– Ну, настоящий Полковник, – весело пропел он слова популярной песни.
– Спасибо, Петр Христофорович, – поблагодарил Булкина директор. – Это вам за непредвиденные хлопоты. – Тут в записи возникла небольшая пауза, после которой снова заговорил Нечаев. – А за месяц, если не возражаете, привезу на следующей неделе.
– Лучше всего в пятницу, – подсказал ему Булкин.
Послышался звук отворяемой двери, и удовлетворенные итогами переговоров «рыль-ские» убрались восвояси.
Результатом всей комбинации явился заклеенный со всех сторон объемистый пакет, уже на следующий день поступивший в канцелярию РУВД и врученный начальнику управления его секретаршей.
Вскрыв ножницами плотную оберточную бумагу, полковник обнаружил внутри две магнитофонные кассеты и отпечатанное на машинке послание. После беглого ознакомления с текстом Булкин выпроводил секретаршу, закрылся в кабинете и включил видеомагнитофон.
Уже первые кадры фильма испортили полковнику настроение и участили сердцебиение, а после прослушивания аудиозаписи кровь мощной струей ударила ему в голову.
– Как мальчишку провели! – задыхаясь от негодования, воскликнул начальник управления.
Ему вдруг захотелось надавить на все кнопки селектора, объявить тревогу и бросить армию подчиненных на поиски Шведа. Но, осознав всю пагубность такого поступка, полковник растер виски, сделал несколько глубоких вдохов и взял себя в руки. Его дальнейшие размышления о премудростях оперативной работы и последствиях широкого тиражирования компрматериала привели Булкина к разумному выводу: «Да хрен с ним, с этим самоуправлением. Должность дороже стоит».
Найдя соломоново решение, он дозвонился в избирком и объявил о своем намерении снять кандидатуру.
– Сначала всех преступников посажу, а уж потом цветы и деревья. Иначе на все времени не хватит, да и народ меня не поймет, – путанно стал объяснять Булкин причину самоотвода.
Вострецов сразу все понял и мысленно ужаснулся. До той минуты полковник оставался последним независимым кандидатом.
«Если уж они начальника управления прижали, то теперь их никто не остановит», – думал он, слушая пустые объяснения Булкина и поддакивая в трубку.
То, что месяц назад казалось Вострецову чистейшим бредом, в силу множества взаимосвязанных причин трансформировалось в объективную реальность, теперь уже данную ему в его же собственных очень неприятных и болезненных ощущениях. Но в том-то, согласно прапрадедушке Гегелю, и заключалась диалектика бытия.
Вдоволь наобъяснявшись с председателем, Петр Христофорович Булкин выпил горячего чая с лимоном и задумался о своем положении. А оно, по причине вечного «болтания на крючке» у будущих районных парламентариев, выглядело туманным и непредсказуемым.
* * *
Примерно через час в кабинете начальника управления появился Субботин, вызванный полковником якобы для доклада по делу профессора Вознесенского.
– Этими преступлениями, Петр Христофорович, главковская бригада занимается, – присаживаясь к столу, объяснил он начальнику. – Насколько я знаю, выходов нет. Уверен, за всем этим наши кандидаты стоят. Те, что я вам показывал.
– Возможно, возможно, – с грустью согласился Булкин, вспомнивший кадры увиденного фильма. – Что-то с ними, Георгий Николаевич, необходимо делать. Я ведь тоже сегодня свою кандидатуру снял, – признался он. – Как представил, что за одним столом придется заседать, тошно стало.
– Вы последний, – угрюмо промолвил Субботин, понимавший всю лживость его слов. – Теперь перед ними зеленая улица.
– А может, с избирателями поговорить? Рассказать им о грозящей опасности, – без какого-либо энтузиазма предложил Булкин. – Сами знаете, приказать я не могу, – он сделал небольшую паузу, – но если вы, скажем, по собственной инициативе – тогда дело другое. Посоветуйтесь с коллегами.
«Даже сейчас перестраховываешься, – подумал про себя Субботин. – Раньше надо было советоваться, а не тогда, когда за задницу взяли».
– Попробую, – вслух пообещал он. – Это уже непросто. Вы их программы видели?
Полковник помотал головой.
– Они и нам грозятся зарплату поднять. Аж в целых три раза.
Субботин извлек из папки сложенные плакаты, с виду напоминавшие театральные афиши, развернул их на столе, и Булкин углубился в изучение программ.
