Регелла растянулась на кушетке, а я занял вертящееся кресло пилота.
— На твой взгляд, что собой представляет эта штука? — уже, засыпая, проронила Регелла.
— Это сам принцип жизни… се базовый элемент… тот, что воодушевляет любое Творение.
— То есть жизнь в чистом виде?
— Ее концентрат. Тот, что, видимо, существовал в самом начале, но по каким-то причинам с тех пор не претерпел никаких изменений, которые должны были бы его преобразовать.
— В животное?
— Или в растение… А сила, свернувшая со своего целевого пути, неизбежно становится разрушающей.
— Но как такое могло случиться, Эльвер?
— Это же Природа! Аномалии — неразрывный компонент создания… И она даже использует их на полную катушку. Помни, что эта штука представляется чудовищной только по отношению к нам, в наших глазах. В конце концов, ничто не доказывает, что Природа рассматривает нас как окончательную и самую гармоничную стадию развития.
Я громко вздыхаю.
— Если эта штука представляет собой саму сущность того флюида, что делает нас «живыми существами», то ее воздействие на нас вполне закономерно. Тогда как же ей можно было бы противостоять?
— Определить базисный симбиоз.
— Вот именно… ее сила притяжения, раздробленная на множество независимых элементов, становится нулевой, учитывая происходящие при этом преобразования. Собранная в колоссальную массу, она делается непреодолимой.
По ее лицу скользнула гримаса легкой горечи. Я продолжаю:
— Знаешь, в тот момент, когда я добивал эту гусеницу, выжигая последние оставшиеся от нее крохи, то чувствовал себя в душе убийцей.
— Возможны ли какие-то превращения субстанции, что на вершине красного холма?
— Боюсь, что нет. Слишком поздно… во всяком случае, для нормальной метаморфозы. Процесс уже пошел вспять. Эта форма жизни стала ненасытной и всепожирающей. Она приобрела комплекс всемогущества, никем и ничем не ограниченного.
Регелла наконец успокоилась и заснула. Пару раз я чувствовал исходившие от существа с холма сигналы, но очень слабые по мощности… Нечто вроде общего, размазанного призыва. Штука, должно быть, недоумевала, почему этой ночью иссякла та обильная дань, которую она привыкла регулярно собирать с джунглей. Но, видимо, беспокойства по этому поводу пока еще не проявляла.
Да, судя по всему, предстоит длительная осада. Завтра надо предложить Ариону послать двух его спутников в разведку над этой планетой. Не исключено, что на ней уже делают первые робкие шаги гуманоиды. Этот вопрос следует прояснить как можно скорее. Если это так, то они наверняка уже входили в контакт со штукой. При этом у них, без сомнения, срабатывал инстинкт самосохранения. Известно, что первобытные сообщества зачастую находили очень простые решения, которые на поверку оказывались наилучшими.
Раздается вызов. Это Арион напоминает, что настал час моей вахты. Ну что же, значит, я ошибся в отношении этого человека. Тем не менее я совсем не собираюсь раскрывать ему, что так и не смыкал глаз. В любом случае этот факт действует на меня успокоительно, укрепляет веру в будущее. Как знать, может быть, по окончании всей этой эпопеи мне и не придется горевать одному на планете. Как и я, Арион ощутил исходившие от монстра слабые импульсы, но не счел, что они представляют хоть какую-то опасность.
Пока мы перебрасывались с ним репликами, проснулась Регелла. Села рядом со мной. Оба молчим. Она робко отыскивает мою руку. Момент умиротворения, возвращаются былые надежды. Все-таки до чего же странная штука человеческая психология, настрой ума. Когда я бежал с Манд-ралора, то рассчитывал на одинокую жизнь… Внутренне настроился на это, а вот теперь, пожалуй, уже и не смог бы так существовать.
— Наверное, это немного глупо для выпускника Учебного центра неожиданно испытывать потребность ляпнуть банальность.
— Например?
— Заявить, что я тебя люблю.
— В сущности, любое воспитание — не более чем лакированное покрытие, Эльвер. Как только попадаем в исключительные условия, тут же возвращаемся к изначальным истокам инстинктивного характера. Я ведь тоже тебя люблю.
Склонив голову мне на плечо, она добавляет:
— Если даже введенный в меня искусственно императив охоты на тебя все еще продолжает действовать, мне думается, что теперь я не смогла бы ему повиноваться.
Мощный призывный всплеск — и Регелла тревожно вскакивает.
— Сейчас же надень гермошлем!
Штука, видно, начала нервничать. Она, должно быть, чувствовала, что у подножия холма суетятся (совсем рядом!) всякого рода зверушки и звери, и удивлялась, почему они не откликаются на ее импульсы и не устремляются к ней.
