— На караул. Завод охранять пока, а если надо будет, то и на фронт.
Роман потоптался. Было до смерти завидно. Хотелось тоже чем-нибудь похвастаться.
— А я в клуб хожу тоже, — сказал он, но Иська не слушал, уже бежал.
— Во Всевобуче занимаюсь! — крикнул Роман ему вслед и грустный пошел к дому.
На улице сразу стало неинтересно. Да и в квартиру было возвращаться противно. Нет. Он не пойдет домой. В такой день, когда полгорода на фронте и когда гремят совсем рядом орудия, он не может сидеть дома. Роман пойдет к Путиловскому заводу, туда, где копает окопы сестра. Он ее встретит. Они вместе придут домой пить чай с заработанным хлебом.
В этот вечер черные, без фонарей улицы города походили на кладбищенские дорожки, а дома выглядели склепами — так тихо и безжизненно стояли они. На улицах было пусто.
На башенке Варшавского вокзала тускло освещенные часы показывали половину первого. В другое время Роман едва ли решился бы уходить из дома так поздно, но сегодня почему-то казалось, что надо ходить всю ночь.
На Обводном подул резкий ветер. Здесь по сравнению с центром было многолюдно и оживленно. Чем ближе к заставе, тем больше людей. Все они шли в одном направлении. У многих за плечами поблескивали винтовки. Попадались группами женщины с лопатами, кирками и метлами.
У Нарвских ворот около пролетов стояли две только что установленные бронебашни с орудиями. Огромный корпус напротив был заложен мешками с песком, и везде стояли группы вооруженных рабочих.
На Петергофском шоссе было оживленно, как в полдень на Невском. Громыхали повозки, быстро проезжали автомобили, шли рабочие и солдаты. Ехали верховые, и изредка гремели броневики.
Роман шел вперед и глядел во все стороны, жадно схватывая каждую мелочь, боясь пропустить что-нибудь интересное. Все суетилось кругом, двигалось, жило, и каждый чувствовал себя участником этого тревожного бега.
Роман незаметно дошел до путиловской часовни. Дальше было черное шоссе с полуразрушенными домами по одной стороне. На другой стороне темнели огромные пустыри. На этих пустырях мигали, как светлячки, десятки фонарей. Желтые огненные точки двигались по всем направлениям. Подойдя ближе, Роман увидел, что все поле полно работающими. Женщины рыли окопы, насыпая невысокие валы, мужчины возили тачки с землей. Около каждой группы стоял распорядитель с фонарем в руках.
Пройдя немного вперед, Роман увидел линии совсем готовых окопов, около которых красноармейцы устанавливали проволочные заграждения. Здесь было тише и пустыннее. Зато громче доносились орудийные выстрелы.
Роман ходил среди работавших, отыскивая сестру. Ее нигде не было. Рабочие собирали инструменты, и кто-то кричал тихонько:
— Смена, кончай!
— Сдать лопаты! — командовали начальники.
— Хлеб привезли! — вдруг закричал кто-то рядом с Романом. — К часовне, хлеб получать!
Роман побежал вместе со всеми к часовне. Там, содрогаясь и пыхтя, стоял грузовик, а вокруг него — огромная толпа рабочих. Старосты уже выкликали по спискам рабочих. Получив хлеб, они отходили прочь.
Роман хотел протискаться вперед, думая увидеть сестру, но его стали толкать.
— Ты чего тут трешься? — крикнула какая-то тетка в рваной шинели. — Не работал, а за хлебом лезешь…
— Никуда я не лезу, — сказал Роман и отошел в сторону.
Стало обидно и завидно и совсем не интересно, потому что был он тут лишним и только мешал.
Роман тихо поплелся назад.
Мимо него проходили женщины, пересмеиваясь и громко разговаривая. Навстречу им шли другие, с кирками и лопатами.
Быстро прошел отряд рабочих. За плечами у них тускло отсвечивали дула винтовок.
