Не спеша нагнулся, поднял шляпу и, отряхнув её от пыли, водрузил на голову.
— Меня зовут Бласко де Рамирес, — заявил он.
— Ага! — выкрикнул Мартен. — Вас-то я и искал, идальго де Рамирес. Меня зовут Ян Мартен. Вы должны были кое-что обо мне слышать, судя по визиту, который нанесли в Нагуа?
Рамирес дрогнул и отступил на шаг, кладя руку на рукоять шпаги.
— Это вы… — прошептал он.
— Да, это я, — кивнул Мартен. — Можете помолиться, прежде чем извлечь шпагу из ножен. А потом я вас убью.
Рамирес оглядел окружавшие его лица.
— Ясно, — буркнул он. — Вас тут десяток…
— Вы погибнете от моей руки, — прервал его Мартен. — Они будут лишь свидетелями того, что тут произойдет. Расступитесь! — приказал он своим людям.
Рамирес покосился на окно; казалось, он прислушивается к доносившимся оттуда крикам, скрипу повозок, ржанию коней, шуму, производимому корсарами, грабящими соседние дома.
Мартен не спускал с него глаз.
— Ну и что? — презрительно бросил он. — Вижу, нет у вас охоты ни молиться, ни биться. Сбежали от меня со своего корабля, но отсюда сбежать не удастся. Защищайтесь!
Его тяжелая шведская рапира просвистела в воздухе и пучок перьев с адмиральской шляпы, срезанный как бритвой, опустился на пол.
Среди боцманов, державших высоко поднятые факелы, пролетел смешок, а на бледном лице Рамиреса проступил темный румянец гнева. Бласко отбросил прочь шляпу, стряхнул плащ с правого плеча и выхватил шпагу.
Секунду они мерялись взглядами, после чего схватились и сталь зазвенела о сталь. Мартен отступил на шаг, на два, отбил один и другой выпад, словно на пробу, потом отступил ещё и вдруг молниеносной вертушкой скользнул по эфесу шпаги противника. Могло показаться, что он едва её коснулся, но клинок вдруг с дребезгом отлетел назад, а Бласко, бледный как стена, окаменел на месте.
— Подними! — услышал он голос Мартена.
Шевельнуться не мог; чувствовал, как онемело правое плечо, колени стали словно ватные, а сердце сжала боль обреченности.
— Подними и сражайся! — повторил Мартен, касаясь концом рапиры его груди.
Бласко взял себя в руки и повернул голову. Его шпага вонзилась в пол посреди ниши, отколов дубовую щепку. Золоченый эфес ещё раскачивался, словно поднятая голова змеи. Бросившись к ней, он в тот же миг заметил за распахнутыми дверьми огонь. Знал, что это значит; ждал этого.
Быстро вырвал острие из щели в твердом дереве, прыгнул к дверям, захлопнул их за собой и помчался вниз по винтовой лестнице.
За первым поворотом встретил четверых людей с фонарями, которые уступили ему дорогу.
— За мной гонятся! — крикнул он. — Задержите их здесь! Погасите свет!
— Кони ждут за стеной, ваша светлость, — ответил один из них.
Бласко скатился вниз со шпагой в руке. Наверху он слышал гром и треск выламываемых дверей. Темнота осталась позади, впереди слабо светился силуэт выхода.
Он выскочил в укромный маленький дворик, окруженный невысокой стеной, за которой тянулся сад. Не успел ещё перебраться на другую сторону, как из окон полетели стекла и громыхнуло несколько выстрелов. Но во мраке под деревьями он уже увидел двух верховых лошадей, которых держал под уздцы конюх-метис.
Бласко прыгнул в седло, вырвал из-за пояса пистолет и в упор выстрелил в лоб второму коню. Потом дал шпоры своему, заставив его преодолеть стену, смял толпу людей, сбежавшихся к воротам, погнал в сторону собора и, миновав его, свернул к воротам кладбища.
