Один из них, граф Ардмор, снял пальто, а второй, Лусиус Фелтон, принялся просматривать тонкую стопку приглашений на каминной доске. Потом он подошел к окну и слегка раздвинул занавески.
Ждать им пришлось долго, до вечера, а за это время Терман выполнил небольшое поручение Гроуна, бросившегося к печатному станку, как только желанная новость стала ему известна.
Но даже получив от Гроуна целый мешок соверенов, Терман отправился домой не сразу: сперва он завернул в «Конвент» и купил всем присутствующим по стаканчику.
Он не мог отделаться от мысли, что завтра же новость станет достоянием всего Лондона, и хотел в последний золотой вечер разыграть роль молодого джентльмена, богатого наследника.
Когда он бросил на стойку соверен, бармен скривил губы в притворной улыбке, и Терман притворился, что Дарлингтон и Уисли по-прежнему с ним.
Наконец он, пошатываясь, добрался до дома с тем, что осталось от соверенов, полученных от Гроуна. Со всем остальным Элиот решил разобраться завтра, и когда вывалился из наемного кеба, сунул вознице соверен вместо восьми пенсов. При этом он даже не заметил, что занавеска в его гостиной дрогнула.
Войдя в дом, он остановился на пороге и откинул голову, как волк, воющий на луну.
– Купер! Купер! – громко позвал Элиот.
Но Купер не появился. Тем не менее дверь гостиной медленно отворилась, и Терман, качнувшись, провалился в комнату.
Глава 41
Не каждому мужчине удается влюбиться в такую женщину. Знаю, что не заслуживаю ее, и все же, любезный читатель, мне повезло получить ее согласие, которое я теперь ношу в своем сердце. Она выйдет за меня, и больше я не буду слоняться по свету. Пустоту в моем сердце заполнят ее доброта и ее прелесть; я проведу оставшуюся жизнь, боготворя землю, по которой она ступает...
Из мемуаров графа Хеллгейта
Случилось так, что Гризелда снова заснула в объятиях Дарлингтона. Теперь, когда Джози вышла замуж, она смогла вернуться в свой дом, и Чарлз приехал к чаю. Но прежде чем Гризелда успела что-нибудь сообразить, она уже оказалась в его экипаже, катившем к его дому.
Почему бы ей не выйти за него? Неужели только потому, что люди будут потешаться над ними, будут смеяться над ней, говорить, что она украла младенца из колыбели? Гризелда посмотрела на копну взъерошенных волос на подушке рядом и покачала головой.
Почему-то он казался ей старше своего возраста. Бывают люди, возмужавшие раньше срока. А он в ней нуждался. Она сможет помирить Чарлза с отцом и не позволить семье язвить и упрекать его. Она будет способствовать его литературной деятельности...
Не разбудить ли его сейчас же, чтобы сказать о принятом решении? Нет, пожалуй, все же лучше не спешить с этим.
Гризелда как можно тише спустила ноги с постели. Слуг в доме не было, и ее скомканная одежда валялась у двери. Тем не менее Гризелде пришлось остановиться и прижать ладони к пылающим щекам из-за охватившего ее чувства стыда.
Она не знала, как добраться домой, и не могла попросить лакея вызвать для нее кеб, поскольку Дарлингтон приказал слугам не возвращаться до полудня.
Впрочем, почему бы не заставить его просить ее руки еще раз? Все это было бы... восхитительно. Почему не заставить его поухаживать за ней, как делают другие женщины? Он должен приносить ей розы и сочинять по паре стихотворений вдень.
Мысль о том, что Дарлингтон будет сочинять стихи, показалась Гризелде настолько забавной, что она захихикала.
Район, в котором она находилась, был ей не особенно хорошо известен, но Флит-стрит располагалась где-то рядом.
И когда Гризелда, пройдя пешком с минуту, заметила широкую улицу, то решила выйти на нее и нанять кеб.
Однако едва она оказалась рядом с мостовой, ее окликнули из проезжавшей мимо кареты.
По правде говоря, Гризелда знала эту карету почти так же хорошо, как свою собственную, поэтому она не удивилась, когда лакей спрыгнул с запяток и широко распахнул дверцу.
Делать было нечего, и Гризелда забралась в карету.
– Леди Блекшмидт, – сказала она, садясь с таким достоинством, какое было возможно при настоящих обстоятельствах. Если Амелия Блекшмидт заметила, что утром на ней платье, какое надевают к обеду, то тут же могла сообразить: Гризелда не появлялась дома со вчерашнего дня.
– Леди Гризелда!
