшка ел
хлеб, словно кусая баранину - передними зубами, быстро и почти не жевал.
Съев хлеб, Артюшка вытянулся по скамье, положив под голову малахай.
Тибитейка спала на землю. Старик поднял ее одним пальцем и сказал недо-
вольно:
- Зачем таку... Как пластырь. Образ христианский у тебя. Хфеска
все-таки на картуз походит.
- Кого еще арестовали? - быстро спросил Артюшка.
Так же, словно зажимая слова меж колен, в землю отвечал Кирилл Михе-
ич:
- Одного протоиерея, говорят. Больше не слышно.
- Разговаривали сегодня?
- С кем?
- С кем. Со всеми.
- Ты откуда знаешь?
Артюшка сердито, как плетью, махнул тибитейкой:
- Когда вы по-настоящему отвечать научитесь? Всей Росее надо семьде-
сят лет под-ряд в солдатах служить... Тянет, тянет как солодковый ко-
рень. Говорили, значит.
- Говорили.
- И ничего?
Кирилл Михеич почему-то вспомнил голубей над церковной крышей - будто
большие сизые пшеничные зерна... Громко, словно топая ногой, сплюнул.
- Я так и знал. Я никогда на рогожу не надеюсь. Надо шпагат. Казаков
не разооружили?
- А будут?
- Я должен знать? Вы что тут, - яйца парите? У баб титьки нюхаете?..
Старик рассмеялся:
- Ловко он!..
Шевеля длинными и грязно пахнущими пальцами ног, он добавил хвастли-
во:
- Кабы мое хозяйство, я б навинтил холку.
На дворе по щебню покатилось с металлическим синим звоном. Артюшка
подобрал ноги и надвинул тибитейку на лоб.
- Идет кто-то... С вами и камень материться начнет. Огурцы соленые, а
не люди.
За дверью по кошме кто-то царапнул. Поликарпыч с кровати шестом пхнул
в дверь.
Вошел щурившийся Запус. Подтягивая к груди и без того высоко затяну-
тый ремень, сказал по-молодому звонко и словно нацепляя слова.
- На огонь забежал, думаю, скучно старику. Почитать попробовал, а в
голове будто трава растет... Вас - полная компания. Не помешал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47