Небо начало предрассветно розоветь. Регелла поспешно заканчивает облачение в полное космическое одеяние.
— Этот зов не направлен мне лично.
— Конечно, нет. Ведь Люгон погиб.
На экранах ничего не видно, но неумолчный шум джунглей не стихает в рубке ни на минуту. Сквозь него в ночи внезапно прорезался трубный глас какого-то крупного животного.
— Знаешь, Эльвер, удерживаемые силовым полем животные уже не вернутся в свои норы и берлоги. С восходом солнца они так и останутся как бы приклеенными к барьеру.
— Да, придется их уничтожить.
Яснее ясного, почему это они прилепились к защитному полю: их же загипнотизировал монстр! Они и понятия не имеют о нашем невидимом препятствии. Они уже прошли ту стадию, когда страх мог бы еще вынудить их бежать куда глаза глядят. В данный момент единственный, кто ничего не понимает в обстановке и недоумевает, — это она, та самая штука.
Горизонт все более и более алеет, тени разжижаются, становятся менее плотными. Похоже взвился свирепый ветер. И вновь — мощный приступ психической атаки. На сей раз он до остервенения силен: я ьижу, как скрючило Регеллу. Немедленно оповещаю Ариона. Рассвело, впрочем, уже настолько, что на экранах начинает проступать саванна.
— Я и сам проснулся от этого отчаянного зова монстра, — сообщает историк.
— Как чувствуют себя твои пленники?
— Ты имеешь в виду Варну и других ребят?
— Естественно.
— Сейчас взгляну…
Он, должно быть, подключился к специальному экрану, показывающему, что происходит в отсеке, где содержатся пострадавшие. Через некоторое время он поворачивается ко мне:
— Их бьет колотун!
— Как, впрочем, и Регеллу. — Через прозрачную поверхность гермошлема вижу, как напрягся у нее взгляд. Спешу удалить девушку подальше от пульта управления.
— Провожу ее в каюту для отдыха. — Сопротивления она не оказывает, но я догадываюсь, что дастся ей это с величайшим трудом.
— Как дела?
— Тяга становится невыносимой. Ты рассчитал все правильно. Эта штука страшно голодна… терзается буквально каждая клеточка ее массы. Скоро я уже не смогу ей противиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— На твой взгляд, что собой представляет эта штука? — уже, засыпая, проронила Регелла.
— Это сам принцип жизни… се базовый элемент… тот, что воодушевляет любое Творение.
— То есть жизнь в чистом виде?
— Ее концентрат. Тот, что, видимо, существовал в самом начале, но по каким-то причинам с тех пор не претерпел никаких изменений, которые должны были бы его преобразовать.
— В животное?
— Или в растение… А сила, свернувшая со своего целевого пути, неизбежно становится разрушающей.
— Но как такое могло случиться, Эльвер?
— Это же Природа! Аномалии — неразрывный компонент создания… И она даже использует их на полную катушку. Помни, что эта штука представляется чудовищной только по отношению к нам, в наших глазах. В конце концов, ничто не доказывает, что Природа рассматривает нас как окончательную и самую гармоничную стадию развития.
Я громко вздыхаю.
— Если эта штука представляет собой саму сущность того флюида, что делает нас «живыми существами», то ее воздействие на нас вполне закономерно. Тогда как же ей можно было бы противостоять?
— Определить базисный симбиоз.
— Вот именно… ее сила притяжения, раздробленная на множество независимых элементов, становится нулевой, учитывая происходящие при этом преобразования. Собранная в колоссальную массу, она делается непреодолимой.
По ее лицу скользнула гримаса легкой горечи. Я продолжаю:
— Знаешь, в тот момент, когда я добивал эту гусеницу, выжигая последние оставшиеся от нее крохи, то чувствовал себя в душе убийцей.
— Возможны ли какие-то превращения субстанции, что на вершине красного холма?
— Боюсь, что нет. Слишком поздно… во всяком случае, для нормальной метаморфозы. Процесс уже пошел вспять. Эта форма жизни стала ненасытной и всепожирающей. Она приобрела комплекс всемогущества, никем и ничем не ограниченного.
Регелла наконец успокоилась и заснула. Пару раз я чувствовал исходившие от существа с холма сигналы, но очень слабые по мощности… Нечто вроде общего, размазанного призыва. Штука, должно быть, недоумевала, почему этой ночью иссякла та обильная дань, которую она привыкла регулярно собирать с джунглей. Но, видимо, беспокойства по этому поводу пока еще не проявляла.
