Джастин считал, что она должна догадаться о том, что кто-то пустится за ней в погоню, но, видимо, она не считала нужным прятаться от погони, и лишь по одной причине: это ее ничуть не волновало. Подумав об этом, граф заскрежетал зубами от злости. Прежде ликвидировать последствия шалостей маленькой ведьмы всегда отправлялся Чарльз Стэнтон. Можно не сомневаться: паршивка и на этот раз ждет, что секретарь графа приедет за ней, чтобы отвезти назад в пансион, как он уже дважды делал. Но нет, на сей раз все будет иначе! Настало время преподать ей урок, который она надолго запомнит.
Признаться, девчонка раздражала его с того самого дня, когда Ричард, безвольный младший брат графа, двенадцать лет назад утонул вместе с Мойрой, на которой имел глупость жениться. Они пошли на дно, как и судно, перевозившее их из Ливерпуля в Дублин. Мойра была на несколько лет старше Ричарда. Ирландская крестьянка, она, по ее словам, зарабатывала пением, выступая в сомнительных заведениях Дублина, до тех пор, пока не подцепила слабохарактерного Ричарда. Меньше чем за год они просадили внушительное состояние Ричарда. Ко дню их гибели они жили на щедроты Джасти-на в Маамз-Кросс-Корте, удаленном от игорных заведений, в которых так любила бывать Мойра и которые, по сути, стали причиной разорения Ричарда. Когда Ричарда не стало, Джастин, к большому удивлению, узнал о существовании ребенка – пятилетней девочки, очевидно, дочери Мойры от какого-то предыдущего брака. Во всяком случае, Джастин решил, что был предыдущий брак, потому что даже мысль о том, что девочка появилась на свет неизвестно от кого, была ненавистна графу. Ведь Ричард никак не мог быть отцом ребенка – с Мойрой они провели вместе меньше двух лет. Но, как ни крути, девочка существовала и жила в Маамз-Кросс-Корте, и вот теперь он, Джастин Брант, стал ее опекуном. Конечно, он мог бы и отказаться от такой «чести», и никто не осудил бы графа за это, скорее его поступок бы одобрили: мало того что никто ничего не знал о родных девочки, она, ко всему прочему, даже не состояла в родстве с Брантами.
Но как бы то ни было, Джастин всегда очень серьезно относился к своим обязанностям, а эта девочка как раз вошла в их число. Поэтому, проклиная себя за дурацкую щепетильность, граф отправился в Ирландию, чтобы самому взглянуть на маленькую виновницу его новых забот. Признаться, он был приятно удивлен. Малышка оказалась очаровательным хрупким существом – пышная копна спутавшихся черных волос, фиалковые глаза… А белая, словно фарфоровая кожа, казалось, просто опровергает всякую мысль о недостойном появлении девочки на свет. Заляпанный пятнами фартук был косо повязан на ее хрупкой фигурке, прелестное личико чем-то вымазано, но все это такие милые и легко исправимые недостатки. Внимательно оглядев ребенка и поразившись ее холодному оценивающему взгляду, граф велел миссис Донован, экономке, умыть девочку, которая тем временем показывала доброй женщине язык. Джастин едва не рассмеялся, когда возмущенная миссис Донован попыталась вывести малышку из комнаты. А потом, когда девочка подбежала к нему и обхватила его за колени, ища защиты от экономки, которая все пыталась увести ее, граф даже расчувствовался. Наконец, решив, что ребенок немного успокоился, Джастин оторвал цепкие ручки от своих ног. В ответ малышка впилась перламутровыми зубками ему в бедро, на котором и по сей день оставался небольшой шрам в форме полумесяца.
Более мудрый человек тут же отказался бы от одной мысли возиться с диковатой сироткой. Но Джастин, которому в ту пору было всего двадцать четыре года, не знал, что не все в жизни ему по плечу. Он твердо задумал сделать из дикарки настоящую леди, даже если это будет стоить ему жизни. И все последующие годы Джастин посвятил этому. Но если на сей раз его и не хватит апоплексический удар, то уж воспаление легких ему обеспечено. И еще он вынужден был признать: она каждый раз обходила его. Несмотря на все усилия, на огромные суммы денег, которые он потратил на ее образование и воспитание, его трудная подопечная, казалось, твердо решила идти по манящему ее пути порока.
