он спрашивал себя, уж не сделался ли он игрушкою бесконечно длящегося кошмара. Прошел день, потом наступила ночь, а освободитель все еще не являлся. Лорд Г. не показывался. Мориц Стефан, имя которого Арман неоднократно повторял, оставался невидимкой.
Только трое лакеев, которым было поручено стеречь и в то же время служить ему, входили каждый раз, когда он дергал за шнурок сонетки. И только.
Философ скоро привык бы к такому приятному плену, которому подвергся наш герой. Помещение его, хотя и небольшое, было роскошно и кокетливо обставлено; ему прислуживали несколько лакеев, в его распоряжении были пианино, книги, альбомы. Ему подавали тонкий завтрак и обед с прекрасным замороженным шампанским. Окна, правда, с решетками, выходили в большой сад, и он мог любоваться зеленой лужайкой, высокими деревьями и уголком голубого неба. Весь день стояла дивная погода. Но могло ли все это удовлетворить влюбленного, каким был Арман, всю ночь и весь день повторявшего себе, что любимая им женщина будет напрасно ждать его?
Сначала сын полковника принял все это за шутку, потом за мистификацию. Затем он сказал себе: невозможно, чтобы та и другая так долго продолжались. Но Арман заблуждался. В полночь камердинер пришел спросить его, не желает ли он лечь спать. Арман рассердился и заявил, что он хочет видеть лорда Г.
— Я не знаю, вернулся ли барин, — сказал на это лакей.
— Пойдите узнайте.
Лакей вышел, но через несколько минут вернулся.
— Милорд сейчас придет, — доложил он.
Действительно, минуты две спустя вошел лорд Г. Англичанин был по-прежнему спокоен, флегматичен, чуть-чуть улыбался, и суровое лицо его внушало к нему уважение.
— Вы желали видеть меня сударь? — спросил он.
— Да, милорд.
— Я слушаю вас, сударь.
— Я хотел бы знать, — сказал Арман, — что если это шутка…
— Я уже говорил вам, милостивый государь, что я никогда не шучу…
— Допустим, но я желал бы знать, что если это мистификация…
— Остановимся на этом слове, — холодно заметил покровитель Фульмен.
— Если это мистификация, — продолжал Арман, — то долго ли она еще продолжится…
— Не знаю.
— Как! Вы не знаете?
— Нет.
— Но кто же в таком случае знает?
— Сударь, — сказал лорд Г., — ваше заключение зависит не от меня.
— Ну, так от Фульмен? — с иронией спросил Арман.
— Нисколько.
— От кого же тогда?
— От обстоятельств. Арман пожал плечами.
— Сударь, — сказал лорд Г., — я не могу определить, сколько времени вы пробудете здесь, но уверяю вас, что вы не выйдете отсюда, пока известная вам особа…
— Дама в черной перчатке, быть может?
— Быть может.
— Ну и что же?
— Как только она навсегда покинет Париж, вам вернут свободу.
— Вы смеетесь, сударь? — вскричал Арман.
— Клянусь честью, то, что я говорю, совершенно серьезно, дорогой мой.
Арман задрожал от гнева.
— Милорд, — сказал он, — вы никогда не смотрели мне прямо в лицо?
— Напротив.
— Вы не читали в моих глазах?
— Да, я прочитал в них принятое вами решение убить меня, — флегматично заметил англичанин.
— А! отлично!..
— И я убежден, что как только позволят обстоятельства, вы предложите мне драться насмерть, не так ли?
— О, будьте покойны, милорд, — ответил Арман, — обстоятельства никогда не помешают честному человеку отомстить за нанесенное ему оскорбление.
Лорд Г. промолчал.
— Сударь, — продолжал Арман, — знайте, что в тот день, когда я выйду отсюда, мне понадобится ваша жизнь.
— Я это знаю.
Лорд Г. поклонился и уже собрался выйти, когда послышался стук кареты. Англичанин вздрогнул.
— Кто это может приехать в этот час — прошептал он.
— Разумеется, приехали освободить меня, — сказал сын полковника.
— Я не думаю этого.
— Почем знать? — проговорил молодой человек, задрожав от вспыхнувшей в нем надежды.
Раздался стук кареты, катившейся по песку сада, затем на лестнице раздались шаги, дверь отворилась, и вошла женщина. Это была Фульмен. При ее появлении у лорда Г. вырвался крик удивления, а на губах Армана мелькнула ироническая улыбка.
— Вы явились, сударыня, убедиться, что ваш пленник не убежал, не так ли? — спросил Арман.
Горько улыбнувшись, Фульмен посмотрела на него глазами, полными печали.
— Бедный Арман, — прошептала она, — вы являетесь. для меня живым доказательством могущества судьбы…
— И, — прибавил с иронией молодой человек, — упорства женщины, упрямо добивающейся любви человека, который не любит ее.
Фульмен вздохнула, но ее взгляд не выразил ни малейшего гнева и голос не дрогнул.