Амелия Блекшмидт была лет на шесть старше и, как всегда, одета с присущей ей трезвой элегантностью, не допускавшей никаких нескромных взглядов. Хотя ей не исполнилось еще и сорока, она слыла одной из самых яростных моралисток, столь же злоязычной, как какая-нибудь старая дева лет восьмидесяти.
С минуту в карете царила мертвая тишина, потом Гризелда незаметно вздохнула. Почему Амелия? Почему именно она, а не какая-нибудь приятная женщина, с которой можно было бы мило побеседовать?
Амелия бросила всего один взгляд на Гризелду Уиллоуби и тотчас же поняла, как та провела ночь. В конце концов, Амелия всю свою жизнь посвятила наблюдению за светскими людьми, мужчинами и женщинами, падавшими в объятия друг друга, танцевавшими на приемах в саду, многозначительно улыбавшимися друг другу. Ее все это раздражало и вызывало в ней тайное томление, от которого она почти заболевала.
Для Амелии несовершенство прически Гризелды и ее заспанный вид означали, что пора отчитать подругу, забывшую о морали и этике.
– Вы меня не спросили, как и почему я оказалась в прошлом году в отеле «Грийон», – сказала она наконец.
Гризелда удивленно подняла глаза.
– Боюсь, это не мое дело, – спокойно ответила она.
– Ваше, – возразила Амелия, – если мы с вами друзья.
Гризелда улыбнулась одним уголком рта:
– А разве в этом есть какие-то сомнения?
– Мы знакомые, – поправила Амелия. – Вероятно, вы пришли в ужас, подумав о том, что я там делала.
Гризелда вздохнула:
– Даю слово, что не стану думать об этом.
– Но вам следует думать. – Амелия помолчала. – Клянусь, я никогда не сделаю больше ничего подобного и горько раскаиваюсь, даже стыжусь этого.
Похоже, Гризелда не разделяла этих чувств и не стыдилась за себя, из чего Амелия заключила, что она собирается замуж.
– Вам, разумеется, трудно меня понять...
– Не совсем так. – Гризелда снова вздохнула. – Я вас хорошо понимаю, потому что сама...
– А! – Амелия вся подобралась. – Я сразу поняла, что вы провели ночь с джентльменом!
– Да, и теперь собираюсь выйти за него замуж.
Наступило молчание, но Амелия чувствовала уже несколько недель, что если не расскажет кому-нибудь о себе, то сердце ее разорвется.
– У меня тоже был роман! – Она с удовольствием услышала в своем голосе нотку отчаяния.
Гризелда кивнула:
– Я об этом догадалась.
– Я всегда судила других и была к ним беспощадна, – продолжила Амелия, – тогда как вы вели себя скромно и редко осуждали кого-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Ждать им пришлось долго, до вечера, а за это время Терман выполнил небольшое поручение Гроуна, бросившегося к печатному станку, как только желанная новость стала ему известна.
Но даже получив от Гроуна целый мешок соверенов, Терман отправился домой не сразу: сперва он завернул в «Конвент» и купил всем присутствующим по стаканчику.
Он не мог отделаться от мысли, что завтра же новость станет достоянием всего Лондона, и хотел в последний золотой вечер разыграть роль молодого джентльмена, богатого наследника.
Когда он бросил на стойку соверен, бармен скривил губы в притворной улыбке, и Терман притворился, что Дарлингтон и Уисли по-прежнему с ним.
Наконец он, пошатываясь, добрался до дома с тем, что осталось от соверенов, полученных от Гроуна. Со всем остальным Элиот решил разобраться завтра, и когда вывалился из наемного кеба, сунул вознице соверен вместо восьми пенсов. При этом он даже не заметил, что занавеска в его гостиной дрогнула.
Войдя в дом, он остановился на пороге и откинул голову, как волк, воющий на луну.
– Купер! Купер! – громко позвал Элиот.
Но Купер не появился. Тем не менее дверь гостиной медленно отворилась, и Терман, качнувшись, провалился в комнату.
Глава 41
Не каждому мужчине удается влюбиться в такую женщину. Знаю, что не заслуживаю ее, и все же, любезный читатель, мне повезло получить ее согласие, которое я теперь ношу в своем сердце. Она выйдет за меня, и больше я не буду слоняться по свету. Пустоту в моем сердце заполнят ее доброта и ее прелесть; я проведу оставшуюся жизнь, боготворя землю, по которой она ступает...
Из мемуаров графа Хеллгейта
Случилось так, что Гризелда снова заснула в объятиях Дарлингтона. Теперь, когда Джози вышла замуж, она смогла вернуться в свой дом, и Чарлз приехал к чаю. Но прежде чем Гризелда успела что-нибудь сообразить, она уже оказалась в его экипаже, катившем к его дому.
