Питер Абслард поклонялся ему наравне со Святым Джеромом и Виргилием.
— Сенрен, вы богохульствуете! — возмущенно проговорил Тьери. — Никакой нормальный мужчина не может желать, чтобы его кастрировали, это противоестественно!
Сенрен закинул руки за голову и потянулся, небрежно бросив:
— Чем больше мы думаем, тем больше сомневаемся.
— Сенрен, Матерь Божья! То, что перенес этот человек, просто ужасно! — все еще не мог успокоиться Тьери.
Жонглер приподнял бровь. Вытер лицо тыльной стороной ладони.
— Да, вы правы… никто не может кастрировать человека, когда он спит. Мы с криками пришли в его комнату, когда все это уже случилось. Соседи сказали, что слышали доносившиеся из его комнаты вопли.
Тьери де Унерс, немного успокоившись, удивленно пожал плечами.
— Почему же ее дядя сделал такую ужасную вещь?
Сенрен устало посмотрел на него.
— Кастрация — это наказание за нарушение супружеской верности.
— Супружеской верности? Вы хотите сказать… Но Сенрен перебил его:
— Фулберт очень сильно любил ее, все говорят, что он отец Хелоизы. Но все равно, он не должен был так поступать с Абелардом. Хелоиза очень красива и необыкновенно умна, даже больше, чем он. Все любили Хелоизу, но не все любили Питера Абеларда.
— Мы слышали некоторые песни Питера, посвященные Хелоизе. Это очень эротичные песни… — вставил Тьери.
Но Сенрен ничего не ответил на его слова, он продолжал, как будто разговаривал сам с собой:
— Бог мой, кажется, все произошло только вчера, неужели это было так давно?
— Сенрен, — быстро проговорил Тьери, — скажите как его друг, неужели Абелард мог уйти от Хелоизы к другой женщине? Неужели такое возможно? Неужели правда, что он заставил Хелоизу жить в монастыре, одеваться как послушница, чтобы иметь возможность встречаться с другой женщиной?
— Тише!
Сенрсн предостерегающе поднял руку.
Через мгновенье Тьери услышал крики деревенских — сначала где-то вдали, а потом все ближе и ближе, потом они услышали лай собак. Сенрен еще раз прислушался.
— Они направляются в другую сторону, к полю за дубами… Нечего зря волноваться, — успокаивающе произнес он и продолжил рассказ:
— Мы искренне любили Питера Абеларда за его смелость и необычность. Он действительно был гением в наших глазах. Мы были слишком молоды и, как все молодые, неосознанно искали себе кумира, нам необходимо было почитать кого-либо. Мы были очень невежественны…
Тьери поднял голову и прислушался к топоту ног, ему показалось, что шаги приближаются, но Сснрен продолжал, не обращая внимания ни на что:
— Нам тогда было не понять, что Абелард оставлял Хелоизу не ради другой женщины, он хотел оставить ее ради себя, чтобы некому больше было искушать его. Он хотел забыть о женщине и полностью посвятить себя науке, а там, где женщина, — там обязательно любовь.
Де Унерс поднял голову, не слушая Сенрена.
— Я хочу жить! Клянусь, Сенрен, они подходят ближе!
Сенрен же не обращал никакого внимания на происходящее, продолжая размышлять вслух?
— Любая женщина, если от нее сладко пахнет, если она мягка и нежна, то это уже любовь… — И добавил, как будто вспоминая что-то: — С серебряными глазами и волосами как ночь, крошечной талией и пышной грудью с коричневыми сосками, которая дрожит и стонет от страсти…
Он зажмурил глаза и погрузился в воспоминания, но в этот момент Тьери толкнул его. Де Унерс высунул голову из канавы.
— Бог мой! Эти деревенские преследуют кого-то, их собаки все-таки почувствовали чужой запах. Господи! Да это женщина! Они на соседнем поле!
От волнения его голос стал хриплым.
— Сенрсн! Вы слышите меня? Эта женщина отвела их от нас!
Сенрен тоже встал.
— Да, действительно, собаки почувствовали ее запах. Кто она? Вы можете рассмотреть?
Тьери пожал плечами.
— Я только слышал, как они кричали: «Женщина! Уэльская женщина!»
ГЛАВА 20
Нагая Констанция, подойдя к двери, стала изо всех сил кричать и стучать.
Задохнувшись, она прислонилась к стене комнаты — никто не слышал ее или не хотел слышать.
Боже мой! Ее снова тошнило — сильнее, чем накануне… Голова кружилась, она почувствовала, как что-то подступило к горлу, и ее несколько раз вырвало прямо на пол. Констанция снова стала кричать, но никто не приходил. Она смотрела вокруг себя и не верила, что такое может приключиться с ней, с графиней Морлакс. Нагая, завернутая только в грязное, рваное одеяло, в комнате, где пол покрыт рвотой, с нечесаными волосами, жесткими от крови, вытекшей из раны на голове…
Леди Морлакс еще раз огляделась вокруг. Интересно, сколько дней она провела здесь.
