Музыка умолкла, и она приняла предложенную им руку, чтобы пройти на террасу. Обмахиваясь веером, она с удовольствием отметила дрожь его руки. Выйдя на террасу, они прошли в дальний конец колоннады за освещенные окна, где ночь укрыла их своим темным крылом. Он повернул к ней лицо, даже не зная, что ему делать дальше. Попытаться ли ему объясниться с ней, воспользовавшись ее молчанием? Может, умолять простить его? Ему страстно хотелось поцеловать ее, он не делал этого только из опасности отпугнуть ее.
Он нежно дотронулся до цепочки на ее шее. Металл был нагрет теплом ее тела. Он не смог сдержаться, и его пальцы осторожно заскользили вниз, легонько прикоснулись к ее груди, прошлись по верху декольте, дугой обогнули округлости ее обольстительных форм и поднялись снова вверх, рисуя причудливые узоры на бархатистой коже. Они стояли молча. Их глаза впились друг и друга. Они боялись шелохнуться, чтобы не спугнуть до боли приятное удовольствие прикосновений.
Но Кетрин разорвала заколдованный круг, взяв его руку в свои и приблизив ее к своим губам. Она нежно поцеловала ладонь, а затем каждый палец, на мгновенье прижала запястье к своей щеке и опять поцеловала его ладонь.
— Кетрин, — ее имя вырвалось из него как стон.
— Мэттью, — она взяла другую его руку и стала целовать и ее. — Мэтт. Мэттью. Слышишь, как я произношу твое имя? — задрожав, проговорила она.
Он почувствовал влагу на ее щеке. Слезы?
— Мне сказали, ты умер, — ее голос прервался. Я поверила, что тебя больше нет.
— Как ты видишь, я очень даже живой, — он провел пальцами по ее лицу. — О, Кетрин, никогда еще я не чувствовал в себе столько жизни.
Она привстала на цыпочки и коснулась его легким поцелуем, похожим на шепот, но его руки крепко сжали ее и он поцеловал ее глубоко, ненасытно, его язык ласкал ее, и она ответила, губами прижавшись к его губам, их языки затеяли игру. Его руки бродили по ее телу и, нырнув под лиф, принялись ласкать ее прелестные груди. Не удовлетворившись лаской руками, он наклонился, чтобы поцеловать их. К своему изумлению, он почувствовал руки Кетрин на своей груди, а затем ее руки спустились к низу его живота.
— О, мой Бог! — он отстранился от нее.
— Мэттью!
— Мы сейчас же должны вернуться.
— Почему? — она теснее прижалась к нему всем телом, чувствуя его судороги.
Он хотел ее, она это знала!
— Мы здесь и так уже слишком долго. Скоро заметят наше отсутствие, и если мы останемся здесь еще дольше, твоя репутация будет стерта в прах.
— Мне все равно, она уже в прахе.
— В Бостоне, возможно, но не в Нью-Йорке.
Руки Кетрин проскользнули между пуговиц его мундира и стали ласково поглаживать кожу его груди.
— Кетрин, ты мучаешь меня!
— Тогда возьми меня! Кто нам запретит пройти в сад?
— Любовь моя, и я сам не мог бы придумать ничего более приятного, чем улизнуть с тобой в сад и предаться любви, но нам нельзя этого делать! Как ты не понимаешь? Твоя репутация лопнет, как мыльный пузырь! Я не хочу и в Нью-Йорке испачкать тебе имя. Все было бы по другому, если бы я мог забрать тебя с собой, когда буду уезжать, но на этот раз я не смогу тебя взять с собой. Это слишком опасно! Мне придется оставить тебя здесь, и ты станешь прекрасной пищей для языков сплетников, а без меня защитить тебя будет некому. Иначе я сказал бы, конечно: «К черту репутацию!» Я никогда еще не хотел тебя так сильно, как сейчас.
— Встретимся где-нибудь позже? Я могу улизнуть в любое время. Я приду к тебе, и теперь все будет по-другому, не так, как раньше. Я буду делать все, что ты захочешь, клянусь тебе.
— Боже милостивый, ну как же мне заставить тебя понять, что сейчас я должен думать о твоем будущем и о моем тоже. Если тебя застанут со мной, и я окажусь вовлеченным в скандал, то весь мой маскарад будет разоблачен, и меня повесят как шпиона. И к тебе отнесуться как к предателю страны, потому что ты знала, кто я и не выдала меня властям. Но даже если нас и не застанут, то, все равно, как только я выполню задание, должен буду исчезнуть из Нью-Йорка, и, откровенно говоря, я сомневаюсь, что мне удастся остаться в живых. Я не могу и не хочу позволить себе насладиться тобой, а затем бросить тебя, возможно забеременевшую, на произвол судьбы.