— Арман, — сказала она, — вы не правы, оскорбляя меня так, потому что моя любовь к вам бескорыстна…
— До такой степени, что вы скрыли меня от света для себя одной.
— Вы ошибаетесь, Арман…
— Вы осмелились в Париже, в наш век, при помощи двух преданных вам негодяев…
Арман не кончил. Негодующим жестом Фульмен заставила его замолчать.
— Сударь, — сказала она ему с величием королевы, — пока вы оскорбляли меня, я молчала, но теперь вы оскорбляете моих друзей… и ваших…
— Моих! Вот как!
— Арман, дорогой Арман, — проговорила Фульмен, гнев которой утих, — настанет час, быть может, скоро, — увы! — когда вы почувствуете горькое, вечное сожаление, что решились сказать это.
— Ах, сударыня…
— Молчите! — остановила Фульмен Армана. — Чего вы хотите?
— Уйти отсюда сейчас, сию же минуту.
— Хорошо, вы можете идти, Арман, — ответила Фульмен.
Он вскрикнул от радости и удивления, а Фульмен продолжала: — Уходите, Арман, вы свободны…
— Я свободен, — проговорил сын полковника, — свободен?
— Да.
Фульмен протянула ему письмо, которое он порывисто схватил, потому что по формату, по цвету конверта и по почерку он узнал, от кого оно. Он сломал печать и начал читать.
«Мой друг.
Теперь полночь. Когда вы получите это письмо через Фульмен, будет около часа. Но не беда! Приезжайте, приезжайте тотчас же на площадь Бово, я вас жду…
Та, которую вы любите…»
Письмо было без подписи, но почерк был слишком знаком Арману, и бедный безумец в увлечении покрыл письмо поцелуями.
— Мой друг, — сказала тогда Фульмен, — поезжайте, но когда вас постигнет несчастье, когда вы осознаете свои ошибки…
— О, пожалуйста, сударыня, — проговорил он с нетерпением, — предоставьте их мне, эти ошибки, о которых вы говорите…
Фульмен замолчала, но слеза скатилась у нее по щеке.
— Бедный Арман, — прошептала она. — Наконец-то!.. Неблагодарный, какими бывают все влюбленные с
нелюбимой женщиной, которая их любит, Арман не заметил ни слезы, скатившейся по щеке Фульмен, ни дрожащего голоса, каким она произнесла последние слова. Он сделал шаг по направлению к лорду Г. и холодно взглянул на него.
— Милорд, — спросил он, — помните ли вы, что я сказал вам час назад?
— Не совсем.
— Я имел честь сказать вам до прихода сюда Фульмен, что в тот день, когда я буду свободен…
— А!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Только трое лакеев, которым было поручено стеречь и в то же время служить ему, входили каждый раз, когда он дергал за шнурок сонетки. И только.
Философ скоро привык бы к такому приятному плену, которому подвергся наш герой. Помещение его, хотя и небольшое, было роскошно и кокетливо обставлено; ему прислуживали несколько лакеев, в его распоряжении были пианино, книги, альбомы. Ему подавали тонкий завтрак и обед с прекрасным замороженным шампанским. Окна, правда, с решетками, выходили в большой сад, и он мог любоваться зеленой лужайкой, высокими деревьями и уголком голубого неба. Весь день стояла дивная погода. Но могло ли все это удовлетворить влюбленного, каким был Арман, всю ночь и весь день повторявшего себе, что любимая им женщина будет напрасно ждать его?
Сначала сын полковника принял все это за шутку, потом за мистификацию. Затем он сказал себе: невозможно, чтобы та и другая так долго продолжались. Но Арман заблуждался. В полночь камердинер пришел спросить его, не желает ли он лечь спать. Арман рассердился и заявил, что он хочет видеть лорда Г.
— Я не знаю, вернулся ли барин, — сказал на это лакей.
— Пойдите узнайте.
Лакей вышел, но через несколько минут вернулся.
— Милорд сейчас придет, — доложил он.
Действительно, минуты две спустя вошел лорд Г. Англичанин был по-прежнему спокоен, флегматичен, чуть-чуть улыбался, и суровое лицо его внушало к нему уважение.
— Вы желали видеть меня сударь? — спросил он.
— Да, милорд.
— Я слушаю вас, сударь.
— Я хотел бы знать, — сказал Арман, — что если это шутка…
— Я уже говорил вам, милостивый государь, что я никогда не шучу…
— Допустим, но я желал бы знать, что если это мистификация…
— Остановимся на этом слове, — холодно заметил покровитель Фульмен.
— Если это мистификация, — продолжал Арман, — то долго ли она еще продолжится…
— Не знаю.
— Как! Вы не знаете?
— Нет.
— Но кто же в таком случае знает?
— Сударь, — сказал лорд Г., — ваше заключение зависит не от меня.
— Ну, так от Фульмен? — с иронией спросил Арман.
— Нисколько.
— От кого же тогда?
— От обстоятельств. Арман пожал плечами.
