Ей хотелось бы попасть прямо в это нагло ухмыляющееся лицо, но оно было слишком высоко от нее.
Вокруг раздался радостный гогот. Впервые Элли поняла, что за их объяснением с огромным интересом наблюдали все трое бандитов. Видимо, эта сцена по-настоящему захватила их, так как они забыли даже о Мэтте.
Рот Питера скривился от отвращения и ярости, когда он посмотрел вниз и увидел кровавый плевок на своих дорогих светло-коричневых замшевых бриджах.
Как это утонченно, моя дорогая. Поступок, вполне достойный тебя. Что ж, мы можем продолжить, если ты так настаиваешь.
Он снова без малейшего колебания вонзил каблуки в ребра своей лошади. На этот раз веревка сразу дернулась изо всей силы, бросив Элли на землю. Гром лошадиных копыт сотряс землю и ударил по нервам Элли. Оглушенная, истерзанная, она приготовилась к новому бесконечному кошмару, но Питер вдруг резко осадил лошадей. Наступила звенящая тишина. Питер сидел верхом и спокойно смотрел на нее, ожидая ее окончательной капитуляции. Он был чертовски уверен в этом. Будь он проклят!
Элли не двигалась. Казалось, в ее теле не осталось ни одной косточки, которая бы не болела: разбитые колени, бедра, плечи, запястья, содранные веревкой, горели огнем. Ей не хотелось шевелиться, не хотелось открывать глаза, не хотелось сознаваться в том, что она не может никуда убежать от жестоких игр Питера.
Элли!
Страстная настойчивость, прозвучавшая в голосе Мэтта, полоснула ее по сердцу. Она подняла голову. Он лежал всего в нескольких футах от нее, повернув к ней голову, с отчаянием в глазах.
Элли сделала над собой усилие и подползла ближе, поднявшись на колени и помогая себе связанными руками.
Муравьи облепили ему грудь. Она попыталась скинуть их, но Питер натянул веревку и не дал ей коснуться Мэтта.
Садись на эту чертову лошадь, — прохрипел Мэтт сквозь стиснутые зубы.
Его слова поразили ее как удар ножа, причинив боль более сильную, чем все ее раны и ушибы. Как он может просить ее об этом? Как он может просить ее жить с его смертью на совести?
— Мэтт, я не могу…
— Сможешь, Элли.
— Глупо сейчас заботиться о себе, когда… — Рыдание перехватило горло Элли, не позволив ей произнести эти слова так, как она хотела.
— Женщина, ты будешь спорить и с архангелом, охраняющим врата в рай?
Как он может еще шутить в такой момент?
— Я даже не могу дать им того, что они от меня хотят, — прошептала она сокрушенно. — Питер хочет, что бы я открыла ему тайну карты. Как я могу, если даже не знаю, где искать знаки?
— Но ведь негодяи не знают об этом. К тому же я уверен, мы на правильном пути. Блефуй, води их за нос… таскай по горам так долго, как сможешь, — горячо зашептал он.
— Но ведь ты умрешь, если я уеду, Мэтт. Будь проклят Питер. Прямо Средневековье какое-то!
— Но едва ли мне поможет твоя смерть, Элли. Постарайся выжить, любым способом. Дай мне причину, чтобы бороться за жизнь.
Он предлагал ей надежду, когда спасение казалось невозможным.
Элли забыла о муравьях, синяках и грязи. То, что этот энергичный, отчаянный, никогда не унывающий человек должен был проститься с жизнью, которую он так любил, казалось ей верхом несправедливости. Она хотела извиниться за то, что невольно сыграла роковую роль в его жизни. Но одних слов было мало.
Первый раз за все время, сколько себя помнила, Элли позволила себе поддаться порыву, подчиниться инстинкту. Она нагнулась и поцеловала его в губы.
Губы Мэтта были мягкими, они приникли, приняли ее поцелуй, не желали отпускать, требовали еще ласки. Острое, неожиданное удовольствие пронзило ее. Но в то же мгновение веревка натянулась, оттащив ее от Мэтта. Она упала на бок, больно ударившись о землю.
— Достаточно этого слезливого дерьма! — рявкнул Питер. — Залезай на лошадь. Мы уезжаем.
— Уезжай, — хрипло прошептал Мэтт.
Огромная тяжесть прижимала Элли к земле, когда она тащилась к своей Маре. Она с трудом взобралась в седло. Дэрби и братья Хейли уже сидели верхом.
— Едем, — коротко приказал Клив.
— А мы не можем остаться еще немного? — предложил Сэм. — Охота посмотреть, как он мучается.
Элли закрыла глаза, ее мутило. Она глубоко вздохнула, борясь с тошнотой. Только бы выдержать. Она ни за что не доставит удовольствия этим негодяям, не позволит им насладиться ее слабостью.
Да ему тут еще несколько часов корчиться, а то и сутки, — резко сказал Клив. — И что мы, по-твоему, будем делать, пока ты на него любуешься? Не дури, братец. Время дорого! Его светлость сказал, что женщина знает, как найти то, что мы ищем. Деверо уже не выкрутится, а у нас до заката остался всего час. Едем!