— Если дело обстоит именно так, то, я думаю, мы тем более должны быть близки и насладиться друг другом. Я хочу, чтобы ты знал, все последнее время, полагая, что ты умер, больше всего я сожалела о том, что не вынашиваю твоего ребенка.
— Кетрин, ты сейчас не в состоянии размышлять спокойно, ясно и здраво!
Издав короткий и горький смешок, она оправила на себе сбившееся платье.
— Я размышляю слишком спокойно, ясно и здраво, чтобы увидеть подлинную причину, по которой ты отказываешься овладеть мной. Просто ты меня не хочешь!
— Кетрин!
Она прошмыгнула мимо него и прошествовала в зал не оглядываясь. Он облокотился на перила и вздохнул. О, Боже! Ну и дела!
* * *
Кетрин в ту ночь так и не смогла уснуть. Буря чувств захлестывала ее: сначала боль от известия о его смерти, затем бесконечная радость от того, что он жив, и всевозрастающая страсть, поглотившая ее совершенно этим вечером, и… повторный его отказ от нее! Усталая, растерзанная этой бурей, она вновь пыталась привести в порядок свой душевный мир и успокоиться, чтобы все обдумать хорошенько и представить, что же ей делать в будущем.
Он не хотел ее тогда — как могла она это забыть! Он избавился от нее навсегда тогда в Ливерпуле! Она так обрадовалась, увидев его, что ей отшибло память. Она решила, что ей удастся вновь разжечь в нем страсть, но очевидно, она ошиблась. Кетрин ни на секунду не поверила его оправданиям, ведь она считала его самым безответственным человеком на свете, им не мог руководить страх за ее репутацию, тем более за их будущее, прежде никогда он не думал о таких вещах, когда желал ее. Нет, он лгал, зачем-то притворяясь, что желает ее. Но в то же время он искал предлог, чтобы не сблизиться с нею. А причина так очевидна: он должен удерживать ее на своей стороне, чтобы она не выдала его властям! Одно лишь ее слово — и он окажется на виселице! Поэтому-то ему и нужно было ублажать ее своими ухаживаниями и ласками, но вот овладеть ею он не мог себя заставить!
Она сурово встряхнула себя. Какое все это имеет значение? Она знала и прежде, что Мэттью не любит ее, а теперь он не желает и ее тела. Но она любила его, и важно было лишь то, что он остался в живых. Она могла видеть его и слышать его голос и чувствовать тепло его улыбки. По крайней мере, хоть это было ей позволено. Он будет продолжать навещать ее, в этом нет сомнений, и они опять увлекутся словесными перепалками. Сколько угодно она сможет упиваться удовольствием видеть его, но она не должна больше заставлять его овладеть своим телом. Она должна быть прежней Кетрин, остроумной, беззаботной и веселой, она не должна больше пугать его, как чумой, своею любовью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Он нежно дотронулся до цепочки на ее шее. Металл был нагрет теплом ее тела. Он не смог сдержаться, и его пальцы осторожно заскользили вниз, легонько прикоснулись к ее груди, прошлись по верху декольте, дугой обогнули округлости ее обольстительных форм и поднялись снова вверх, рисуя причудливые узоры на бархатистой коже. Они стояли молча. Их глаза впились друг и друга. Они боялись шелохнуться, чтобы не спугнуть до боли приятное удовольствие прикосновений.
Но Кетрин разорвала заколдованный круг, взяв его руку в свои и приблизив ее к своим губам. Она нежно поцеловала ладонь, а затем каждый палец, на мгновенье прижала запястье к своей щеке и опять поцеловала его ладонь.
— Кетрин, — ее имя вырвалось из него как стон.
— Мэттью, — она взяла другую его руку и стала целовать и ее. — Мэтт. Мэттью. Слышишь, как я произношу твое имя? — задрожав, проговорила она.
Он почувствовал влагу на ее щеке. Слезы?
— Мне сказали, ты умер, — ее голос прервался. Я поверила, что тебя больше нет.
— Как ты видишь, я очень даже живой, — он провел пальцами по ее лицу. — О, Кетрин, никогда еще я не чувствовал в себе столько жизни.
Она привстала на цыпочки и коснулась его легким поцелуем, похожим на шепот, но его руки крепко сжали ее и он поцеловал ее глубоко, ненасытно, его язык ласкал ее, и она ответила, губами прижавшись к его губам, их языки затеяли игру. Его руки бродили по ее телу и, нырнув под лиф, принялись ласкать ее прелестные груди. Не удовлетворившись лаской руками, он наклонился, чтобы поцеловать их. К своему изумлению, он почувствовал руки Кетрин на своей груди, а затем ее руки спустились к низу его живота.
— О, мой Бог! — он отстранился от нее.
— Мэттью!
— Мы сейчас же должны вернуться.
— Почему? — она теснее прижалась к нему всем телом, чувствуя его судороги.
Он хотел ее, она это знала!