Пленные монахи, захваченные в монастыре, не были использованы для прикрытия отрядов корсаров, которым предстояло штурмовать Западный бастион, поскольку крепость сдалась на рассвете. Мартен велел освободить их, а после уплаты выкупа позволил всем жителям покинуть Сьюдад Руэда и удалиться в сторону Сухали или разойтись по деревням. В своем великодушии он зашел так далеко, что женщины и дети покинули город на повозках, которые выстроились в длинную колонну у южных ворот.
Когда последняя из них миновала мост через ров, начался длившийся весь день грабеж домов и лавок, а вечером флотилия Френсиса Дрейка выпустила пятьсот шестьдесят ядер по городу и порту. И наконец наутро несколько цейгвартов с “Зефира” подожгли фитили в пороховых погребах обоих портовых бастионов, которые четвертью часа позднее взлетели на воздух.
Камня на камне не осталось от Сьюдад Руэда; в груду камней превратилась твердыня, защищавшая порт, на дне которого навсегда почили три лучшие эскадры Северовосточного флота; путь в Карибское море был открыт.
Ян Куна, прозванный Мартеном, стоял на палубе “Зефира”, глядя на дело разрушения, которое было совершено с его участием.
Руины и пепелища, кровь и слезы — вот что оставлял он за собой и у друзей, и у врагов. Но своей клятвы он не выполнил, местью не насытился: Бласко де Рамирес был жив и на свободе.
“ — Сколько городов сгорит, сколько кораблей пойдет на дно, сколько сгинет человеческих жизней, прежде чем я ему отплачу?» — спрашивал он себя.
Подумал, что все больше у него таких долгов. Советникам гданьского сената, и особенно Зигфриду Ведеке — отомстить за смерть брата Кароля он поклялся ещё ребенком. До сих пор не отплатил судьям, которые пытали его мать, обвиненную в колдовстве. Не отомстил за смерть отца и не расправился с убийцами Эльзы Ленген. И ещё не свел счетов с его светлостью Хуаном де Толоса, который отблагодарил ему изменой за великодушное освобождение после захвата “Кастро верде”…
“ — Кто знает, не позабыл бы я их всех, если бы Рамирес не разрушил Нагуа, — подумал он. — Кто знает…”
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Меня зовут Бласко де Рамирес, — заявил он.
— Ага! — выкрикнул Мартен. — Вас-то я и искал, идальго де Рамирес. Меня зовут Ян Мартен. Вы должны были кое-что обо мне слышать, судя по визиту, который нанесли в Нагуа?
Рамирес дрогнул и отступил на шаг, кладя руку на рукоять шпаги.
— Это вы… — прошептал он.
— Да, это я, — кивнул Мартен. — Можете помолиться, прежде чем извлечь шпагу из ножен. А потом я вас убью.
Рамирес оглядел окружавшие его лица.
— Ясно, — буркнул он. — Вас тут десяток…
— Вы погибнете от моей руки, — прервал его Мартен. — Они будут лишь свидетелями того, что тут произойдет. Расступитесь! — приказал он своим людям.
Рамирес покосился на окно; казалось, он прислушивается к доносившимся оттуда крикам, скрипу повозок, ржанию коней, шуму, производимому корсарами, грабящими соседние дома.
Мартен не спускал с него глаз.
— Ну и что? — презрительно бросил он. — Вижу, нет у вас охоты ни молиться, ни биться. Сбежали от меня со своего корабля, но отсюда сбежать не удастся. Защищайтесь!
Его тяжелая шведская рапира просвистела в воздухе и пучок перьев с адмиральской шляпы, срезанный как бритвой, опустился на пол.
Среди боцманов, державших высоко поднятые факелы, пролетел смешок, а на бледном лице Рамиреса проступил темный румянец гнева. Бласко отбросил прочь шляпу, стряхнул плащ с правого плеча и выхватил шпагу.
Секунду они мерялись взглядами, после чего схватились и сталь зазвенела о сталь. Мартен отступил на шаг, на два, отбил один и другой выпад, словно на пробу, потом отступил ещё и вдруг молниеносной вертушкой скользнул по эфесу шпаги противника. Могло показаться, что он едва её коснулся, но клинок вдруг с дребезгом отлетел назад, а Бласко, бледный как стена, окаменел на месте.
