так она и думала! Характерный звук подтвердил ее догадки.
– Лампочка перегорела. – Теперь она уже полностью успокоилась, голос звучал уверенно. Ужас, грозивший захлестнуть ее, вызывающий тошноту, наконец отступил. Никого и ничего в комнате ее дочери не было. Отложив лампочку, она подошла к раздвинутым шторам: – А теперь проверим окно.
Раздвинув занавески пошире, Оливия проверила шпингалет. Это был прочный, изготовленный «на века» старый медный шпингалет, накрепко вогнанный в держатель, абсолютно надежный. Он был так же прочно закрыт, как и накануне, когда она его проверяла. На всякий случай Оливия потрогала его – все в порядке, шпингалет закрыт. Невозможно представить, что кто-то мог выскочить в окно, а потом так же накрепко закрыть его снаружи. Конечно, можно было успеть выскочить в дверь, Оливия могла и не заметить его – уж слишком темно было в холле. Но наверняка услышала бы. Почувствовала, будь там хоть кто-то. Она оказалась у дверей спальни через несколько секунд. Неизвестному после того, как услышал крик Сары, не оставалось времени, чтобы скрыться.
– Окно закрыто, – успокоила она дочь. Для пущей уверенности Оливия проверила замки и на втором окне: и они были закрыты.
– Это был просто страшный сон? – Сара непроизвольно вздрогнула. Краски начали возвращаться на ее лицо, но все равно девочка казалась далеко не такой бодрой, как обычно.
– Именно так, – кивнула Оливия и снова задвинула шторы. Она подошла к одному из белых комодов, стоявших между окнами, и вынула из яшика ночную рубашку девочки. – Ну-ка, детка, давай поменяем рубашку. Твоя влажная.
– Я вспотела. – Сара поймала рубашку, брошенную ей матерью, стянула свою через голову, затем надела свежую. Новая ночная рубашка была кукольно-розовой, как и прежняя, – Оливия приобрела их по случаю в «Кмарте», сразу полдюжины, всего по 3.99 за штуку. Сара бросила влажную рубашку матери, и та положила ее в плетеную корзинку для грязного белья.
– Мамочка, можно мне спать с тобой? Я все равно боюсь.
С апреля, когда ей исполнилось восемь, Сара называла ее мамочкой только в крайних случаях. Обычно она предпочитала более сдержанное «ма-а».
– Конечно, малыш. – Оливия и сама предложила бы это, если бы дочь не опередила ее. В одиночку воспитывая дочь, она из всех сил старалась не превратиться в маму-квочку, дрожащую над своим цыпленком, излишне не нянчиться с Сарой. В результате у девочки с раннего детства была и своя комната, и своя кровать. В какой-то период дочь вдруг стала каждую ночь забираться в постель к матери, но Оливия терпеливо, изо дня в день, дожидалась, пока девочка заснет, а затем вставала и переносила ее в детскую. Не в том дело, что ей не хотелось, чтобы Сара спала вместе с ней – просто она считала, что для девочки так будет лучше. Правда, в особых случаях, когда дочь заболевала, или была чем-то расстроена, либо просто им обеим хотелось побыть вместе, она оставляла ее у себя. И именно в эти дни Оливия лучше всего высыпалась: она была уверена, что Сара в полной безопасности.
Только сейчас Оливия задумалась: почему она не чувствовала уверенности, что Сара в безопасности, когда спит в своей кровати? Никогда прежде ей это в голову не приходило.
В том, что ребенок один в постели, было что-то тревожное…
– Ма-а?
Оливия поймала себя на том, что молча стоит у кровати, вглядываясь в пустоту невидящим взглядом. В глазах дочери, устремленных на нее, нарастала тревога.
– Я просто задумалась, где мы будем спать – здесь или в моей спальне? – Оливия стряхнула с себя оцепенение.
– В твоей, – решительно заметила девочка, и Оливия согласилась.
Кивнув, она протянула дочери руку, и та стремглав слетела с постели. Они вместе вышли из комнаты, оставив дверь нараспашку и не погасив свет. Даже уверившись, что бояться нечего, Оливия все же не решилась остаться без источника света на черном, как смоль, верхнем этаже.
– В туалет хочешь? – спросила она дочь.
Сара кивнула. Когда они вернулись в спальню, Оливия, повинуясь импульсу, закрыла на щеколду дверь изнутри, стараясь, чтобы девочка этого не заметила. Они забрались в кровать, крепко обнявшись, и под яркий свет ночника Оливия начала рассказывать очередную забавную (и по большей части выдуманную) историю из своего детства. Сара весело смеялась, пока наконец не заснула. Только тогда Оливия выключила свет, одной рукой обняла дочь и постаралась снова заснуть. Однако мысль, занозой засевшая в голове, не давала покоя: кто или что было в комнате дочери?
