Впрочем... сейчас – это до страшных событий, которые начали происходить в городе неделю назад.
– Эльку и дочерей я вывез, – говорил он, укладывая Мочильского на шикарном кожаном диване в гостиной. – Женщинам и детям оставаться в городе нельзя, когда такое творится...
– А сам?
– У меня бизнес. Куда ж я уеду. Правда... Вчера одну мастерскую сожгли, и зама моего, Кольку, покалечили. «Дикие байкеры», твари, ненавижу. Забросали бутылками с зажигательной смесью, а у меня ж там, ты знаешь, масла, краски... Сгорело – только в путь. Слава богу никто не погиб. Побудь с ним, я приготовлю компрессы, мазь...
Еще одной Васиной страстью было самолечение. Сказывались неудачные гоночные заезды. Все, как один, врачи в его понимании были коновалами (исключение составляла лишь моя мама, к которой Вася относился с почтением, граничащим с благоговением); лечиться предпочитал дома, для чего в его аптечке (которая занимала две стены в кладовке) были собраны все возможные и невозможные медикаменты, а отдельный шкаф в кабинете отдан под медицинские справочники. Вася зорко следил за новинками в этой области, выпускаемыми известными немецкими и швейцарскими фирмами, приобретал их по не самым дешевым ценам и очень гордился, что в его аптечке есть все, а его жена, которую он заставлял читать справочники и смотреть телепередачи по медицине (его телевизионным кумиром была доктор Елена Малышева), может защищать докторскую... по нескольким направлениям в медицине. «Васек, это фобия», – . говорил я. «Невежи! – фиглярствовал он. – Придет день, и вы поймете...»
– Ты какими судьбами? – спросил он, хлопоча вокруг журналиста.
– Иду в Нижний город, – сказал я. – Ищу одного паренька...
– На ночь глядя?! Может, у меня переночуешь?
– Спасибо, Вася, но дело не терпит...
– Как вы допустили, чтобы стало так гнило?.. – подал голос журналист. Мы с Васей посмотрели на него.
– Алексей, удалось что-то выяснить? – спросил я.
Он закашлялся.
– Много... чего. Ощущение, что ваш город – это центр вселенского зла. Все самое плохое, что только может быть, скопилось здесь. Но главное – болезнь приобрела необратимые формы. Такое не лечится. Еще две-три недели – и вашего города не будет.
– Как?! – сказали мы с Васей в один голос.
– Мнение субъективное... Но мой журналистский опыт... подсказывает, что довольно точное. И есть факты. Они все здесь. – Он поднес руку к голове и скривился от боли.
– Да не шевелись ты! – прикрикнул Вася. В его голосе и взгляде был страх.
– Кто тебя так отделал? – спросил я.
Журналист несколько минут молчал, собираясь с силами. Говорить ему было трудно.
– В городе я три дня. С первого же начали звонить в номер с угрозами. Потом на меня вышел майор ФСБ из Москвы, он здесь еще раньше. Вместе мы сделали пару вылазок... Угрозы не прекращались, позавчера на балкон номера попала граната, но не взорвалась почему-то. Просроченная, наверное. – Он хрипло рассмеялся. – Мне пришлось из гостиницы уходить... С фээсбэшником мы прятались в городе, попутно собирая информацию, ночевали где придется... Прошлой ночью нас обложили в Есенинском парке. Майора ранили, и я... – Он умолк. – В общем, я его бросил. Должен был остаться кто-то, кто донес бы информацию до власти – но не местной, с ней все ясно... До столичной. А сегодня... Ну, это не грабители. Напали вчетвером. Думаю, команды убить у них не было. Пока били, один все время орал: предупреждали тебя, предупреждали... Потом удар – и темнота. Пока ты, – он посмотрел на меня, – не начал меня переворачивать и обшаривать.
Он замолчал. Вася вновь принялся хлопотать, менял компресс на голове, смазывал синяки и ссадины на теле и руках, все время что-то негромко и успокоительно бормоча. Я сидел напротив, в кресле, и смотрел на них.
Все нереально, совершенно фантастично и дико – то, что происходит. И в то же время: пасти рычащих, как собаки, огромных крыс, обстрел банка, смерть Левы на моих руках в супермаркете... То, что рассказывала Галина Андреевна... Как все это могло на нас свалиться?
– Ты примерно представляешь, что можно сделать? – спросил я.
– Наверное, – сказал журналист, – ввести войска, как в Чечню. Обязательно МЧС – куда ж без них... Создание комиссии по выходу из кризиса. Жесточайшее наведение порядка. Контроль, ежечасный контроль из центра. Расследование каждого отдельного случая, будь то убийство, мародерство, взрыв, поджег... Мы еще не знаем, что творится в области и других населенных пунктах по соседству. Стоило бы выяснить, как далеко распространилась чума. Я не политик, не мент, мне сложно... Но то, что я узнал... по-настоящему катастрофично. Организм города на грани. Некоторые его органы уже сгнили и воняют – например, правоохранительные. Скоро спасать будет некого и незачем, а наводить порядок – негде. Ты слышал, что творится в Нижнем городе – там, куда ты идешь?