Джастин вынужден был признать, что некоторая доля вины за это лежит и на нем. Он был слишком занят собой и не уделял девочке должного внимания. По сути, он и встречался-то с ней всего раза по два в год, причем встречи эти длились не больше десяти минут. А все заботы о воспитании он возложил на плечи многострадального Стэнтона да на многочисленные учебные заведения, в которых ей приходилось учиться. В последние два года он вообще не видел Меган. Вспомнив об этом, граф испытал легкий укор совести, но тут же подумал в оправдание себе, что был действительно слишком занят. Как пэр Англии, Джастин много занимался государственными делами – куда более важными, разумеется, чем какая-то там девчонка, которая даже не являлась его дочерью.
Бесполезно было надеяться, что Алисия, его жена, стала бы заботиться о Меган. Алисия вообще ни о ком не заботилась с того самого дня, когда пятнадцать лет назад, к своему великому удовольствию, получила титул графини Уэстон. Честно говоря, граф сомневался, что за последние двенадцать лет провел с женой больше времени, чем с воспитанницей. Обеим женщинам, правда, по разным причинам, не нашлось места в его жизни. Тетушка Софронсия, которую граф очень любил, дала ему понять, что будет вести себя корректно с Меган, если им доведется встретиться на людях, но не более того. С точки зрения этой леди, Джастин поступил опрометчиво с Меган, позволив девочке подняться на столь высокую ступень в обществе, чего не давало ей ее происхождение. Гетушка часто повторяла, что леди не становятся, а рождаются, добавляя при этом, что воспитывать и обучать Меган – то же самое, что стричь дворнягу под пуделя.
На Джастина произвело большое впечатление сообщение Стэнтона (скрывавшего свою симпатию к Меган) о том, что девушка скоро выйдет из пансиона. Как молодая леди, достигшая семнадцати лет, и как воспитанница графа Уэстона она должна будет выходить в свет. От одной мысли об этом Джастину становилось не по себе. Он не испытывал желания выезжать в свет с самонадеянной, непослушной и невоспитанной девицей, которая, конечно же, приведет в негодование весь Лондон. И даже знакомые дамы ему не помогут. Что ж, пусть так. Последняя выходка маленькой негодницы так разъярила графа, что он твердо решил: уж на этот раз он заставит ее слушаться.
В животе у Джастина громко заурчало. Оторвавшись от невеселых размышлений, граф вспомнил о своем нынешнем жалком состоянии. Он был до того голоден, что, казалось, готов съесть захудалую клячу, которая несла его вперед. Ему нелегко было усмирить свое холеное, хорошо развитое – высотой в шесть футов два дюйма – тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Признаться, девчонка раздражала его с того самого дня, когда Ричард, безвольный младший брат графа, двенадцать лет назад утонул вместе с Мойрой, на которой имел глупость жениться. Они пошли на дно, как и судно, перевозившее их из Ливерпуля в Дублин. Мойра была на несколько лет старше Ричарда. Ирландская крестьянка, она, по ее словам, зарабатывала пением, выступая в сомнительных заведениях Дублина, до тех пор, пока не подцепила слабохарактерного Ричарда. Меньше чем за год они просадили внушительное состояние Ричарда. Ко дню их гибели они жили на щедроты Джасти-на в Маамз-Кросс-Корте, удаленном от игорных заведений, в которых так любила бывать Мойра и которые, по сути, стали причиной разорения Ричарда. Когда Ричарда не стало, Джастин, к большому удивлению, узнал о существовании ребенка – пятилетней девочки, очевидно, дочери Мойры от какого-то предыдущего брака. Во всяком случае, Джастин решил, что был предыдущий брак, потому что даже мысль о том, что девочка появилась на свет неизвестно от кого, была ненавистна графу. Ведь Ричард никак не мог быть отцом ребенка – с Мойрой они провели вместе меньше двух лет. Но, как ни крути, девочка существовала и жила в Маамз-Кросс-Корте, и вот теперь он, Джастин Брант, стал ее опекуном. Конечно, он мог бы и отказаться от такой «чести», и никто не осудил бы графа за это, скорее его поступок бы одобрили: мало того что никто ничего не знал о родных девочки, она, ко всему прочему, даже не состояла в родстве с Брантами.