Первая из них – объединения «За рынок» – носила название «Сто дней и ночей». Чуть ниже и правее заголовка менее крупно был начертан девиз: «За базар ответим!» А далее шел перечень множества неотложных дел. Причем выполнение хотя бы малой части из намеченного выводило жителей района на неведомый доселе уровень человеческого существования.
– В течение месяца искоренить в районе обсчеты и обвесы покупателей. Оказывать бесплатную юридическую помощь по взиманию денег с недобросовестных должников. В скобках – в том числе заработной платы. Увеличить денежное содержание сотрудников… Так, с этим ясно. Покончить с беспределом милиции. Произвести амнистию. Повысить раскрываемость преступлений в два раза, – вслух читал Булкин пункты, относящиеся к правоохранительной сфере, но споткнулся на последнем из них. – Георгий Николаевич, какая у нас сейчас раскрываемость? – спросил он Субботина.
– По итогам девяти месяцев семьдесят два процента, – подсказал тот.
– Ишь ты, – искренне удивился полковник. – Этак мы за сто процентов перевалим.
Он вновь окунулся в параграфы «рыльской» программы, которая необычайно полно охватывала все стороны современной жизни: безработица и коррупция – с ними было обещано покончить за сто дней и ночей; разбитые мостовые и открытые чердаки, мусор во дворах и подъездах. Чиновники, торговцы, дворники, водопроводчики, бомжи и бездомные собаки – все они по воле «рыльских» депутатов должны будут переродиться в строго отведенные им сроки.
– Превратить районный рынок в свободную экономическую зону, а район в цветущий сад, – продекламировал полковник заключительный пункт документа.
– А ведь народ поверит, – с горечью сказал Субботин.
– Да я бы и сам с радостью поверил, – признался бывший замполит Булкин, но во время осекся.
Он протер носовым платком стекла очков и придвинул к себе вторую афишу, схожую с «рыльской» по части общих задач, но отличную от первой резкой патриотической направленностью.
Ее основным стержнем являлись разработанные «холуйскими» идеологами правила проживания в районе лиц неславянских национальностей. Причисленные к этой категории граждане ограничивались в правах и обязаны были платить в муниципальную казну специальный налог. В частности, им категорически возбранялось заниматься коммерческой деятельностью, иметь охотничье оружие и личный транспорт, после девяти вечера посещать увеселительные заведения, жениться на русских женщинах и вступать с ними в интимные отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Спасибо, Петр Христофорович, – поблагодарил Булкина директор. – Это вам за непредвиденные хлопоты. – Тут в записи возникла небольшая пауза, после которой снова заговорил Нечаев. – А за месяц, если не возражаете, привезу на следующей неделе.
– Лучше всего в пятницу, – подсказал ему Булкин.
Послышался звук отворяемой двери, и удовлетворенные итогами переговоров «рыль-ские» убрались восвояси.
Результатом всей комбинации явился заклеенный со всех сторон объемистый пакет, уже на следующий день поступивший в канцелярию РУВД и врученный начальнику управления его секретаршей.
Вскрыв ножницами плотную оберточную бумагу, полковник обнаружил внутри две магнитофонные кассеты и отпечатанное на машинке послание. После беглого ознакомления с текстом Булкин выпроводил секретаршу, закрылся в кабинете и включил видеомагнитофон.
Уже первые кадры фильма испортили полковнику настроение и участили сердцебиение, а после прослушивания аудиозаписи кровь мощной струей ударила ему в голову.
– Как мальчишку провели! – задыхаясь от негодования, воскликнул начальник управления.
Ему вдруг захотелось надавить на все кнопки селектора, объявить тревогу и бросить армию подчиненных на поиски Шведа. Но, осознав всю пагубность такого поступка, полковник растер виски, сделал несколько глубоких вдохов и взял себя в руки. Его дальнейшие размышления о премудростях оперативной работы и последствиях широкого тиражирования компрматериала привели Булкина к разумному выводу: «Да хрен с ним, с этим самоуправлением. Должность дороже стоит».
Найдя соломоново решение, он дозвонился в избирком и объявил о своем намерении снять кандидатуру.
– Сначала всех преступников посажу, а уж потом цветы и деревья. Иначе на все времени не хватит, да и народ меня не поймет, – путанно стал объяснять Булкин причину самоотвода.
Вострецов сразу все понял и мысленно ужаснулся. До той минуты полковник оставался последним независимым кандидатом.
«Если уж они начальника управления прижали, то теперь их никто не остановит», – думал он, слушая пустые объяснения Булкина и поддакивая в трубку.
