Мы сами были виноваты. Вместо того чтобы смело войти в парикмахерскую, мы долго торчали у входа. Когда Сашка наконец вошел, у нас уже пропала охота бриться. Мы остались ждать его на улице. Ждать пришлось недолго. Дверь неожиданно открылась, и на пороге появился Сашка. Сзади его легонько подталкивал в спину парикмахер Тартаковский.
— Мне и без вас хватает болячек. Принесите записку от своей мамаши, тогда мы подумаем, — говорил Тартаковский.
— К Тартаковскому пойдем? — Витька улыбнулся.
— Живешь — до всего доживешь, — сказал Сашка.
Подошел Павел Баулин.
— Привет, профессора! — Павел поздоровался с нами за руку, и мы приняли это как должное. — Не знаете, зачем Переверзев вызывает?
— Заявление подать.
— А вы подавали? — Павел почему-то подозрительно оглядел нас. — Зачем заявления? — спросил он.
— Формальность, Паша, формальность, — ответил Сашка.
— Может, обойдется? — спросил Павел. Он, кажется, думал, что от нас зависит, писать или не писать ему заявление.
— Пустяки, — сказал я. — Напишешь: прошу принять меня в училище, — и все.
— Я же не прошу. Мне предложили — я согласился. Получится опять как с техникумом. Уговаривали, пока уговорили. А когда я надумал уходить, две недели допрашивали, зачем заявление подавал. Не люблю. Вы меня подождите, я скоро.
От нечего делать мы посчитали деньги. В наличии оказалось десять рублей, и я положил их в карман. На крыльцо вышел Павел, брезгливо оглядел вымазанные чернилами пальцы.
— Хомут надели. Пошли к Попандопуло.
Ничего себе. Сашкино предложение побриться мгновенно померкло. А мы-то думали и не могли ничего придумать! Я только не был уверен, сумею ли выпить так, чтобы Павел не догадался, что пью я первый раз в жизни.
— Вот это мужской разговор, — сказал Сашка. — Сначала выпьем, потом побреемся.
— Может, не стоит? — спросил Витька. Он улыбался и смотрел на меня.
— Что не стоит? Выпить? Обязательно выпьем.
— Не люблю, когда коренной пролетарий разыгрывает интеллигента. Повязку нацепил, как фраер. — Это сказал Павел.
— Баулин! Зайдите ко мне. — В окне своего кабинета стоял Алеша. По-моему, он стоял уже давно и слышал весь разговор.
— До вечера у меня к тебе никаких дел нет.
— Зайдите ко мне, товарищ Баулин! — Алеша обеими руками откинул со лба волосы. Мы знали: он дружил с Павлом, но почему-то старался скрыть эту дружбу от посторонних.
— Пошел ты на белом катере… — ответил Павел.
Он перешел мостовую. Мы пошли за ним.
— Вернитесь! — крикнул Алеша.
— Привет! — сказал Сашка.
— Пойдем с нами! — крикнул Витька и от удовольствия потер руки.
Мы никогда не позволяли себе так разговаривать с Алешей. Но теперь чувство равенства стирало между нами грани и радовало остротой новизны.
Павел шел, метя своим клешем уличную пыль. Идти с ним рядом мешали прохожие. И мы то отставали, то забегали вперед и очень жалели, что никто из знакомых мальчишек не видит нас рядом с Павлом. А Павел нес по улице свою славу так же просто, как брюки клеш и тельняшку.
Винный погребок был похож на раковину, вставленную в стену жилого дома и выложенную по фасаду камнем-ракушечником. Под гулким сводом стояли бочки с вином и белели два мраморных столика. Стойка выступала на улицу, и темная глубина погребка исходила кислым запахом раздавленного винограда и знобким холодком. Чтобы посидеть в погребке, надо было обладать достоинствами, известными одному Попандопуло. Павла, например, в погребок не пускали. Он, как и прочие смертные, пил на улице, и прохожие обходили пьющих у стойки. А вот Жестянщика с компанией мы часто видели за столиками.
Попандопуло вытирал тряпкой стойку и монотонно выкрикивал:
— Стакан молодого вина — десять лет жизни.
Он ни к кому в отдельности не обращался, никого не уговаривал выпить. Но обещание десяти лет жизни действовало неотразимо. Малинового цвета пористый нос Попандопуло, казалось, пропитался вином. Нос нависал над верхней губой и придавал лицу вид унылой добродетели.
В прошлом Попандопуло был владельцем гостиницы и ресторана «Дюльбер», жил в собственной даче, ездил по городу в красном лакированном экипаже, одетый во фрак, с черным бантиком «собачья радость» на белой сорочке. Но таким мы знали его лишь по рассказам Жениного отца. Женин отец в то время выступал на эстраде ресторана и пел куплеты.
Павел облокотился на стойку и поднял четыре пальца. Стойку покрывала черная тень акаций, но все равно на улице было душно.
— Им тоже? — Попандопуло кивнул в нашу сторону.
— По-вашему, мы не люди? — вежливо спросил Сашка.
Попандопуло нацедил из бочки в глиняный кувшин и, не глядя, разлил вино по стаканам, не пролив при этом ни капли.
— Солнце, виноград, здоровье! — выкрикнул он.
Я чувствовал себя так, как будто сел за шахматную доску сыграть ответственную партию с незнакомым и сильным партнером. Я вдохнул, и в нос мне ударил теплый кисловатый запах. Витька пил маленькими глотками, страдальчески сдвинув брови. А Сашка выпил так, как будто в стакане было не вино, а сельтерская вода. Он даже рыгнул. Я сначала попробовал вино губами: оно было терпким и вяжущим. Я выпил, и во рту у меня стало так, как будто я съел кило недозрелого винограда.
— Хорошо! — сказал Павел.
— Ничего! — лицемерно ответил я.
Через минуту я вдруг ощутил в себе необыкновенную легкость. Мне казалось, что я могу оторваться от земли и полететь, если бы очень этого захотел. Но я не хотел: мне и на земле было хорошо.
— Здорово тебе отец подвесил, — сказал Павел.
Витька уставился на него зловеще блеснувшим глазом.
— Откуда ты знаешь, что отец?
— Алеша рассказал, — Павел вертел на стойке пустой стакан. — Не пойму, чего вас несет в военное училище?
— А тебя? — Это спросил Сашка.
— У меня свои планы. Мне из морского училища Фрунзе персональный вызов прислали. Я уже в состав училищной команды включен на армейские соревнования.
Это была для нас новость. И она как бы отодвигала нас на второй план. Мне даже обидно стало.
— На одних кулаках далеко не уедешь, — сказал я.
— Я и не собираюсь. Мне бы свободы побольше да денег. Надоело буксиры чалить. Выпьем?
— Можно, — сказал я и достал из кармана деньги.
— Спрячь. Пьем по-морскому.
— Как это по-морскому?
— Кто приглашает, тот и платит.
К стойке подошли два матроса с каботажных баркасов. Один из них сказал:
— Подожди, вместе дернем.
Мы ждали, пока Попандопуло наливал всем вино. Матрос поднял стакан, сказал:
— Чтоб они сдохли! — и чокнулся сначала с Павлом, потом с нами.
— Кто чтобы сдох? — спросил Сашка.
— Откуда ты их выкопал? — Матрос стаканом показал на Сашку.
Павел сказал:
— Что же вы, профессора, меня позорите? Выпьем, потом объясню.
Матрос поставил на стойку стакан, сказал:
— Нет. Втемную не пью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60