— Перенесли на двадцать минут.
— Хорошо, а то не у всех еще оружие заряжено.
В последнем вылете мы отражали налет японских бомбардировщиков. Они встретили нас организованным и сильным защитным огнем. От техника Васильева я уже знал, что одна пуля попала в кабину и прошла возле самой головы командира. Мы с любопытством осматривали самолет Трубаченко. На передней части козырька, точно против лица летчика, был наклеен прозрачный пластырь. Я сказал командиру:
— Хотя чудес на свете и не бывает, но ты на этот раз чудом уцелел!
Трубаченко басовито буркнул:
— А черт знает, я не управлял пулей…
Еще раньше я заметил, что он не любит делиться своими впечатлениями о бое. После той воздушной схватки, в которой впервые ему довелось познакомиться с летчиками эскадрильи и, так сказать, показать новым подчиненным себя, проводя разбор, он дал только общую оценку нашим действиям, сделал несколько замечаний о тактике противника. Всем интересно было услышать, а что сам командир испытал в бою? Что вынес, что запомнил?.. Не тут-то было! Бросившаяся мне в глаза при первом знакомстве оживленность, разговорчивость, хозяйская дотошность Трубаченко была вызвана, видимо, значительностью самого момента: лейтенант принимал под свое командование эскадрилью. А вообще-то он держался несколько замкнуто. Деловито, в динамичном стиле проводя тот первый разбор, он довольно настороженно прислушивался к репликам, которыми обмениваются летчики. «Хочешь знать, что говорят о тебе?» — спросил я, когда мы остались вдвоем. Он кивнул головой. «Пока ничего плохого», — улыбнулся я. — «И то ладно».
Теперь, рассматривая ход пули, я взобрался на плоскость его самолета.
— Но ты же не прятал голову в карман, Василий Петрович? Очень загадочный случай.
— Чего тут загадочного? Пролетела мимо, и все.
— Василий Петрович! Я тебя серьезно прошу: объясни, как это могло получиться… У тебя ведь не стальной череп, чтобы от него свинец отскакивал? — настаивал я, видя, что пуля никак не должна была миновать его головы. — Или это тебя не касается? Получается, как у того человека, который шел и слышал, что сзади кого-то колотят, обернулся и видит — бьют его самого.
— Ты подожди подковыривать! — и нехотя перевалив свое тело через борт кабины, он уселся как при полете и, примерно определив направление входа пули, показывая руками, пояснил: — Она вошла чуть сверху, шаркнула о наголовник бронеспинки и отлетела внутрь фюзеляжа Если бы я сидел прямо, лба бы моего она не миновала.
— Выходит, твоя голова не захотела с ней встретиться и сама отвернулась. Хитрая она у тебя!
— Голова оказалась ловчее. Сам я бы не успел этого сделать.
— Говорят, умная голова никогда зря под пулю себя не подставит. А как ты думаешь? Откуда лучше нападать на японских бомбардировщиков, чтобы избежать такого огня, на который мы напоролись?
— Надо полкового разведчика брать за бока, это его дело.
— Пока он раскачается, так чья-нибудь голова наверняка не успеет отвернуться от пули. Не худо бы и самим поразмыслить.
— Бомбардировщиков, по-моему, бояться нечего, — сказал Трубаченко, — атакуй быстрей с любого направления, они не попадут. А то что в меня влепили, так это единственная пробоина во всей эскадрилье. Сам виноват: долго прицеливался. В это время они и всадили. Случайное попадание!
— Почему случайное? По тебе же с каждого самолета палили, и не меньше чем из одного — двух пулеметов! К такому плотному большому строю бомбардировщиков подойти не просто: кругом огонь.
— Но никого не сбили?!
— А в других эскадрильях? Ведь наша эскадрилья атаковывала последней, строй противника был уже нарушен. Нам было удобней, чем первым! Может быть, в других эскадрильях и есть потери.
— Но согласись, с бомбардировщиками драться куда безопаснее, чем с истребителями.
— Конечно, ты прав… Но не совсем. Бомбардировщики без прикрытия не летают. Приходится вести бой одновременно и с ними и с истребителями прикрытия.
— В том-то вся и сложность! — подхватил Трубаченко. — Если бы они летали без прикрытия, то мы бы их били, как куропаток! А истребители не позволяют. Нужно как-то отвлекать прикрытие от бомбардировщиков.
— А как? Хитрое дело! Если бы в последнем вылете мы хоть на пару секунд отвлеклись на истребителей противника, то не смогли бы помешать бомбардировщикам отбомбиться. Видишь, как получается… Я, правда, заметил И-97, когда они уже пошли на бомбардировщиков…
— Я их тоже прозевал, — признался Трубаченко и посмотрел на часы: — Десять минут осталось… Слушай, а ты вчера нехорошо сделал, что не поддержал меня. Мы так порядка в эскадрилье не добьемся.
Бывает, вновь назначенные командиры, особенно когда их предшественники сняты, как несправившиеся, стараются изобразить порядок в принятых подразделениях, частях намного хуже, чем он есть на самом деле. Делается это обычно для того, чтобы потом ярче оттенить свою работу, а в случае каких-нибудь неприятностей и провалов свалить вину на предшественника: порядок, дескать, здесь был плох, я еще не успел выправить положение.
У Трубаченко были как раз такие замашки.
— Дела в эскадрилье не так уж плохи, как ты представляешь…
— Я не артист и не представляю! — вскипел он. — А как командир делаю замечание!.. Летчики проявляют недисциплинированность, отрываются от своих ведущих, а ты их защищаешь!
— Ну, знаешь, у тебя получается, как у бравого солдата Швейка: вся рота идет не в ногу, один прапорщик — в ногу.
— Но я командир, и ты обязан меня поддерживать, — уже более спокойно продолжал он.
— Во всем разумном… А ты вчера на ужине не только обидел летчиков, Василий Петрович. Как командир, ты неверно оценил подготовку эскадрильи, сделал ошибочный вывод о том, почему рассыпаются наши строи в бою.
— Почему же ошибочный?
— А потому, что и Кравченко говорит, да мы и сами стали понимать, что истребители не могут воевать в таких плотных строях, каких мы придерживаемся. Чем больше и плотнее строй, тем он мельче дробится при первой же атаке. Разве эскадрилья, когда на нее сзади нападают японцы, может, сохраняя строй, разом развернуться на 180 градусов? Конечно нет! А потом ты говоришь: «ведомые должны только следить за командиром и прикрывать его». И опять не прав: прикрывать — значит видеть все, что делается кругом, а не одного командира…
— Товарищ командир! — раздался голос дежурного с КП. — Через пять минут бомбардировщики будут над точкой!
— Через пять минут? — вскричал Трубаченко. — Да что они там?! Опять все на свете перепутали!.. Я бросился к своему самолету.
7
С юго-запада, держась в колонне девяток, показались наши бомбардировщики. Дневной зной уже спал, воздух был прозрачен и спокоен. Самолеты шли, не испытывая толчков и потряхиваний, обычных в жаркое полуденное время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85