— Мы здесь и так уже слишком долго. Скоро заметят наше отсутствие, и если мы останемся здесь еще дольше, твоя репутация будет стерта в прах.
— Мне все равно, она уже в прахе.
— В Бостоне, возможно, но не в Нью-Йорке.
Руки Кетрин проскользнули между пуговиц его мундира и стали ласково поглаживать кожу его груди.
— Кетрин, ты мучаешь меня!
— Тогда возьми меня! Кто нам запретит пройти в сад?
— Любовь моя, и я сам не мог бы придумать ничего более приятного, чем улизнуть с тобой в сад и предаться любви, но нам нельзя этого делать! Как ты не понимаешь? Твоя репутация лопнет, как мыльный пузырь! Я не хочу и в Нью-Йорке испачкать тебе имя. Все было бы по другому, если бы я мог забрать тебя с собой, когда буду уезжать, но на этот раз я не смогу тебя взять с собой. Это слишком опасно! Мне придется оставить тебя здесь, и ты станешь прекрасной пищей для языков сплетников, а без меня защитить тебя будет некому. Иначе я сказал бы, конечно: «К черту репутацию!» Я никогда еще не хотел тебя так сильно, как сейчас.
— Встретимся где-нибудь позже? Я могу улизнуть в любое время. Я приду к тебе, и теперь все будет по-другому, не так, как раньше. Я буду делать все, что ты захочешь, клянусь тебе.
— Боже милостивый, ну как же мне заставить тебя понять, что сейчас я должен думать о твоем будущем и о моем тоже. Если тебя застанут со мной, и я окажусь вовлеченным в скандал, то весь мой маскарад будет разоблачен, и меня повесят как шпиона. И к тебе отнесуться как к предателю страны, потому что ты знала, кто я и не выдала меня властям. Но даже если нас и не застанут, то, все равно, как только я выполню задание, должен буду исчезнуть из Нью-Йорка, и, откровенно говоря, я сомневаюсь, что мне удастся остаться в живых. Я не могу и не хочу позволить себе насладиться тобой, а затем бросить тебя, возможно забеременевшую, на произвол судьбы.
— Если дело обстоит именно так, то, я думаю, мы тем более должны быть близки и насладиться друг другом. Я хочу, чтобы ты знал, все последнее время, полагая, что ты умер, больше всего я сожалела о том, что не вынашиваю твоего ребенка.
— Кетрин, ты сейчас не в состоянии размышлять спокойно, ясно и здраво!
Издав короткий и горький смешок, она оправила на себе сбившееся платье.
— Я размышляю слишком спокойно, ясно и здраво, чтобы увидеть подлинную причину, по которой ты отказываешься овладеть мной. Просто ты меня не хочешь!
— Кетрин!
Она прошмыгнула мимо него и прошествовала в зал не оглядываясь. Он облокотился на перила и вздохнул. О, Боже! Ну и дела!
* * *
Кетрин в ту ночь так и не смогла уснуть. Буря чувств захлестывала ее: сначала боль от известия о его смерти, затем бесконечная радость от того, что он жив, и всевозрастающая страсть, поглотившая ее совершенно этим вечером, и… повторный его отказ от нее! Усталая, растерзанная этой бурей, она вновь пыталась привести в порядок свой душевный мир и успокоиться, чтобы все обдумать хорошенько и представить, что же ей делать в будущем.
Он не хотел ее тогда — как могла она это забыть! Он избавился от нее навсегда тогда в Ливерпуле! Она так обрадовалась, увидев его, что ей отшибло память. Она решила, что ей удастся вновь разжечь в нем страсть, но очевидно, она ошиблась. Кетрин ни на секунду не поверила его оправданиям, ведь она считала его самым безответственным человеком на свете, им не мог руководить страх за ее репутацию, тем более за их будущее, прежде никогда он не думал о таких вещах, когда желал ее. Нет, он лгал, зачем-то притворяясь, что желает ее. Но в то же время он искал предлог, чтобы не сблизиться с нею. А причина так очевидна: он должен удерживать ее на своей стороне, чтобы она не выдала его властям! Одно лишь ее слово — и он окажется на виселице! Поэтому-то ему и нужно было ублажать ее своими ухаживаниями и ласками, но вот овладеть ею он не мог себя заставить!
Она сурово встряхнула себя. Какое все это имеет значение? Она знала и прежде, что Мэттью не любит ее, а теперь он не желает и ее тела. Но она любила его, и важно было лишь то, что он остался в живых. Она могла видеть его и слышать его голос и чувствовать тепло его улыбки. По крайней мере, хоть это было ей позволено. Он будет продолжать навещать ее, в этом нет сомнений, и они опять увлекутся словесными перепалками. Сколько угодно она сможет упиваться удовольствием видеть его, но она не должна больше заставлять его овладеть своим телом. Она должна быть прежней Кетрин, остроумной, беззаботной и веселой, она не должна больше пугать его, как чумой, своею любовью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104