Элли все глядела на Мэтта, пока Питер тащил ее прочь. Но вскоре они свернули. Больше она его не увидит. Никогда.
Если бы только Мэтт не был таким упрямым, таким хитрым и ловким, она бы смогла сбежать от него еще в Альбукерке. И тогда он не последовал бы за ней. И не умирал бы сейчас из-за ее глупой, эгоистичной мечты о великом археологическом открытии.
Она подумала о его теплых, нежных губах, о том, как ей захотелось, чтобы этот поцелуй никогда не кончался…
Она поникла в седле, и горькие слезы потекли по ее Щекам.
Стук копыт затих вдали. Все тело Мэтта, растянутое между кольями, горело и зудело от укусов. Сжав зубы, он принялся расшатывать колья, напрягая все силы, но братья привязали его со знанием дела. Ремни были слишком короткими, колья слишком хорошо и глубоко вбиты, и Для упора не хватало пространства.
Тошнотворное чувство отчаяния начало овладевать Мэттом. Он изогнул спину, перенеся упор на плечи и Пятки, стараясь избавиться от обжигающего соседства с тысячами зловредных насекомых.
У него оставался всего один шанс, последняя возможность, и он не мог, не имел права упустить ее. Но главное, надо выждать время. Если Клив и Сэм услышат его и заподозрят, что у него появился шанс спастись, пусть и такой ничтожный…
И с терпением, превосходящим все, что, как ему казалось, он может вынести, Мэтт ждал. Он яростно тряс головой, стараясь сбросить муравьев, норовивших забраться прямо в глаза; он фыркал и плевался, чтобы сдуть насекомых, забившихся в нос. Но он почти ничего не мог поделать со все новыми укусами, обжигающими тело.
Когда Мэтт наконец решил, что бандиты отъехали достаточно далеко, он принялся свистеть, зовя Дакоту… и молиться. Сейчас его судьба зависела от того, как далеко убежал его конь и слышит ли его.
Когда он почувствовал легкую вибрацию земли, а затем и услышал далекий стук копыт, то едва не заплакал от облегчения. Наконец раздалось тихое знакомое ржание, и Дакота подбежал к Мэтту, едва не споткнувшись о свободно повисшие поводья, которые все так же волочились по грязи. Конь остановился в нескольких футах от распростертого на земле хозяина. Вытянув шею, он выдохнул теплый воздух прямо ему в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Вокруг раздался радостный гогот. Впервые Элли поняла, что за их объяснением с огромным интересом наблюдали все трое бандитов. Видимо, эта сцена по-настоящему захватила их, так как они забыли даже о Мэтте.
Рот Питера скривился от отвращения и ярости, когда он посмотрел вниз и увидел кровавый плевок на своих дорогих светло-коричневых замшевых бриджах.
Как это утонченно, моя дорогая. Поступок, вполне достойный тебя. Что ж, мы можем продолжить, если ты так настаиваешь.
Он снова без малейшего колебания вонзил каблуки в ребра своей лошади. На этот раз веревка сразу дернулась изо всей силы, бросив Элли на землю. Гром лошадиных копыт сотряс землю и ударил по нервам Элли. Оглушенная, истерзанная, она приготовилась к новому бесконечному кошмару, но Питер вдруг резко осадил лошадей. Наступила звенящая тишина. Питер сидел верхом и спокойно смотрел на нее, ожидая ее окончательной капитуляции. Он был чертовски уверен в этом. Будь он проклят!
Элли не двигалась. Казалось, в ее теле не осталось ни одной косточки, которая бы не болела: разбитые колени, бедра, плечи, запястья, содранные веревкой, горели огнем. Ей не хотелось шевелиться, не хотелось открывать глаза, не хотелось сознаваться в том, что она не может никуда убежать от жестоких игр Питера.
Элли!
Страстная настойчивость, прозвучавшая в голосе Мэтта, полоснула ее по сердцу. Она подняла голову. Он лежал всего в нескольких футах от нее, повернув к ней голову, с отчаянием в глазах.
Элли сделала над собой усилие и подползла ближе, поднявшись на колени и помогая себе связанными руками.
Муравьи облепили ему грудь. Она попыталась скинуть их, но Питер натянул веревку и не дал ей коснуться Мэтта.
Садись на эту чертову лошадь, — прохрипел Мэтт сквозь стиснутые зубы.
Его слова поразили ее как удар ножа, причинив боль более сильную, чем все ее раны и ушибы. Как он может просить ее об этом? Как он может просить ее жить с его смертью на совести?
— Мэтт, я не могу…
— Сможешь, Элли.
— Глупо сейчас заботиться о себе, когда… — Рыдание перехватило горло Элли, не позволив ей произнести эти слова так, как она хотела.
— Женщина, ты будешь спорить и с архангелом, охраняющим врата в рай?