Но как бы то ни было, Джастин всегда очень серьезно относился к своим обязанностям, а эта девочка как раз вошла в их число. Поэтому, проклиная себя за дурацкую щепетильность, граф отправился в Ирландию, чтобы самому взглянуть на маленькую виновницу его новых забот. Признаться, он был приятно удивлен. Малышка оказалась очаровательным хрупким существом – пышная копна спутавшихся черных волос, фиалковые глаза… А белая, словно фарфоровая кожа, казалось, просто опровергает всякую мысль о недостойном появлении девочки на свет. Заляпанный пятнами фартук был косо повязан на ее хрупкой фигурке, прелестное личико чем-то вымазано, но все это такие милые и легко исправимые недостатки. Внимательно оглядев ребенка и поразившись ее холодному оценивающему взгляду, граф велел миссис Донован, экономке, умыть девочку, которая тем временем показывала доброй женщине язык. Джастин едва не рассмеялся, когда возмущенная миссис Донован попыталась вывести малышку из комнаты. А потом, когда девочка подбежала к нему и обхватила его за колени, ища защиты от экономки, которая все пыталась увести ее, граф даже расчувствовался. Наконец, решив, что ребенок немного успокоился, Джастин оторвал цепкие ручки от своих ног. В ответ малышка впилась перламутровыми зубками ему в бедро, на котором и по сей день оставался небольшой шрам в форме полумесяца.
Более мудрый человек тут же отказался бы от одной мысли возиться с диковатой сироткой. Но Джастин, которому в ту пору было всего двадцать четыре года, не знал, что не все в жизни ему по плечу. Он твердо задумал сделать из дикарки настоящую леди, даже если это будет стоить ему жизни. И все последующие годы Джастин посвятил этому. Но если на сей раз его и не хватит апоплексический удар, то уж воспаление легких ему обеспечено. И еще он вынужден был признать: она каждый раз обходила его. Несмотря на все усилия, на огромные суммы денег, которые он потратил на ее образование и воспитание, его трудная подопечная, казалось, твердо решила идти по манящему ее пути порока.
Джастин вынужден был признать, что некоторая доля вины за это лежит и на нем. Он был слишком занят собой и не уделял девочке должного внимания. По сути, он и встречался-то с ней всего раза по два в год, причем встречи эти длились не больше десяти минут. А все заботы о воспитании он возложил на плечи многострадального Стэнтона да на многочисленные учебные заведения, в которых ей приходилось учиться. В последние два года он вообще не видел Меган. Вспомнив об этом, граф испытал легкий укор совести, но тут же подумал в оправдание себе, что был действительно слишком занят. Как пэр Англии, Джастин много занимался государственными делами – куда более важными, разумеется, чем какая-то там девчонка, которая даже не являлась его дочерью.
Бесполезно было надеяться, что Алисия, его жена, стала бы заботиться о Меган. Алисия вообще ни о ком не заботилась с того самого дня, когда пятнадцать лет назад, к своему великому удовольствию, получила титул графини Уэстон. Честно говоря, граф сомневался, что за последние двенадцать лет провел с женой больше времени, чем с воспитанницей. Обеим женщинам, правда, по разным причинам, не нашлось места в его жизни. Тетушка Софронсия, которую граф очень любил, дала ему понять, что будет вести себя корректно с Меган, если им доведется встретиться на людях, но не более того. С точки зрения этой леди, Джастин поступил опрометчиво с Меган, позволив девочке подняться на столь высокую ступень в обществе, чего не давало ей ее происхождение. Гетушка часто повторяла, что леди не становятся, а рождаются, добавляя при этом, что воспитывать и обучать Меган – то же самое, что стричь дворнягу под пуделя.
На Джастина произвело большое впечатление сообщение Стэнтона (скрывавшего свою симпатию к Меган) о том, что девушка скоро выйдет из пансиона. Как молодая леди, достигшая семнадцати лет, и как воспитанница графа Уэстона она должна будет выходить в свет. От одной мысли об этом Джастину становилось не по себе. Он не испытывал желания выезжать в свет с самонадеянной, непослушной и невоспитанной девицей, которая, конечно же, приведет в негодование весь Лондон. И даже знакомые дамы ему не помогут. Что ж, пусть так. Последняя выходка маленькой негодницы так разъярила графа, что он твердо решил: уж на этот раз он заставит ее слушаться.
В животе у Джастина громко заурчало. Оторвавшись от невеселых размышлений, граф вспомнил о своем нынешнем жалком состоянии. Он был до того голоден, что, казалось, готов съесть захудалую клячу, которая несла его вперед. Ему нелегко было усмирить свое холеное, хорошо развитое – высотой в шесть футов два дюйма – тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68