Увидев винтовки, Роман вспомнил клуб, отряд Всевобуча.
«Сейчас в клубе все, а может, уже и на фронте или у заставы, — подумал он. — Если б не рябенький, была бы у меня винтовка».
Вдруг Роман остановился.
«Ах, черт!.. А карабин? Васькин карабин!»
Роман сорвался с места и помчался как бешеный по Обводному.
Он бежал, не замечая луж, не чувствуя ветра, смахивая с лица выступающий пот.
Роман пробежал через двор прямо на пустырь. Там было черно и страшно. Непонятными дикими фигурами торчали разрушенные стены военных сараев. На крыше лязгало железо. Неплотно прикрытые двери поскрипывали и пищали.
Но Роман переборол страх. Он вбежал в сарай и остановился в полной темноте.
Припомнив место, он осторожно чиркнул спичкой и пошел в угол сарая. Спичка погасла. Роман нащупал стенку, опустился на колени. Снова чиркнул спичкой и весело свистнул. У стены, небрежно прикрытый кирпичами, поблескивал маленький карабин — наследство Васьки Трифонова.
Не думал Роман, когда закапывал, что так скоро понадобится Васькин карабин.
Обжигая руки о холодную сталь, вытащил карабин, стер рукавом грязь, облепившую его, и, спрятав его под ватник, понес домой.
Дома положил карабин в прихожей под сундук, потом, успокоенный и радостный, пошел в комнату.
Скоро пришла мать, а потом и сестра.
Морщась и вздыхая, она стала разбирать постель и раздеваться. Роман все ждал, когда сестра достанет хлеб. Но сестра так долго молчала, что даже мать, не вытерпев, наконец спросила:
— Ну, а хлеб-то дали?
— В том-то и дело что нет, — сказала сестра. — Деньгами, сказали, отдадут завтра.
Роман вздрогнул. С изумлением взглянул на сестру, думая, что она шутит, но сестра раздевалась, сидя на кровати, и не поднимала глаз.
— Ну, нечего делать, — вздохнула мать. — А мы на тебя надеялись, думали чай пить.
Уже засыпая, Роман, усмехнувшись, беззлобно подумал: «Зачем давал ей печенку?»
Всю ночь гудела орудийная канонада. Роман ее слышал даже сквозь сон. Но утром наступила необыкновенная тишина.
Вскочив, Роман прежде всего побежал на угол, где уже висел серый лист газеты. Около газеты толкалось несколько человек, хмуро и внимательно проглядывая сообщение. Роман еще издали прочел огромные буквы:

ВСЕ НА ФРОНТ!
КРАСНОГО ПИТЕРА ВРАГАМ НЕ ВИДАТЬ!
ПЕТРОГРАДСКИЙ СОВЕТ МОБИЛИЗОВАЛ ВСЕХ СВОИХ ДЕПУТАТОВ…
ФОРМИРУЙТЕ ОТРЯДЫ!
НА ФРОНТ ЗА РАБОЧЕЕ ДЕЛО! ВСЕ ПРИЗВАННЫЕ ПО МОБИЛИЗАЦИИ ДОЛЖНЫ
НЕМЕДЛЕННО ЯВИТЬСЯ В ЗАВОДСКИЕ И РАЙОННЫЕ ОТРЯДЫ…
Роман читал, чувствуя, как сильно бьется сердце, а рядом вполголоса говорили:
— Не отстоять!.. Где там!
— Пулково взяли, а Пулково — это ж рукой подать…
«Пулково взяли, — думал Роман. — Здорово прут…» И тут вдруг догадался, почему тихо так в городе: не ходили трамваи.
Сестра ушла на работу, мать — в город, купить что-нибудь. Оставшись один, Роман достал карабин, сбегал на кухню за наждачной бумагой и, с трудом разобрав затвор, долго скоблил и протирал его, начищал дуло и продувал ствол. Потом отлил из лампады масла и, смочив им обильно части затвора, долго прилаживал все на место.
Наконец карабин был собран.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49