Как он может еще шутить в такой момент?
— Я даже не могу дать им того, что они от меня хотят, — прошептала она сокрушенно. — Питер хочет, что бы я открыла ему тайну карты. Как я могу, если даже не знаю, где искать знаки?
— Но ведь негодяи не знают об этом. К тому же я уверен, мы на правильном пути. Блефуй, води их за нос… таскай по горам так долго, как сможешь, — горячо зашептал он.
— Но ведь ты умрешь, если я уеду, Мэтт. Будь проклят Питер. Прямо Средневековье какое-то!
— Но едва ли мне поможет твоя смерть, Элли. Постарайся выжить, любым способом. Дай мне причину, чтобы бороться за жизнь.
Он предлагал ей надежду, когда спасение казалось невозможным.
Элли забыла о муравьях, синяках и грязи. То, что этот энергичный, отчаянный, никогда не унывающий человек должен был проститься с жизнью, которую он так любил, казалось ей верхом несправедливости. Она хотела извиниться за то, что невольно сыграла роковую роль в его жизни. Но одних слов было мало.
Первый раз за все время, сколько себя помнила, Элли позволила себе поддаться порыву, подчиниться инстинкту. Она нагнулась и поцеловала его в губы.
Губы Мэтта были мягкими, они приникли, приняли ее поцелуй, не желали отпускать, требовали еще ласки. Острое, неожиданное удовольствие пронзило ее. Но в то же мгновение веревка натянулась, оттащив ее от Мэтта. Она упала на бок, больно ударившись о землю.
— Достаточно этого слезливого дерьма! — рявкнул Питер. — Залезай на лошадь. Мы уезжаем.
— Уезжай, — хрипло прошептал Мэтт.
Огромная тяжесть прижимала Элли к земле, когда она тащилась к своей Маре. Она с трудом взобралась в седло. Дэрби и братья Хейли уже сидели верхом.
— Едем, — коротко приказал Клив.
— А мы не можем остаться еще немного? — предложил Сэм. — Охота посмотреть, как он мучается.
Элли закрыла глаза, ее мутило. Она глубоко вздохнула, борясь с тошнотой. Только бы выдержать. Она ни за что не доставит удовольствия этим негодяям, не позволит им насладиться ее слабостью.
Да ему тут еще несколько часов корчиться, а то и сутки, — резко сказал Клив. — И что мы, по-твоему, будем делать, пока ты на него любуешься? Не дури, братец. Время дорого! Его светлость сказал, что женщина знает, как найти то, что мы ищем. Деверо уже не выкрутится, а у нас до заката остался всего час. Едем!
Элли все глядела на Мэтта, пока Питер тащил ее прочь. Но вскоре они свернули. Больше она его не увидит. Никогда.
Если бы только Мэтт не был таким упрямым, таким хитрым и ловким, она бы смогла сбежать от него еще в Альбукерке. И тогда он не последовал бы за ней. И не умирал бы сейчас из-за ее глупой, эгоистичной мечты о великом археологическом открытии.
Она подумала о его теплых, нежных губах, о том, как ей захотелось, чтобы этот поцелуй никогда не кончался…
Она поникла в седле, и горькие слезы потекли по ее Щекам.
Стук копыт затих вдали. Все тело Мэтта, растянутое между кольями, горело и зудело от укусов. Сжав зубы, он принялся расшатывать колья, напрягая все силы, но братья привязали его со знанием дела. Ремни были слишком короткими, колья слишком хорошо и глубоко вбиты, и Для упора не хватало пространства.
Тошнотворное чувство отчаяния начало овладевать Мэттом. Он изогнул спину, перенеся упор на плечи и Пятки, стараясь избавиться от обжигающего соседства с тысячами зловредных насекомых.
У него оставался всего один шанс, последняя возможность, и он не мог, не имел права упустить ее. Но главное, надо выждать время. Если Клив и Сэм услышат его и заподозрят, что у него появился шанс спастись, пусть и такой ничтожный…
И с терпением, превосходящим все, что, как ему казалось, он может вынести, Мэтт ждал. Он яростно тряс головой, стараясь сбросить муравьев, норовивших забраться прямо в глаза; он фыркал и плевался, чтобы сдуть насекомых, забившихся в нос. Но он почти ничего не мог поделать со все новыми укусами, обжигающими тело.
Когда Мэтт наконец решил, что бандиты отъехали достаточно далеко, он принялся свистеть, зовя Дакоту… и молиться. Сейчас его судьба зависела от того, как далеко убежал его конь и слышит ли его.
Когда он почувствовал легкую вибрацию земли, а затем и услышал далекий стук копыт, то едва не заплакал от облегчения. Наконец раздалось тихое знакомое ржание, и Дакота подбежал к Мэтту, едва не споткнувшись о свободно повисшие поводья, которые все так же волочились по грязи. Конь остановился в нескольких футах от распростертого на земле хозяина. Вытянув шею, он выдохнул теплый воздух прямо ему в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98