– Они объявили себя Независимой...
– НАЕ, – сказал Алексей и закашлялся, отталкивая руку Васи с компрессом. – Херня. Это десятая часть. Не ходи. Ты не вернешься.
Мне стало так себя жалко, что я чуть не заплакал. Но, сглотнув комок, сказал:
– Не могу. Я должен.
– Ну и дурак, – сказал журналист и отвернулся.
Я поднялся, вышел в коридор и позвал оттуда Васю. Мы прикрыли дверь в комнату, я негромко сказал:
– Очень тебя прошу, Алибабаич... Подлечи его и вывези. Только не затягивай с этим. А вдруг он прав?
– Не волнуйся, все будет в лучшем виде.
– Один человек ничего сделать не может! – закричал из комнаты Алексей и зашелся в тяжелом кашле.
Я посмотрел на дверь в комнату и сказал:
– Вась... Может быть, случайно... Понимаешь, у меня все оружие без патронов...
Он молча ушел на кухню и вернулся с чем-то, зажатым в кулаке. Протянул руку и разжал кулак. На ладони лежали четыре патрона от пистолета «Макаров».
– Чем могу, – сказал он.
Я забрал патроны, сунул в карман и открыл дверь.
– Артем, – сказал он. – Убивать не страшно?
– Страшно, – сказал я. – Очень страшно.
* * *
До Серебрянки я добрался без приключений, научившись сохранять спокойствие и не шарахаться от каждого звука, каким бы жутким он ни был. Вот сейчас через мост, там пару кварталов – и окраина Нижнего города...
Совсем рядом вдруг загуляли лучи фонарей, послышались шаги и зычная команда:
– Стоять!
Я понесся по набережной к мосту. Они – следом. Их было не меньше четырех человек.
– Я кому сказал! – закричал тот же голос. – Стоять! Стреляю!
Я начал резать зигзагами. Мост был совсем рядом, но что с того? Он длинный, довольно узкий, пешеходная зона; зигзагами не помечешься!
Загрохотали выстрелы. Били сразу на поражение.
Я не бежал – летел, казалось, не касаясь земли. Преследователи не отставали. Нужно огрызнуться, бился голос в моей голове, огрызнуться, понял? Огрызнись, иначе на мосту подстрелят!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Эльку и дочерей я вывез, – говорил он, укладывая Мочильского на шикарном кожаном диване в гостиной. – Женщинам и детям оставаться в городе нельзя, когда такое творится...
– А сам?
– У меня бизнес. Куда ж я уеду. Правда... Вчера одну мастерскую сожгли, и зама моего, Кольку, покалечили. «Дикие байкеры», твари, ненавижу. Забросали бутылками с зажигательной смесью, а у меня ж там, ты знаешь, масла, краски... Сгорело – только в путь. Слава богу никто не погиб. Побудь с ним, я приготовлю компрессы, мазь...
Еще одной Васиной страстью было самолечение. Сказывались неудачные гоночные заезды. Все, как один, врачи в его понимании были коновалами (исключение составляла лишь моя мама, к которой Вася относился с почтением, граничащим с благоговением); лечиться предпочитал дома, для чего в его аптечке (которая занимала две стены в кладовке) были собраны все возможные и невозможные медикаменты, а отдельный шкаф в кабинете отдан под медицинские справочники. Вася зорко следил за новинками в этой области, выпускаемыми известными немецкими и швейцарскими фирмами, приобретал их по не самым дешевым ценам и очень гордился, что в его аптечке есть все, а его жена, которую он заставлял читать справочники и смотреть телепередачи по медицине (его телевизионным кумиром была доктор Елена Малышева), может защищать докторскую... по нескольким направлениям в медицине. «Васек, это фобия», – . говорил я. «Невежи! – фиглярствовал он. – Придет день, и вы поймете...»
– Ты какими судьбами? – спросил он, хлопоча вокруг журналиста.
– Иду в Нижний город, – сказал я. – Ищу одного паренька...
– На ночь глядя?! Может, у меня переночуешь?
– Спасибо, Вася, но дело не терпит...
– Как вы допустили, чтобы стало так гнило?.. – подал голос журналист. Мы с Васей посмотрели на него.
– Алексей, удалось что-то выяснить? – спросил я.
Он закашлялся.
– Много... чего. Ощущение, что ваш город – это центр вселенского зла. Все самое плохое, что только может быть, скопилось здесь. Но главное – болезнь приобрела необратимые формы. Такое не лечится. Еще две-три недели – и вашего города не будет.
– Как?! – сказали мы с Васей в один голос.
– Мнение субъективное... Но мой журналистский опыт... подсказывает, что довольно точное. И есть факты. Они все здесь. – Он поднес руку к голове и скривился от боли.