То, что месяц назад казалось Вострецову чистейшим бредом, в силу множества взаимосвязанных причин трансформировалось в объективную реальность, теперь уже данную ему в его же собственных очень неприятных и болезненных ощущениях. Но в том-то, согласно прапрадедушке Гегелю, и заключалась диалектика бытия.
Вдоволь наобъяснявшись с председателем, Петр Христофорович Булкин выпил горячего чая с лимоном и задумался о своем положении. А оно, по причине вечного «болтания на крючке» у будущих районных парламентариев, выглядело туманным и непредсказуемым.
* * *
Примерно через час в кабинете начальника управления появился Субботин, вызванный полковником якобы для доклада по делу профессора Вознесенского.
– Этими преступлениями, Петр Христофорович, главковская бригада занимается, – присаживаясь к столу, объяснил он начальнику. – Насколько я знаю, выходов нет. Уверен, за всем этим наши кандидаты стоят. Те, что я вам показывал.
– Возможно, возможно, – с грустью согласился Булкин, вспомнивший кадры увиденного фильма. – Что-то с ними, Георгий Николаевич, необходимо делать. Я ведь тоже сегодня свою кандидатуру снял, – признался он. – Как представил, что за одним столом придется заседать, тошно стало.
– Вы последний, – угрюмо промолвил Субботин, понимавший всю лживость его слов. – Теперь перед ними зеленая улица.
– А может, с избирателями поговорить? Рассказать им о грозящей опасности, – без какого-либо энтузиазма предложил Булкин. – Сами знаете, приказать я не могу, – он сделал небольшую паузу, – но если вы, скажем, по собственной инициативе – тогда дело другое. Посоветуйтесь с коллегами.
«Даже сейчас перестраховываешься, – подумал про себя Субботин. – Раньше надо было советоваться, а не тогда, когда за задницу взяли».
– Попробую, – вслух пообещал он. – Это уже непросто. Вы их программы видели?
Полковник помотал головой.
– Они и нам грозятся зарплату поднять. Аж в целых три раза.
Субботин извлек из папки сложенные плакаты, с виду напоминавшие театральные афиши, развернул их на столе, и Булкин углубился в изучение программ.
Первая из них – объединения «За рынок» – носила название «Сто дней и ночей». Чуть ниже и правее заголовка менее крупно был начертан девиз: «За базар ответим!» А далее шел перечень множества неотложных дел. Причем выполнение хотя бы малой части из намеченного выводило жителей района на неведомый доселе уровень человеческого существования.
– В течение месяца искоренить в районе обсчеты и обвесы покупателей. Оказывать бесплатную юридическую помощь по взиманию денег с недобросовестных должников. В скобках – в том числе заработной платы. Увеличить денежное содержание сотрудников… Так, с этим ясно. Покончить с беспределом милиции. Произвести амнистию. Повысить раскрываемость преступлений в два раза, – вслух читал Булкин пункты, относящиеся к правоохранительной сфере, но споткнулся на последнем из них. – Георгий Николаевич, какая у нас сейчас раскрываемость? – спросил он Субботина.
– По итогам девяти месяцев семьдесят два процента, – подсказал тот.
– Ишь ты, – искренне удивился полковник. – Этак мы за сто процентов перевалим.
Он вновь окунулся в параграфы «рыльской» программы, которая необычайно полно охватывала все стороны современной жизни: безработица и коррупция – с ними было обещано покончить за сто дней и ночей; разбитые мостовые и открытые чердаки, мусор во дворах и подъездах. Чиновники, торговцы, дворники, водопроводчики, бомжи и бездомные собаки – все они по воле «рыльских» депутатов должны будут переродиться в строго отведенные им сроки.
– Превратить районный рынок в свободную экономическую зону, а район в цветущий сад, – продекламировал полковник заключительный пункт документа.
– А ведь народ поверит, – с горечью сказал Субботин.
– Да я бы и сам с радостью поверил, – признался бывший замполит Булкин, но во время осекся.
Он протер носовым платком стекла очков и придвинул к себе вторую афишу, схожую с «рыльской» по части общих задач, но отличную от первой резкой патриотической направленностью.
Ее основным стержнем являлись разработанные «холуйскими» идеологами правила проживания в районе лиц неславянских национальностей. Причисленные к этой категории граждане ограничивались в правах и обязаны были платить в муниципальную казну специальный налог. В частности, им категорически возбранялось заниматься коммерческой деятельностью, иметь охотничье оружие и личный транспорт, после девяти вечера посещать увеселительные заведения, жениться на русских женщинах и вступать с ними в интимные отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28