Да, судя по всему, предстоит длительная осада. Завтра надо предложить Ариону послать двух его спутников в разведку над этой планетой. Не исключено, что на ней уже делают первые робкие шаги гуманоиды. Этот вопрос следует прояснить как можно скорее. Если это так, то они наверняка уже входили в контакт со штукой. При этом у них, без сомнения, срабатывал инстинкт самосохранения. Известно, что первобытные сообщества зачастую находили очень простые решения, которые на поверку оказывались наилучшими.
Раздается вызов. Это Арион напоминает, что настал час моей вахты. Ну что же, значит, я ошибся в отношении этого человека. Тем не менее я совсем не собираюсь раскрывать ему, что так и не смыкал глаз. В любом случае этот факт действует на меня успокоительно, укрепляет веру в будущее. Как знать, может быть, по окончании всей этой эпопеи мне и не придется горевать одному на планете. Как и я, Арион ощутил исходившие от монстра слабые импульсы, но не счел, что они представляют хоть какую-то опасность.
Пока мы перебрасывались с ним репликами, проснулась Регелла. Села рядом со мной. Оба молчим. Она робко отыскивает мою руку. Момент умиротворения, возвращаются былые надежды. Все-таки до чего же странная штука человеческая психология, настрой ума. Когда я бежал с Манд-ралора, то рассчитывал на одинокую жизнь… Внутренне настроился на это, а вот теперь, пожалуй, уже и не смог бы так существовать.
— Наверное, это немного глупо для выпускника Учебного центра неожиданно испытывать потребность ляпнуть банальность.
— Например?
— Заявить, что я тебя люблю.
— В сущности, любое воспитание — не более чем лакированное покрытие, Эльвер. Как только попадаем в исключительные условия, тут же возвращаемся к изначальным истокам инстинктивного характера. Я ведь тоже тебя люблю.
Склонив голову мне на плечо, она добавляет:
— Если даже введенный в меня искусственно императив охоты на тебя все еще продолжает действовать, мне думается, что теперь я не смогла бы ему повиноваться.
Мощный призывный всплеск — и Регелла тревожно вскакивает.
— Сейчас же надень гермошлем!
Штука, видно, начала нервничать. Она, должно быть, чувствовала, что у подножия холма суетятся (совсем рядом!) всякого рода зверушки и звери, и удивлялась, почему они не откликаются на ее импульсы и не устремляются к ней.
Небо начало предрассветно розоветь. Регелла поспешно заканчивает облачение в полное космическое одеяние.
— Этот зов не направлен мне лично.
— Конечно, нет. Ведь Люгон погиб.
На экранах ничего не видно, но неумолчный шум джунглей не стихает в рубке ни на минуту. Сквозь него в ночи внезапно прорезался трубный глас какого-то крупного животного.
— Знаешь, Эльвер, удерживаемые силовым полем животные уже не вернутся в свои норы и берлоги. С восходом солнца они так и останутся как бы приклеенными к барьеру.
— Да, придется их уничтожить.
Яснее ясного, почему это они прилепились к защитному полю: их же загипнотизировал монстр! Они и понятия не имеют о нашем невидимом препятствии. Они уже прошли ту стадию, когда страх мог бы еще вынудить их бежать куда глаза глядят. В данный момент единственный, кто ничего не понимает в обстановке и недоумевает, — это она, та самая штука.
Горизонт все более и более алеет, тени разжижаются, становятся менее плотными. Похоже взвился свирепый ветер. И вновь — мощный приступ психической атаки. На сей раз он до остервенения силен: я ьижу, как скрючило Регеллу. Немедленно оповещаю Ариона. Рассвело, впрочем, уже настолько, что на экранах начинает проступать саванна.
— Я и сам проснулся от этого отчаянного зова монстра, — сообщает историк.
— Как чувствуют себя твои пленники?
— Ты имеешь в виду Варну и других ребят?
— Естественно.
— Сейчас взгляну…
Он, должно быть, подключился к специальному экрану, показывающему, что происходит в отсеке, где содержатся пострадавшие. Через некоторое время он поворачивается ко мне:
— Их бьет колотун!
— Как, впрочем, и Регеллу. — Через прозрачную поверхность гермошлема вижу, как напрягся у нее взгляд. Спешу удалить девушку подальше от пульта управления.
— Провожу ее в каюту для отдыха. — Сопротивления она не оказывает, но я догадываюсь, что дастся ей это с величайшим трудом.
— Как дела?
— Тяга становится невыносимой. Ты рассчитал все правильно. Эта штука страшно голодна… терзается буквально каждая клеточка ее массы. Скоро я уже не смогу ей противиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31