– Да не шевелись ты! – прикрикнул Вася. В его голосе и взгляде был страх.
– Кто тебя так отделал? – спросил я.
Журналист несколько минут молчал, собираясь с силами. Говорить ему было трудно.
– В городе я три дня. С первого же начали звонить в номер с угрозами. Потом на меня вышел майор ФСБ из Москвы, он здесь еще раньше. Вместе мы сделали пару вылазок... Угрозы не прекращались, позавчера на балкон номера попала граната, но не взорвалась почему-то. Просроченная, наверное. – Он хрипло рассмеялся. – Мне пришлось из гостиницы уходить... С фээсбэшником мы прятались в городе, попутно собирая информацию, ночевали где придется... Прошлой ночью нас обложили в Есенинском парке. Майора ранили, и я... – Он умолк. – В общем, я его бросил. Должен был остаться кто-то, кто донес бы информацию до власти – но не местной, с ней все ясно... До столичной. А сегодня... Ну, это не грабители. Напали вчетвером. Думаю, команды убить у них не было. Пока били, один все время орал: предупреждали тебя, предупреждали... Потом удар – и темнота. Пока ты, – он посмотрел на меня, – не начал меня переворачивать и обшаривать.
Он замолчал. Вася вновь принялся хлопотать, менял компресс на голове, смазывал синяки и ссадины на теле и руках, все время что-то негромко и успокоительно бормоча. Я сидел напротив, в кресле, и смотрел на них.
Все нереально, совершенно фантастично и дико – то, что происходит. И в то же время: пасти рычащих, как собаки, огромных крыс, обстрел банка, смерть Левы на моих руках в супермаркете... То, что рассказывала Галина Андреевна... Как все это могло на нас свалиться?
– Ты примерно представляешь, что можно сделать? – спросил я.
– Наверное, – сказал журналист, – ввести войска, как в Чечню. Обязательно МЧС – куда ж без них... Создание комиссии по выходу из кризиса. Жесточайшее наведение порядка. Контроль, ежечасный контроль из центра. Расследование каждого отдельного случая, будь то убийство, мародерство, взрыв, поджег... Мы еще не знаем, что творится в области и других населенных пунктах по соседству. Стоило бы выяснить, как далеко распространилась чума. Я не политик, не мент, мне сложно... Но то, что я узнал... по-настоящему катастрофично. Организм города на грани. Некоторые его органы уже сгнили и воняют – например, правоохранительные. Скоро спасать будет некого и незачем, а наводить порядок – негде. Ты слышал, что творится в Нижнем городе – там, куда ты идешь?
– Они объявили себя Независимой...
– НАЕ, – сказал Алексей и закашлялся, отталкивая руку Васи с компрессом. – Херня. Это десятая часть. Не ходи. Ты не вернешься.
Мне стало так себя жалко, что я чуть не заплакал. Но, сглотнув комок, сказал:
– Не могу. Я должен.
– Ну и дурак, – сказал журналист и отвернулся.
Я поднялся, вышел в коридор и позвал оттуда Васю. Мы прикрыли дверь в комнату, я негромко сказал:
– Очень тебя прошу, Алибабаич... Подлечи его и вывези. Только не затягивай с этим. А вдруг он прав?
– Не волнуйся, все будет в лучшем виде.
– Один человек ничего сделать не может! – закричал из комнаты Алексей и зашелся в тяжелом кашле.
Я посмотрел на дверь в комнату и сказал:
– Вась... Может быть, случайно... Понимаешь, у меня все оружие без патронов...
Он молча ушел на кухню и вернулся с чем-то, зажатым в кулаке. Протянул руку и разжал кулак. На ладони лежали четыре патрона от пистолета «Макаров».
– Чем могу, – сказал он.
Я забрал патроны, сунул в карман и открыл дверь.
– Артем, – сказал он. – Убивать не страшно?
– Страшно, – сказал я. – Очень страшно.
* * *
До Серебрянки я добрался без приключений, научившись сохранять спокойствие и не шарахаться от каждого звука, каким бы жутким он ни был. Вот сейчас через мост, там пару кварталов – и окраина Нижнего города...
Совсем рядом вдруг загуляли лучи фонарей, послышались шаги и зычная команда:
– Стоять!
Я понесся по набережной к мосту. Они – следом. Их было не меньше четырех человек.
– Я кому сказал! – закричал тот же голос. – Стоять! Стреляю!
Я начал резать зигзагами. Мост был совсем рядом, но что с того? Он длинный, довольно узкий, пешеходная зона; зигзагами не помечешься!
Загрохотали выстрелы. Били сразу на поражение.
Я не бежал – летел, казалось, не касаясь земли. Преследователи не отставали. Нужно огрызнуться, бился голос в моей голове, огрызнуться, понял? Огрызнись, иначе на мосту подстрелят!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62