— Погодите, граф, мне пришла мысль. Здесь есть один человек, который дает деньги под залог и без залога. Правда, он берется только за верные дела, но ведутся они честней, и проценты берутся не безбожные. Если месье Берг пойдет на эту сделку, то, быть может, все устроится. Я отправлюсь тотчас к его агенту, месье Гаспару, и через два часа принесу вам ответ.
Готфрид сидел в своем кабинете, контролируя счета, когда его старый лакей доложил, что пришел Гаспар по важному спешному делу. При виде агента со свертком в руках выразительное лицо Веренфельса омрачилось. Необходимость производить оценку залога внушала ему отвращение; всякий раз ему стоило большого труда подавить свою щепетильность относительно дел такого рода.
Гаспар коротко сообщил все, что требовалось знать, и выложил футляры на стол.
— Эти вещи принес один фактор, которого зовут Небертом, и прежде, чем придти сюда, я зашел к ювелиру, чтобы оценить камни. Они очень хороши, но все же я нахожу, что требуемая сумма слишком велика.
— Чьи эти вещи?
— Неберт отказался назвать своего доверителя, но он ждет в первой комнате, и с вами, месье Берг, быть может, он будет откровенней.
С внутренним отвращением Готфрид открыл футляры и стал рассматривать сапфировую парюру, но вдруг он вздрогнул; в последнем футляре на черном бархатном фоне красовалась очень оригинальная вещица: маленький павлин с распущенным хвостом, блестевшим разноцветными каменьями. Работа была замечательная, и этот ювелирный шедевр был несомненно ему знаком. Но где он его видел? Ах, у нее, у проклятой… Сколько раз переливающийся блеск этого павлина сверкал в складках мантильи Габриэли! Бледный, дрожащими руками он повернул брошь и взял лупу. Да, он не ошибся: с изнанки, наполовину скрытый под складными крыльями, виднелся хорошо ему знакомый герб Рекенштейнов с короной о девяти зубцах.
— Позовите сюда того, кто принес эти вещи, Гаспар, — приказал Веренфельс глухим голосом.
Весьма удивленный внезапным волнением своего патрона: Гаспар поспешил исполнить его приказание/ и через несколько минут вернулся в кабинет с Небертом.
Готфрид смерил долгим пытливым взглядом посланного Танкреда.
— Я должен предложить вам, милостивый государь, несколько вопросов, чтобы узнать, откуда у вас эти вещи и как могло случиться, что вы закладываете драгоценные каменья, принадлежащие семейству, которое, как мне известно, слишком богато, чтобы прибегать к подобным мерам? — спросил он строго.
— Месье Берг, я не имею права назвать моего доверителя, — проговорил смущенный Неберт.
— Так возьмите эти вещи: я не впутываюсь в темные дела. Если вы не можете сказать, от кого вы получили эти драгоценности, то я не могу вести с вами дел.
Неберт в полном отчаянии, не зная, что делать, мял в смущении свою шапку.
— Вам одному, месье Берг, — сказал он наконец, — если только вы обещаете хранить тайну, я назову того, кто послал меня.
— Оставьте нас, Гаспар. Скажите мне только, — обратился Веренфельс к Неберту по выходе своего агента, — кто закладывает вещи с гербом графов Рекенштейнов?
— Сам молодой граф. Он здесь со своей матерью, графиней де Морейра. Они были несчастливы в игре, и необходимость уплатить в двадцать четыре часа вынудила их прибегнуть к такому способу. Но это хорошее дело, месье Берг. И если даже у вас не выкупят эти парюры, вы ничего не потеряете.
— А! так граф игрок?
— Нет, не он. Графиня одержима этой пагубной страстью, — отвечал со вздохом Неберт.
— Месье де Морейра тоже здесь?
— Нет, дон Рамон застрелился два года тому назад в припадке меланхолии, как говорят доктора.
«И его тоже погубила эта тигрица», — сказал себе Готфрид.
— Сколько желаете вы получить?
Неберт назвал сумму.
— Хорошо. Теперь попрошу вас уйти и дать с полчаса времени подумать и рассчитать, прежде чем дать вам решительный ответ.
Оставшись один, Готфрид оттолкнул кресло и стал ходить по комнате в лихорадочном волнении. Она была здесь и сообщник ее тоже, так как Танкред должен был знать, что произошло. Чтобы попасть в комнату Готфрида и спрятать в чемодан портфель, Габриэль должна была пройти по комнате сына, так как дверь, выходящую в коридор Веренфельс, запер сам и унес с собой ключ. С мучительной ясностью слова, которые он слышал тогда, снова звучали в его ушах: «Танкред, мой кумир, клянись, что не проговоришься никогда, ни одним словом…» О чем она могла просить мальчика, как не о том, чтобы он не рассказывал о подлости, которую она сделала! И вот случай отомстить, которого он так жаждал, как бы ищет его сам, являясь к нему в дом, и дает в его руки бич, чтобы нанести чувствительный удар этой ненавистной женщине. Но недостаточно бичевать, надо погубить тех, кто сделал из него вора, загубил его жизнь и похитил у его ребенка их дворянское имя.
Вдруг Готфрид побледнел, сморщил лоб и упал на стул, прижав руку к своему больному сердцу, задыхаясь от его учащенных неправильных биений. Но его нравственное напряжение было такое, что подавляло даже физические страдания, и минуту спустя он встал с суровой, жесткой улыбкой на губах.
«Да, — проговорил он, — сама Немезида привела тебя сюда, граф Рекенштейн. Я возьму твое имя взамен моего, которое ты замарал. Что может быть проще такого решения, чтобы Лилия Веренфельс, дочь вора, снова приобрела свое общественное положение, сделавшись твоей женой. И это будет так».
Он позвонил и велел позвать Неберта.
Но тут вдруг ему пришло на ум опасение, не женат ли Танкред, что представлялось возможным, так как ему было двадцать три года.
— Я обдумал, и вот мое решение, — сказал он агенту, с беспокойством ожидавшему ответа. — Требуемая сумма очень крупная, но я все же не отказываю; но для этого я должен говорить с самим графом и с ним лично поставить условия. Кстати, совершеннолетний ли граф, женат ли он и служит ли где-нибудь?
— Графу Рекенштейну двадцать три года, он не женат и служит в белых кирасирах.
— Прекрасно. Так, если граф желает сговориться со мной насчет этого дела, попросите его приехать ко мне безотлагательно; я буду его ждать.
Несколько успокоенный, но недовольный вместе с тем, Танкред слушал доклад своего посланного.
— Досадно, что вы должны были назвать меня, Неберт. И зачем этот проклятый ростовщик хочет видеть меня?
— Благодарите Бога, граф, что он поддается, а то, право, не знаю, что бы мы делали. Сумма такая крупная, что, конечно, он желает условиться без посредничества.
— Ну делать нечего, велите заложить экипаж, пока я одеваюсь.
Мрачный, озабоченный молодой человек оделся с помощью камердинера. Он почти не смыкал глаз всю ночь, и сцена, разыгравшаяся утром, окончательно обессилела его. А время уходило в этих переговорах, когда была дорога каждая минута, и если все это ни к чему не приведет… какой скандал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102