Кто-то, похожий на вампира из детской игры. Последнее предположение было настолько абсурдно, что Оливия отвергла его как нелепицу. Саре приснился кошмар. Ничего больше.
Господи, благодарю тебя за Сару…
Уже засыпая, она услышала скрип половиц в холле. Или ей показалось?.. Сна как не бывало, тревожное предчувствие сжало сердце. Оливия напряженно вслушивалась в тишину, но больше ничего не услышала.
Что ж, старые дома всегда поскрипывают, на то они и старые…
Когда они ушли, он еще долго прислушивался к удаляющимся шагам: вошли в ванную, теперь в спальню. Скрипнула постель – укладываются спать. Теперь, убедившись, что путь свободен, он быстро выбрался из-под кровати.
Он прошел по самому краю. Он стал терять мастерство. Такое с ним уже было. Давно. Очень давно.
К счастью, мамочки редко заглядывают в шкафы и под кровати.
От этой мысли он улыбнулся. Он чувствовал себя отлично. На редкость отлично.
Его план сегодня едва не провалился, зато он сам вошел во вкус.
Он еще встретится с малышкой Сарой.
И очень скоро.
Глава 21
Гранд-Айсл, Луизиана
17 июля 1974 года
– Папочка, ты не мог бы побыть со мной, пока я не лягу спать, пожалуйста? Не уходи, а то мне страшно.
Голос Мэгги Монро звучал умоляюще. Она стояла в дверном проеме коттеджа, который они арендовали на время каникул в двух кварталах от побережья. На Мэгги была сиреневая пижамка в мелкий розовый цветочек, из широких коротеньких штанин торчали тоненькие, как у журавля, ножки. Со светло-желтым облаком курчавых волос девочка напоминала одуванчик.
Вине, ее отец, уже наполовину спустился по обшарпанным ступенькам крытого крыльца. Он должен уехать, а ей нужно отправляться в постель. Так он сказал. Обычно Мэгги не осмеливалась спорить с отцом: она и в лучшие-то времена его побаивалась.
Но еще больше она боялась оставаться одной в темноте в этой полуразвалившейся лачуге.
– Черт подери, Мэгги, тебе уже девять лет! Ты уже достаточно взрослая, чтобы побыть одной, пока меня нет!
Когда отец на мгновение остановился, бросив на нее взгляд через плечо, Мэгги поняла, что он раздражен, но еще не злится.
Мэгги с ужасом заметила тени, наползавшие на неряшливый клок травы перед коттеджем: она останется одна в сумерках, которые сгустятся, превратившись в полный мрак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Лампочка перегорела. – Теперь она уже полностью успокоилась, голос звучал уверенно. Ужас, грозивший захлестнуть ее, вызывающий тошноту, наконец отступил. Никого и ничего в комнате ее дочери не было. Отложив лампочку, она подошла к раздвинутым шторам: – А теперь проверим окно.
Раздвинув занавески пошире, Оливия проверила шпингалет. Это был прочный, изготовленный «на века» старый медный шпингалет, накрепко вогнанный в держатель, абсолютно надежный. Он был так же прочно закрыт, как и накануне, когда она его проверяла. На всякий случай Оливия потрогала его – все в порядке, шпингалет закрыт. Невозможно представить, что кто-то мог выскочить в окно, а потом так же накрепко закрыть его снаружи. Конечно, можно было успеть выскочить в дверь, Оливия могла и не заметить его – уж слишком темно было в холле. Но наверняка услышала бы. Почувствовала, будь там хоть кто-то. Она оказалась у дверей спальни через несколько секунд. Неизвестному после того, как услышал крик Сары, не оставалось времени, чтобы скрыться.
– Окно закрыто, – успокоила она дочь. Для пущей уверенности Оливия проверила замки и на втором окне: и они были закрыты.
– Это был просто страшный сон? – Сара непроизвольно вздрогнула. Краски начали возвращаться на ее лицо, но все равно девочка казалась далеко не такой бодрой, как обычно.
– Именно так, – кивнула Оливия и снова задвинула шторы. Она подошла к одному из белых комодов, стоявших между окнами, и вынула из яшика ночную рубашку девочки. – Ну-ка, детка, давай поменяем рубашку. Твоя влажная.
– Я вспотела. – Сара поймала рубашку, брошенную ей матерью, стянула свою через голову, затем надела свежую. Новая ночная рубашка была кукольно-розовой, как и прежняя, – Оливия приобрела их по случаю в «Кмарте», сразу полдюжины, всего по 3.99 за штуку. Сара бросила влажную рубашку матери, и та положила ее в плетеную корзинку для грязного белья.
– Мамочка, можно мне спать с тобой? Я все равно боюсь.
С апреля, когда ей исполнилось восемь, Сара называла ее мамочкой только в крайних случаях. Обычно она предпочитала более сдержанное «ма-а».