— Сударь, — сказал лорд Г., — я не могу определить, сколько времени вы пробудете здесь, но уверяю вас, что вы не выйдете отсюда, пока известная вам особа…
— Дама в черной перчатке, быть может?
— Быть может.
— Ну и что же?
— Как только она навсегда покинет Париж, вам вернут свободу.
— Вы смеетесь, сударь? — вскричал Арман.
— Клянусь честью, то, что я говорю, совершенно серьезно, дорогой мой.
Арман задрожал от гнева.
— Милорд, — сказал он, — вы никогда не смотрели мне прямо в лицо?
— Напротив.
— Вы не читали в моих глазах?
— Да, я прочитал в них принятое вами решение убить меня, — флегматично заметил англичанин.
— А! отлично!..
— И я убежден, что как только позволят обстоятельства, вы предложите мне драться насмерть, не так ли?
— О, будьте покойны, милорд, — ответил Арман, — обстоятельства никогда не помешают честному человеку отомстить за нанесенное ему оскорбление.
Лорд Г. промолчал.
— Сударь, — продолжал Арман, — знайте, что в тот день, когда я выйду отсюда, мне понадобится ваша жизнь.
— Я это знаю.
Лорд Г. поклонился и уже собрался выйти, когда послышался стук кареты. Англичанин вздрогнул.
— Кто это может приехать в этот час — прошептал он.
— Разумеется, приехали освободить меня, — сказал сын полковника.
— Я не думаю этого.
— Почем знать? — проговорил молодой человек, задрожав от вспыхнувшей в нем надежды.
Раздался стук кареты, катившейся по песку сада, затем на лестнице раздались шаги, дверь отворилась, и вошла женщина. Это была Фульмен. При ее появлении у лорда Г. вырвался крик удивления, а на губах Армана мелькнула ироническая улыбка.
— Вы явились, сударыня, убедиться, что ваш пленник не убежал, не так ли? — спросил Арман.
Горько улыбнувшись, Фульмен посмотрела на него глазами, полными печали.
— Бедный Арман, — прошептала она, — вы являетесь. для меня живым доказательством могущества судьбы…
— И, — прибавил с иронией молодой человек, — упорства женщины, упрямо добивающейся любви человека, который не любит ее.
Фульмен вздохнула, но ее взгляд не выразил ни малейшего гнева и голос не дрогнул.
— Арман, — сказала она, — вы не правы, оскорбляя меня так, потому что моя любовь к вам бескорыстна…
— До такой степени, что вы скрыли меня от света для себя одной.
— Вы ошибаетесь, Арман…
— Вы осмелились в Париже, в наш век, при помощи двух преданных вам негодяев…
Арман не кончил. Негодующим жестом Фульмен заставила его замолчать.
— Сударь, — сказала она ему с величием королевы, — пока вы оскорбляли меня, я молчала, но теперь вы оскорбляете моих друзей… и ваших…
— Моих! Вот как!
— Арман, дорогой Арман, — проговорила Фульмен, гнев которой утих, — настанет час, быть может, скоро, — увы! — когда вы почувствуете горькое, вечное сожаление, что решились сказать это.
— Ах, сударыня…
— Молчите! — остановила Фульмен Армана. — Чего вы хотите?
— Уйти отсюда сейчас, сию же минуту.
— Хорошо, вы можете идти, Арман, — ответила Фульмен.
Он вскрикнул от радости и удивления, а Фульмен продолжала: — Уходите, Арман, вы свободны…
— Я свободен, — проговорил сын полковника, — свободен?
— Да.
Фульмен протянула ему письмо, которое он порывисто схватил, потому что по формату, по цвету конверта и по почерку он узнал, от кого оно. Он сломал печать и начал читать.
«Мой друг.
Теперь полночь. Когда вы получите это письмо через Фульмен, будет около часа. Но не беда! Приезжайте, приезжайте тотчас же на площадь Бово, я вас жду…
Та, которую вы любите…»
Письмо было без подписи, но почерк был слишком знаком Арману, и бедный безумец в увлечении покрыл письмо поцелуями.
— Мой друг, — сказала тогда Фульмен, — поезжайте, но когда вас постигнет несчастье, когда вы осознаете свои ошибки…
— О, пожалуйста, сударыня, — проговорил он с нетерпением, — предоставьте их мне, эти ошибки, о которых вы говорите…
Фульмен замолчала, но слеза скатилась у нее по щеке.
— Бедный Арман, — прошептала она. — Наконец-то!.. Неблагодарный, какими бывают все влюбленные с
нелюбимой женщиной, которая их любит, Арман не заметил ни слезы, скатившейся по щеке Фульмен, ни дрожащего голоса, каким она произнесла последние слова. Он сделал шаг по направлению к лорду Г. и холодно взглянул на него.
— Милорд, — спросил он, — помните ли вы, что я сказал вам час назад?
— Не совсем.
— Я имел честь сказать вам до прихода сюда Фульмен, что в тот день, когда я буду свободен…
— А!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107