Кобыла заржала и тряхнула головой, но не стала вырываться. Он спрыгнул со своего жеребца, не обращая внимания на грязь, прилипающую к сапогам, и подошел к Алисе. Она соскользнула в его распахнутые объятия, всецело доверяя себя ему.
Он не сразу отпустил ее. Они стояли так близко, что она услышала глухие удары его сердца и почувствовала тепло, исходящее от тела. Неожиданно для себя она вся задрожала и в упор посмотрела в его глаза, желая убедиться, то ли самое испытывает он. Радость захлестнула ее, огонь в его глазах неуемно пылал и обжигал ее.
– Ваша лошадь, прекрасная леди, – приглушенно сказал он, поднял и усадил ее в седло. – Позвольте мне проводить вас к отцу и сестре.
– Я буду польщена, любезный господин, – также церемонно вымолвила она.
Пока они неторопливо возвращались в усадьбу фермера, Алиса молчала, погрузившись в свои мысли, позволяя ему поддерживать разговор. Едва они подъехали к дому, лорд Стразерн рассыпался в любезностях перед Филиппом, от всей души благодарил его, а Пруденс восторженно щебетала без умолку. Внесли свою лепту и арендатор с семьей, отдавая дань благодарности и восхищения Филиппу. Бесконечные похвалы заставили его, в конечном счете, смутиться, и он сообщил, что ему пора уйти. На радостях лорд Стразерн решил сократить свои визиты и тоже отправиться домой. Кроме того, небо хмурилось, и собирался дождь, предсказанный Бейли.
На обратном пути Алиса и Пруденс несколько отстали, чтобы посекретничать.
– Какой удивительный человек! – восторженно заметила Пруденс. – Это счастье, что он оказался там и спас тебя, правда?
– Да, счастье, – задумчиво произнесла Алиса. – Что было бы со мной, если бы он в самый опасный момент не выхватил меня из седла, когда моя лошадь без удил неслась прямо на ограду?
– Я знаю, какая ты прекрасная наездница, и уверена, что с тобой ничего не случилось бы, – успокоила ее Пруденс.
Алиса взглянула на сестру и неожиданно догадалась:
– Ты что, как-то подстроила, чтобы моя лошадь встала на дыбы, Пру?
Пруденс невинно посмотрела на нее.
– Алиса! Как ты могла подумать? Разве я способна на такое?!
Алиса поняла, что подозрение подтвердилось, и вздохнула.
– Пруденс, Пруденс! Есть другие, более безобидные способы бросить меня в объятия сэра Филиппа, если это входило в твои планы.
Пруденс удовлетворенно засмеялась.
– Но ни один из них не был бы столь эффективным, дорогая сестричка!
Она ткнула каблуками в бока лошади и пустила ее галопом, тут же догнав отца.
Алиса продолжала тихо продвигаться сзади, возобновляя в памяти их разговор с сэром Филиппом Гамильтоном. Ее интерес к этому мужчине все возрастал, несмотря на то, хотела ли этого Пруденс.
ГЛАВА 3
Тучи плотно закрыли луну и звезды, и вороному коню Филиппа Гамильтона стало трудно продвигаться. Он совсем замедлил ход, войдя в подлесок, который покрывал склоны гряды, как указательный палец, вдававшейся во владения Стразерна. Несмотря на близость поместья, поросшая молодым лесом гора была очень удобным местом для свиданий, будто устроенная по заказу: небольшую поляну обступали со всех сторон старые размашистые деревья, укрывающие вершину от посторонних взглядов, – людям, желающим остаться незамеченными, они обеспечивали надежное укрытие.
Здесь и была назначена встреча Филиппа Гамильтона с его принципалом сэром Эдгаром Осборном.
Пока его жеребец продирался сквозь заросли молодняка и покрывающего всю землю кустарника, Филипп отметил, что возвышенность, как и пахотные земли в этой местности сильно пострадали от войны. Когда-то гряда была покрыта огромными деревьями, как те, что растут на вершине, но буйный огонь, разожженный парламентскими солдатами, устроившими на горе свой бивак, спалил старые реликвии, оставив лишь кое-какие зеленые побеги. Сколько времени потребуется теперь, чтобы выросли новые деревья вровень со старыми.
Ночь и тишина сгустились. Отчетливее стал слышен топот копыт и конское сопение, но Филипп не сомневался, что это единственные звуки, нарушающие ночное спокойствие. Полное одиночество в глухой ночи придавало ему уверенность, он должен прибыть на место встречи раньше своего наперсника. Это давало ему возможность держать под наблюдением заветную поляну и получить, таким образом, преимущество перед Эдгаром Осборном, а с таким человеком, как он, преимущество хоть минимальное надо иметь всегда.