Первый день, — а это точно был день, потому что она заметила маленький лучик света, пробившийся из-за закрытых ставень. Она тогда лежала на кровати и не могла даже поднять разбитую голову, ее сильно рвало, и боль от поврежденного ребра пронзала насквозь, когда графиня поворачивалась на бок, чтобы ее не стошнило прямо на кровать.
Второй день… Она металась в жару и плохо помнила этот день, а возможно, и два. Ей хотелось пить, но никто не принес ей даже стакана воды.
За это время можно было сойти с ума, но Констанция оставалась в здравом уме, она не могла не думать о том, где находится. Графиня подумала, что, возможно, это женский монастырь, потому что она слышала звук колокола, созывающий к мессе. Кроме того, она могла находиться на земле Гилберта.
Ее охватило отчаяние. Она никак не могла сообщить своим людям, где находится, и была не в силах даже предположить, кому понадобилось держать ее в этой тюрьме. Холод сковал ее.
Констанция свернулась калачиком на кровати, накрывшись одеялом и обняв себя руками, чтобы сохранить как можно больше тепла. Она подумала, что от нее что-то требуется. Нагота, грязь, холод, одиночество — все эти страдания должны заставить ее что-то сделать. Только что? Этого она понять не могла…
Графиня сопротивлялась желанию заговорить сама с собой, тишина окружала ее со всех сторон. Она понимала, что холод и тишина могут сделать ее сумасшедшей. Ночью она совсем замерзла, особенно руки и ноги, которых графиня почти не чувствовала.
Ей почудился шепот за дверью, она не могла понять, показалось ей это или действительно кто-то шепчется за дверью.
Леди Морлакс стала наблюдать за щелью в двери. Она увидела, что время от времени щель приоткрывалась и чьи-то глаза внимательно рассматривали ее, но потом быстро закрывалась, и она не могла разглядеть, кто наблюдает за ней. Она не слышала никаких шагов — кто бы это ни был, он двигался бесшумно. Звуки почти не доходили до ее кельи, даже звуки колокола раздавались где-то вдали.
Сначала Констанция говорила себе, что эти люди, кто бы они ни были, не понимают какой опасности подвергаются, держа в своих руках подопечную короля Генри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Сенрен, вы богохульствуете! — возмущенно проговорил Тьери. — Никакой нормальный мужчина не может желать, чтобы его кастрировали, это противоестественно!
Сенрен закинул руки за голову и потянулся, небрежно бросив:
— Чем больше мы думаем, тем больше сомневаемся.
— Сенрен, Матерь Божья! То, что перенес этот человек, просто ужасно! — все еще не мог успокоиться Тьери.
Жонглер приподнял бровь. Вытер лицо тыльной стороной ладони.
— Да, вы правы… никто не может кастрировать человека, когда он спит. Мы с криками пришли в его комнату, когда все это уже случилось. Соседи сказали, что слышали доносившиеся из его комнаты вопли.
Тьери де Унерс, немного успокоившись, удивленно пожал плечами.
— Почему же ее дядя сделал такую ужасную вещь?
Сенрен устало посмотрел на него.
— Кастрация — это наказание за нарушение супружеской верности.
— Супружеской верности? Вы хотите сказать… Но Сенрен перебил его:
— Фулберт очень сильно любил ее, все говорят, что он отец Хелоизы. Но все равно, он не должен был так поступать с Абелардом. Хелоиза очень красива и необыкновенно умна, даже больше, чем он. Все любили Хелоизу, но не все любили Питера Абеларда.
— Мы слышали некоторые песни Питера, посвященные Хелоизе. Это очень эротичные песни… — вставил Тьери.
Но Сенрен ничего не ответил на его слова, он продолжал, как будто разговаривал сам с собой:
— Бог мой, кажется, все произошло только вчера, неужели это было так давно?
— Сенрен, — быстро проговорил Тьери, — скажите как его друг, неужели Абелард мог уйти от Хелоизы к другой женщине? Неужели такое возможно? Неужели правда, что он заставил Хелоизу жить в монастыре, одеваться как послушница, чтобы иметь возможность встречаться с другой женщиной?
— Тише!
Сенрсн предостерегающе поднял руку.
Через мгновенье Тьери услышал крики деревенских — сначала где-то вдали, а потом все ближе и ближе, потом они услышали лай собак. Сенрен еще раз прислушался.