— Подними! — услышал он голос Мартена.
Шевельнуться не мог; чувствовал, как онемело правое плечо, колени стали словно ватные, а сердце сжала боль обреченности.
— Подними и сражайся! — повторил Мартен, касаясь концом рапиры его груди.
Бласко взял себя в руки и повернул голову. Его шпага вонзилась в пол посреди ниши, отколов дубовую щепку. Золоченый эфес ещё раскачивался, словно поднятая голова змеи. Бросившись к ней, он в тот же миг заметил за распахнутыми дверьми огонь. Знал, что это значит; ждал этого.
Быстро вырвал острие из щели в твердом дереве, прыгнул к дверям, захлопнул их за собой и помчался вниз по винтовой лестнице.
За первым поворотом встретил четверых людей с фонарями, которые уступили ему дорогу.
— За мной гонятся! — крикнул он. — Задержите их здесь! Погасите свет!
— Кони ждут за стеной, ваша светлость, — ответил один из них.
Бласко скатился вниз со шпагой в руке. Наверху он слышал гром и треск выламываемых дверей. Темнота осталась позади, впереди слабо светился силуэт выхода.
Он выскочил в укромный маленький дворик, окруженный невысокой стеной, за которой тянулся сад. Не успел ещё перебраться на другую сторону, как из окон полетели стекла и громыхнуло несколько выстрелов. Но во мраке под деревьями он уже увидел двух верховых лошадей, которых держал под уздцы конюх-метис.
Бласко прыгнул в седло, вырвал из-за пояса пистолет и в упор выстрелил в лоб второму коню. Потом дал шпоры своему, заставив его преодолеть стену, смял толпу людей, сбежавшихся к воротам, погнал в сторону собора и, миновав его, свернул к воротам кладбища.
Пленные монахи, захваченные в монастыре, не были использованы для прикрытия отрядов корсаров, которым предстояло штурмовать Западный бастион, поскольку крепость сдалась на рассвете. Мартен велел освободить их, а после уплаты выкупа позволил всем жителям покинуть Сьюдад Руэда и удалиться в сторону Сухали или разойтись по деревням. В своем великодушии он зашел так далеко, что женщины и дети покинули город на повозках, которые выстроились в длинную колонну у южных ворот.
Когда последняя из них миновала мост через ров, начался длившийся весь день грабеж домов и лавок, а вечером флотилия Френсиса Дрейка выпустила пятьсот шестьдесят ядер по городу и порту. И наконец наутро несколько цейгвартов с “Зефира” подожгли фитили в пороховых погребах обоих портовых бастионов, которые четвертью часа позднее взлетели на воздух.
Камня на камне не осталось от Сьюдад Руэда; в груду камней превратилась твердыня, защищавшая порт, на дне которого навсегда почили три лучшие эскадры Северовосточного флота; путь в Карибское море был открыт.
Ян Куна, прозванный Мартеном, стоял на палубе “Зефира”, глядя на дело разрушения, которое было совершено с его участием.
Руины и пепелища, кровь и слезы — вот что оставлял он за собой и у друзей, и у врагов. Но своей клятвы он не выполнил, местью не насытился: Бласко де Рамирес был жив и на свободе.
“ — Сколько городов сгорит, сколько кораблей пойдет на дно, сколько сгинет человеческих жизней, прежде чем я ему отплачу?» — спрашивал он себя.
Подумал, что все больше у него таких долгов. Советникам гданьского сената, и особенно Зигфриду Ведеке — отомстить за смерть брата Кароля он поклялся ещё ребенком. До сих пор не отплатил судьям, которые пытали его мать, обвиненную в колдовстве. Не отомстил за смерть отца и не расправился с убийцами Эльзы Ленген. И ещё не свел счетов с его светлостью Хуаном де Толоса, который отблагодарил ему изменой за великодушное освобождение после захвата “Кастро верде”…
“ — Кто знает, не позабыл бы я их всех, если бы Рамирес не разрушил Нагуа, — подумал он. — Кто знает…”
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73