На подъеме, почувствовав усталость коня, Филипп остановился – отсюда открывался широкий обзор местности – наметанным глазом отметил удобный пункт для наблюдения, который послужит хорошим укрытием, и направил туда коня.
Добравшись, он спешился, подыскал укрытие для лошади и устроился ждать. Умением ждать он овладел, как профессионал, очень давно. В эти минуты он мысленно прокручивал в памяти все на первый взгляд не значительные подробности и, убедившись, что не забыл ничего, – начинал вести в душе своеобразную чистку – избавляться от ненужного беспокойства, от раздражения по поводу того, что невозможно исправить. Эту душевную работу он считал необходимой, чтобы не терять способности в нужный момент быть умственно гибким, собранным и хладнокровным.
Итак, убедившись, что он готов к словесной схватке с сэром Эдгаром Осборном, Филипп переключился на размышления о вещах прозаических.
Впервые за этот месяц он с облегчением вздохнул: не надо было надевать претенциозную одежду кавалера-роялиста и, вместо узкого камзола из вельвета или сатина, он позволил себе надеть колет из буйволовой кожи, какие носят военные.
Этот колет он носил долгие годы, и ему было очень удобно в нем. Сохраняющий тепло в холодное время, он выгодно отличался от роялистских тонких камзолов, коротких кюлот и франтоватых плащей, носимых придворными. И он, рядясь роялистом, вернувшимся из ссылки, вынужден был носить их одежду.
У него на душе начинали скрести кошки, как только он вспоминал об обмане, в который его вовлекли. Когда он давал на это согласие, все казалось простым и логичным.
Осборн настиг Филиппа в Шотландии, где он служил под предводительством генерала Монска. Как раз тогда, с получением звания полковника, ему пришлось проводить больше времени в штабе, чем в казармах со своими солдатами. Штаб, по мнению Филиппа, был королевским двором в миниатюре. Офицеры раболепствовали перед начальством, а их жены всегда готовы были оказать определенные услуги тому, от кого, по их мнению, зависела карьера их мужей. Служебные клерки занимались крючкотворством, затевая волокиту по самой незначительной просьбе, осложняя этим прохождение всякого официального предписания и вызывая у Филиппа зубовный скрежет от всего виденного.
Однако армия была его жизнью, у него не было собственности, которой он смог бы воспользоваться, если освободят от должности, поэтому, скрепя сердце, принял то, что не в силах изменить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Он не сразу отпустил ее. Они стояли так близко, что она услышала глухие удары его сердца и почувствовала тепло, исходящее от тела. Неожиданно для себя она вся задрожала и в упор посмотрела в его глаза, желая убедиться, то ли самое испытывает он. Радость захлестнула ее, огонь в его глазах неуемно пылал и обжигал ее.
– Ваша лошадь, прекрасная леди, – приглушенно сказал он, поднял и усадил ее в седло. – Позвольте мне проводить вас к отцу и сестре.
– Я буду польщена, любезный господин, – также церемонно вымолвила она.
Пока они неторопливо возвращались в усадьбу фермера, Алиса молчала, погрузившись в свои мысли, позволяя ему поддерживать разговор. Едва они подъехали к дому, лорд Стразерн рассыпался в любезностях перед Филиппом, от всей души благодарил его, а Пруденс восторженно щебетала без умолку. Внесли свою лепту и арендатор с семьей, отдавая дань благодарности и восхищения Филиппу. Бесконечные похвалы заставили его, в конечном счете, смутиться, и он сообщил, что ему пора уйти. На радостях лорд Стразерн решил сократить свои визиты и тоже отправиться домой. Кроме того, небо хмурилось, и собирался дождь, предсказанный Бейли.
На обратном пути Алиса и Пруденс несколько отстали, чтобы посекретничать.
– Какой удивительный человек! – восторженно заметила Пруденс. – Это счастье, что он оказался там и спас тебя, правда?
– Да, счастье, – задумчиво произнесла Алиса. – Что было бы со мной, если бы он в самый опасный момент не выхватил меня из седла, когда моя лошадь без удил неслась прямо на ограду?
– Я знаю, какая ты прекрасная наездница, и уверена, что с тобой ничего не случилось бы, – успокоила ее Пруденс.
Алиса взглянула на сестру и неожиданно догадалась:
– Ты что, как-то подстроила, чтобы моя лошадь встала на дыбы, Пру?
Пруденс невинно посмотрела на нее.
– Алиса! Как ты могла подумать? Разве я способна на такое?!
Алиса поняла, что подозрение подтвердилось, и вздохнула.