– Конечно, малыш. – Оливия и сама предложила бы это, если бы дочь не опередила ее. В одиночку воспитывая дочь, она из всех сил старалась не превратиться в маму-квочку, дрожащую над своим цыпленком, излишне не нянчиться с Сарой. В результате у девочки с раннего детства была и своя комната, и своя кровать. В какой-то период дочь вдруг стала каждую ночь забираться в постель к матери, но Оливия терпеливо, изо дня в день, дожидалась, пока девочка заснет, а затем вставала и переносила ее в детскую. Не в том дело, что ей не хотелось, чтобы Сара спала вместе с ней – просто она считала, что для девочки так будет лучше. Правда, в особых случаях, когда дочь заболевала, или была чем-то расстроена, либо просто им обеим хотелось побыть вместе, она оставляла ее у себя. И именно в эти дни Оливия лучше всего высыпалась: она была уверена, что Сара в полной безопасности.
Только сейчас Оливия задумалась: почему она не чувствовала уверенности, что Сара в безопасности, когда спит в своей кровати? Никогда прежде ей это в голову не приходило.
В том, что ребенок один в постели, было что-то тревожное…
– Ма-а?
Оливия поймала себя на том, что молча стоит у кровати, вглядываясь в пустоту невидящим взглядом. В глазах дочери, устремленных на нее, нарастала тревога.
– Я просто задумалась, где мы будем спать – здесь или в моей спальне? – Оливия стряхнула с себя оцепенение.
– В твоей, – решительно заметила девочка, и Оливия согласилась.
Кивнув, она протянула дочери руку, и та стремглав слетела с постели. Они вместе вышли из комнаты, оставив дверь нараспашку и не погасив свет. Даже уверившись, что бояться нечего, Оливия все же не решилась остаться без источника света на черном, как смоль, верхнем этаже.
– В туалет хочешь? – спросила она дочь.
Сара кивнула. Когда они вернулись в спальню, Оливия, повинуясь импульсу, закрыла на щеколду дверь изнутри, стараясь, чтобы девочка этого не заметила. Они забрались в кровать, крепко обнявшись, и под яркий свет ночника Оливия начала рассказывать очередную забавную (и по большей части выдуманную) историю из своего детства. Сара весело смеялась, пока наконец не заснула. Только тогда Оливия выключила свет, одной рукой обняла дочь и постаралась снова заснуть. Однако мысль, занозой засевшая в голове, не давала покоя: кто или что было в комнате дочери?
Кто-то, похожий на вампира из детской игры. Последнее предположение было настолько абсурдно, что Оливия отвергла его как нелепицу. Саре приснился кошмар. Ничего больше.
Господи, благодарю тебя за Сару…
Уже засыпая, она услышала скрип половиц в холле. Или ей показалось?.. Сна как не бывало, тревожное предчувствие сжало сердце. Оливия напряженно вслушивалась в тишину, но больше ничего не услышала.
Что ж, старые дома всегда поскрипывают, на то они и старые…
Когда они ушли, он еще долго прислушивался к удаляющимся шагам: вошли в ванную, теперь в спальню. Скрипнула постель – укладываются спать. Теперь, убедившись, что путь свободен, он быстро выбрался из-под кровати.
Он прошел по самому краю. Он стал терять мастерство. Такое с ним уже было. Давно. Очень давно.
К счастью, мамочки редко заглядывают в шкафы и под кровати.
От этой мысли он улыбнулся. Он чувствовал себя отлично. На редкость отлично.
Его план сегодня едва не провалился, зато он сам вошел во вкус.
Он еще встретится с малышкой Сарой.
И очень скоро.
Глава 21
Гранд-Айсл, Луизиана
17 июля 1974 года
– Папочка, ты не мог бы побыть со мной, пока я не лягу спать, пожалуйста? Не уходи, а то мне страшно.
Голос Мэгги Монро звучал умоляюще. Она стояла в дверном проеме коттеджа, который они арендовали на время каникул в двух кварталах от побережья. На Мэгги была сиреневая пижамка в мелкий розовый цветочек, из широких коротеньких штанин торчали тоненькие, как у журавля, ножки. Со светло-желтым облаком курчавых волос девочка напоминала одуванчик.
Вине, ее отец, уже наполовину спустился по обшарпанным ступенькам крытого крыльца. Он должен уехать, а ей нужно отправляться в постель. Так он сказал. Обычно Мэгги не осмеливалась спорить с отцом: она и в лучшие-то времена его побаивалась.
Но еще больше она боялась оставаться одной в темноте в этой полуразвалившейся лачуге.
– Черт подери, Мэгги, тебе уже девять лет! Ты уже достаточно взрослая, чтобы побыть одной, пока меня нет!
Когда отец на мгновение остановился, бросив на нее взгляд через плечо, Мэгги поняла, что он раздражен, но еще не злится.
Мэгги с ужасом заметила тени, наползавшие на неряшливый клок травы перед коттеджем: она останется одна в сумерках, которые сгустятся, превратившись в полный мрак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89