— Успокойся, отец, — сказала она. — Этот мозо не посмеет меня коснуться. А если, то…пор Диос! Живой ему меня не взять!
Четыре фрегата, возглавляемые “Золотой ланью”, описали широкую дугу вокруг места, где вода кипела от пузырей воздуха, вздымавшихся из трюмов тонущей испанской каравеллы. Ее склонившиеся назад мачты погружались все быстрее, а красно-золотой флаг отчаянно трепетал на ветру, пока набежавшая волна не слизнула его с поверхности моря. Тогда пять английских флагов приспустились и вновь вернулись на место, а “Зефир”,“Ибекс” и “Кастро верде” ответили таким же салютом.
Ричард де Бельмон, вымытый, выбритый, надушенный и освеженный, сверкающий локонами цвета воронова крыла, одетый в снежно-белую сорочку тончайшего фламандского полотна, черный бархатные панталоны до колен и легкий сюртук из мягкой кожи серны, стоял на корме “Зефира” рядом с Мартеном, смотревшим на восток, где ещё маячили в спускавшися сумерках паруса испанских шлюпок и плотов с обоих затонувших кораблей.
— Дня за три-четыре доплывут, — заметил Мартен. — До берега недалеко.
— Повезло им, что нарвались на вас, — ответил Бельмон. — Дрейк наверняка не стал бы о них так заботиться.
— Дрейк сейчас был бы на дне, если бы не я, — довольно заметил Мартен.
Бельмон, покосившись на него, усмехнулся.
— Вы нашли в нем друга, — сказал он. — Это стоит побольше, чем этот трофей, — он кивнул на потругальское судно, дрейфовавшее рядом.
“Золотая лань” миновала их всего в нескольких десятках ярдов. Френсис Дрейк стоял на высоко поднятом юте за плечами рулевого. Ветер трепал его рыжие кудри медного оттенка. Когда корабли поравнялись, подняв правую руку, крикнул:
— Встретимся в Англии, капитан Мартен! Найдете меня в Дептфорде!
— До встречи, капитан Дрейк! — прокричал в ответ Мартен. — Мы наверняка встретимся!
Потом повернулся к Бельмону и взяв его под руку сказал:
— Моя дружба, шевалье де Бельмон, стоит не меньше, чем дружба Дрейка. Разве что их цену кто-то стал бы измерять только числом кораблей и пушек или весом захваченного каждым из нас золота и серебра. Полагаю, вы к таким не относитесь?
Бельмон смотрел на него со все большим интересом.
“ — Нельзя сказать, чтобы этот балтийский авантюрист грешил лишней скромностью, — подумал он. — Во всяком случае то, что он сумел совершить, доказывает, что лучше не стоять у него на пути. Даже защищая честь прелестной синьоры де Визелла…” — добавил про себя.
— Не отношусь, — сказал он вслух. — Но все же умею ценить силу орудийного огня и мощь золота. Правда, за золото нельзя купить истинной дружбы, но с его помощью можно добыть и вооружить корабль. А я, капитан Мартен, потерял свою “Аррандору”…
Горечь прозвучала в последних его словах и Ян Куна по прозвищу Мартен тут же почувствовал её и все понял.
— Не могу предложить вам ни этот трофей, — сказал он, указывая на могучий корпус “Кастро верде”, — ни даже доли, которую получат мои люди от продажи груза. Могу предложить вам только место первого помошника на “Зефире” — такое же, как занимает здесь Шульц. Принимаете?
Казалось, шевалье де Бельмон колеблется, что явно сердило Мартена. Экипаж судна-трофея ему пришлось укомплектовать своими людьми, оставив часть португальцев и забрав боцмана от Уайта. В результате он сам остался без помошника и Бельмон пришелся бы очень кстати. С другой стороны, свое предложение он считал небывало великодушным. Ведь ещё перу часов назад этот человек, познавший удары судьбы, был узником в руках своих врагов, и вот перед ним открывается возможность, которой позавидовал бы любой не менее опытный моряк даже в гораздо более благоприятной ситуации. А этот колебался вместо того, чтоб с благодарностью ухватиться за такой шанс!
— Можете рассчитывать на меня до конца плавания, — наконец решил тот, и Мартен вдруг почувствовал себя так, словно ему оказали неоценимую услугу.
Глава III
Соломон Уайт, капитан корсарского фрегата “Ибекс”, с трудом взобрался по трапу, спущенному с борта “Зефира”, и постукивая деревяшкой, заменявшей ему левую ногу, неторопливо поковылял на корму. Шульц отдал какое-то распоряжение гребцам ялика, который доставил их сюда, и поровнявшись со старым корсаром, заметил:
— Можете предложить ему по пятнадцать шилингов за фунт. Рыночная цена составит около двадцати пяти. Таким образом каждый из нас заработает по три тысячи гиней сверх своей доли.
Уайт, приостановившись, в упор взглянул ему в глаза. Лунный свет отражался на его лысом черепе, обтянутом гладкой, желтой как пергамент кожей, образуя вокруг головы что-то вроде ореола на остатках редких седеющих волос на висках и за оттопыренными ушами. Сморщенные щеки, напоминавшие почерневшие сушеные груши, покрытые белесой плесенью щетины, и но, острый словно клюв хищной птицы, тонули в тени. Только пара пылающих глаз светилась в глубоко запавших глазницах, казалось, просвечивая насквозь каждого, на кого только падал взгляд.
Генрих Шульц таких вещей не любил и машинально отшатнулся.
— В чем дело?
Уайт ощерил зубы в злобной ухмылке, обнажая остатки почерневших зубов.
— Я случайно знаю, что рыночная цена кошенили составляет больше тридцати шилингов за фунт, — негромко сказал он. — Если ты собираешься иметь со мной дело, не пытайся обмануть, понятно?
— У меня и в мыслях такого не было, — полным обиды тоном возразил Шульц. — Мы уже не раз совершали сделки, и разве когда что теряли, а? Если все так, как вы говорите…
— Я знаю, что говорю, — рявкнул Уайт. — Тридцать шилингов и ни пенса меньше!
— Может быть вы все же войдете? — раздался за их плечами любезный голос, в тоне которого явно была заметна легкая ирония.
Шульц вздрогнул и едва не отскочил в сторону, словно на него кипятком плеснули; Уайт выпрямился и, бросив торопливый взгляд через плечо, машинально схватился за рукоять ножа, торчавшего за поясом.
— Капитан Мартен ждет вас к ужину, — продолжал шевалье де Бельмон в своей обычной манере, — а синьора Франческа де Визелла удостоит нас за столом своим обществом. Прошу, господа, — он слегка поклонился, протянув руку в сторону входа в кормовую надстройку.
Уайт презрительно пожал плечами.
— Я дорогу знаю, — буркнул он, — и не надо мне указывать.
Двинувшись вперед, он вошел в ярко освещенную каюту, которую действительно хорошо знал, но которая теперь показалась ему переменившейся словно по волшебству. Простые дубовые стулья, стоявшие здесь ещё вчера, были заменены дорогой мебелью с богатой резьбой, пол покрывали ковры, а низкий стол красного дерева сверкал зеркальной полировкой поверхности, в которой отражались серебряные приборы, китайский фарфор и венецианский хрусталь.
При виде всего этого Уайт поморщился и хмуро уставился на шевалье де Бельмона, словно молча его в чем-то обвиняя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73