– Пруденс, Пруденс! Есть другие, более безобидные способы бросить меня в объятия сэра Филиппа, если это входило в твои планы.
Пруденс удовлетворенно засмеялась.
– Но ни один из них не был бы столь эффективным, дорогая сестричка!
Она ткнула каблуками в бока лошади и пустила ее галопом, тут же догнав отца.
Алиса продолжала тихо продвигаться сзади, возобновляя в памяти их разговор с сэром Филиппом Гамильтоном. Ее интерес к этому мужчине все возрастал, несмотря на то, хотела ли этого Пруденс.
ГЛАВА 3
Тучи плотно закрыли луну и звезды, и вороному коню Филиппа Гамильтона стало трудно продвигаться. Он совсем замедлил ход, войдя в подлесок, который покрывал склоны гряды, как указательный палец, вдававшейся во владения Стразерна. Несмотря на близость поместья, поросшая молодым лесом гора была очень удобным местом для свиданий, будто устроенная по заказу: небольшую поляну обступали со всех сторон старые размашистые деревья, укрывающие вершину от посторонних взглядов, – людям, желающим остаться незамеченными, они обеспечивали надежное укрытие.
Здесь и была назначена встреча Филиппа Гамильтона с его принципалом сэром Эдгаром Осборном.
Пока его жеребец продирался сквозь заросли молодняка и покрывающего всю землю кустарника, Филипп отметил, что возвышенность, как и пахотные земли в этой местности сильно пострадали от войны. Когда-то гряда была покрыта огромными деревьями, как те, что растут на вершине, но буйный огонь, разожженный парламентскими солдатами, устроившими на горе свой бивак, спалил старые реликвии, оставив лишь кое-какие зеленые побеги. Сколько времени потребуется теперь, чтобы выросли новые деревья вровень со старыми.
Ночь и тишина сгустились. Отчетливее стал слышен топот копыт и конское сопение, но Филипп не сомневался, что это единственные звуки, нарушающие ночное спокойствие. Полное одиночество в глухой ночи придавало ему уверенность, он должен прибыть на место встречи раньше своего наперсника. Это давало ему возможность держать под наблюдением заветную поляну и получить, таким образом, преимущество перед Эдгаром Осборном, а с таким человеком, как он, преимущество хоть минимальное надо иметь всегда.
На подъеме, почувствовав усталость коня, Филипп остановился – отсюда открывался широкий обзор местности – наметанным глазом отметил удобный пункт для наблюдения, который послужит хорошим укрытием, и направил туда коня.
Добравшись, он спешился, подыскал укрытие для лошади и устроился ждать. Умением ждать он овладел, как профессионал, очень давно. В эти минуты он мысленно прокручивал в памяти все на первый взгляд не значительные подробности и, убедившись, что не забыл ничего, – начинал вести в душе своеобразную чистку – избавляться от ненужного беспокойства, от раздражения по поводу того, что невозможно исправить. Эту душевную работу он считал необходимой, чтобы не терять способности в нужный момент быть умственно гибким, собранным и хладнокровным.
Итак, убедившись, что он готов к словесной схватке с сэром Эдгаром Осборном, Филипп переключился на размышления о вещах прозаических.
Впервые за этот месяц он с облегчением вздохнул: не надо было надевать претенциозную одежду кавалера-роялиста и, вместо узкого камзола из вельвета или сатина, он позволил себе надеть колет из буйволовой кожи, какие носят военные.
Этот колет он носил долгие годы, и ему было очень удобно в нем. Сохраняющий тепло в холодное время, он выгодно отличался от роялистских тонких камзолов, коротких кюлот и франтоватых плащей, носимых придворными. И он, рядясь роялистом, вернувшимся из ссылки, вынужден был носить их одежду.
У него на душе начинали скрести кошки, как только он вспоминал об обмане, в который его вовлекли. Когда он давал на это согласие, все казалось простым и логичным.
Осборн настиг Филиппа в Шотландии, где он служил под предводительством генерала Монска. Как раз тогда, с получением звания полковника, ему пришлось проводить больше времени в штабе, чем в казармах со своими солдатами. Штаб, по мнению Филиппа, был королевским двором в миниатюре. Офицеры раболепствовали перед начальством, а их жены всегда готовы были оказать определенные услуги тому, от кого, по их мнению, зависела карьера их мужей. Служебные клерки занимались крючкотворством, затевая волокиту по самой незначительной просьбе, осложняя этим прохождение всякого официального предписания и вызывая у Филиппа зубовный скрежет от всего виденного.
Однако армия была его жизнью, у него не было собственности, которой он смог бы воспользоваться, если освободят от должности, поэтому, скрепя сердце, принял то, что не в силах изменить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79