— Они направляются в другую сторону, к полю за дубами… Нечего зря волноваться, — успокаивающе произнес он и продолжил рассказ:
— Мы искренне любили Питера Абеларда за его смелость и необычность. Он действительно был гением в наших глазах. Мы были слишком молоды и, как все молодые, неосознанно искали себе кумира, нам необходимо было почитать кого-либо. Мы были очень невежественны…
Тьери поднял голову и прислушался к топоту ног, ему показалось, что шаги приближаются, но Сснрен продолжал, не обращая внимания ни на что:
— Нам тогда было не понять, что Абелард оставлял Хелоизу не ради другой женщины, он хотел оставить ее ради себя, чтобы некому больше было искушать его. Он хотел забыть о женщине и полностью посвятить себя науке, а там, где женщина, — там обязательно любовь.
Де Унерс поднял голову, не слушая Сенрена.
— Я хочу жить! Клянусь, Сенрен, они подходят ближе!
Сенрен же не обращал никакого внимания на происходящее, продолжая размышлять вслух?
— Любая женщина, если от нее сладко пахнет, если она мягка и нежна, то это уже любовь… — И добавил, как будто вспоминая что-то: — С серебряными глазами и волосами как ночь, крошечной талией и пышной грудью с коричневыми сосками, которая дрожит и стонет от страсти…
Он зажмурил глаза и погрузился в воспоминания, но в этот момент Тьери толкнул его. Де Унерс высунул голову из канавы.
— Бог мой! Эти деревенские преследуют кого-то, их собаки все-таки почувствовали чужой запах. Господи! Да это женщина! Они на соседнем поле!
От волнения его голос стал хриплым.
— Сенрсн! Вы слышите меня? Эта женщина отвела их от нас!
Сенрен тоже встал.
— Да, действительно, собаки почувствовали ее запах. Кто она? Вы можете рассмотреть?
Тьери пожал плечами.
— Я только слышал, как они кричали: «Женщина! Уэльская женщина!»
ГЛАВА 20
Нагая Констанция, подойдя к двери, стала изо всех сил кричать и стучать.
Задохнувшись, она прислонилась к стене комнаты — никто не слышал ее или не хотел слышать.
Боже мой! Ее снова тошнило — сильнее, чем накануне… Голова кружилась, она почувствовала, как что-то подступило к горлу, и ее несколько раз вырвало прямо на пол. Констанция снова стала кричать, но никто не приходил. Она смотрела вокруг себя и не верила, что такое может приключиться с ней, с графиней Морлакс. Нагая, завернутая только в грязное, рваное одеяло, в комнате, где пол покрыт рвотой, с нечесаными волосами, жесткими от крови, вытекшей из раны на голове…
Леди Морлакс еще раз огляделась вокруг. Интересно, сколько дней она провела здесь.
Первый день, — а это точно был день, потому что она заметила маленький лучик света, пробившийся из-за закрытых ставень. Она тогда лежала на кровати и не могла даже поднять разбитую голову, ее сильно рвало, и боль от поврежденного ребра пронзала насквозь, когда графиня поворачивалась на бок, чтобы ее не стошнило прямо на кровать.
Второй день… Она металась в жару и плохо помнила этот день, а возможно, и два. Ей хотелось пить, но никто не принес ей даже стакана воды.
За это время можно было сойти с ума, но Констанция оставалась в здравом уме, она не могла не думать о том, где находится. Графиня подумала, что, возможно, это женский монастырь, потому что она слышала звук колокола, созывающий к мессе. Кроме того, она могла находиться на земле Гилберта.
Ее охватило отчаяние. Она никак не могла сообщить своим людям, где находится, и была не в силах даже предположить, кому понадобилось держать ее в этой тюрьме. Холод сковал ее.
Констанция свернулась калачиком на кровати, накрывшись одеялом и обняв себя руками, чтобы сохранить как можно больше тепла. Она подумала, что от нее что-то требуется. Нагота, грязь, холод, одиночество — все эти страдания должны заставить ее что-то сделать. Только что? Этого она понять не могла…
Графиня сопротивлялась желанию заговорить сама с собой, тишина окружала ее со всех сторон. Она понимала, что холод и тишина могут сделать ее сумасшедшей. Ночью она совсем замерзла, особенно руки и ноги, которых графиня почти не чувствовала.
Ей почудился шепот за дверью, она не могла понять, показалось ей это или действительно кто-то шепчется за дверью.
Леди Морлакс стала наблюдать за щелью в двери. Она увидела, что время от времени щель приоткрывалась и чьи-то глаза внимательно рассматривали ее, но потом быстро закрывалась, и она не могла разглядеть, кто наблюдает за ней. Она не слышала никаких шагов — кто бы это ни был, он двигался бесшумно. Звуки почти не доходили до ее кельи, даже звуки колокола раздавались где-то вдали.
Сначала Констанция говорила себе, что эти люди, кто бы они ни были, не понимают какой опасности подвергаются, держа в своих руках подопечную короля Генри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68