Почему бы ей не выйти за него? Неужели только потому, что люди будут потешаться над ними, будут смеяться над ней, говорить, что она украла младенца из колыбели? Гризелда посмотрела на копну взъерошенных волос на подушке рядом и покачала головой.
Почему-то он казался ей старше своего возраста. Бывают люди, возмужавшие раньше срока. А он в ней нуждался. Она сможет помирить Чарлза с отцом и не позволить семье язвить и упрекать его. Она будет способствовать его литературной деятельности...
Не разбудить ли его сейчас же, чтобы сказать о принятом решении? Нет, пожалуй, все же лучше не спешить с этим.
Гризелда как можно тише спустила ноги с постели. Слуг в доме не было, и ее скомканная одежда валялась у двери. Тем не менее Гризелде пришлось остановиться и прижать ладони к пылающим щекам из-за охватившего ее чувства стыда.
Она не знала, как добраться домой, и не могла попросить лакея вызвать для нее кеб, поскольку Дарлингтон приказал слугам не возвращаться до полудня.
Впрочем, почему бы не заставить его просить ее руки еще раз? Все это было бы... восхитительно. Почему не заставить его поухаживать за ней, как делают другие женщины? Он должен приносить ей розы и сочинять по паре стихотворений вдень.
Мысль о том, что Дарлингтон будет сочинять стихи, показалась Гризелде настолько забавной, что она захихикала.
Район, в котором она находилась, был ей не особенно хорошо известен, но Флит-стрит располагалась где-то рядом.
И когда Гризелда, пройдя пешком с минуту, заметила широкую улицу, то решила выйти на нее и нанять кеб.
Однако едва она оказалась рядом с мостовой, ее окликнули из проезжавшей мимо кареты.
По правде говоря, Гризелда знала эту карету почти так же хорошо, как свою собственную, поэтому она не удивилась, когда лакей спрыгнул с запяток и широко распахнул дверцу.
Делать было нечего, и Гризелда забралась в карету.
– Леди Блекшмидт, – сказала она, садясь с таким достоинством, какое было возможно при настоящих обстоятельствах. Если Амелия Блекшмидт заметила, что утром на ней платье, какое надевают к обеду, то тут же могла сообразить: Гризелда не появлялась дома со вчерашнего дня.
– Леди Гризелда!
Амелия Блекшмидт была лет на шесть старше и, как всегда, одета с присущей ей трезвой элегантностью, не допускавшей никаких нескромных взглядов. Хотя ей не исполнилось еще и сорока, она слыла одной из самых яростных моралисток, столь же злоязычной, как какая-нибудь старая дева лет восьмидесяти.
С минуту в карете царила мертвая тишина, потом Гризелда незаметно вздохнула. Почему Амелия? Почему именно она, а не какая-нибудь приятная женщина, с которой можно было бы мило побеседовать?
Амелия бросила всего один взгляд на Гризелду Уиллоуби и тотчас же поняла, как та провела ночь. В конце концов, Амелия всю свою жизнь посвятила наблюдению за светскими людьми, мужчинами и женщинами, падавшими в объятия друг друга, танцевавшими на приемах в саду, многозначительно улыбавшимися друг другу. Ее все это раздражало и вызывало в ней тайное томление, от которого она почти заболевала.
Для Амелии несовершенство прически Гризелды и ее заспанный вид означали, что пора отчитать подругу, забывшую о морали и этике.
– Вы меня не спросили, как и почему я оказалась в прошлом году в отеле «Грийон», – сказала она наконец.
Гризелда удивленно подняла глаза.
– Боюсь, это не мое дело, – спокойно ответила она.
– Ваше, – возразила Амелия, – если мы с вами друзья.
Гризелда улыбнулась одним уголком рта:
– А разве в этом есть какие-то сомнения?
– Мы знакомые, – поправила Амелия. – Вероятно, вы пришли в ужас, подумав о том, что я там делала.
Гризелда вздохнула:
– Даю слово, что не стану думать об этом.
– Но вам следует думать. – Амелия помолчала. – Клянусь, я никогда не сделаю больше ничего подобного и горько раскаиваюсь, даже стыжусь этого.
Похоже, Гризелда не разделяла этих чувств и не стыдилась за себя, из чего Амелия заключила, что она собирается замуж.
– Вам, разумеется, трудно меня понять...
– Не совсем так. – Гризелда снова вздохнула. – Я вас хорошо понимаю, потому что сама...
– А! – Амелия вся подобралась. – Я сразу поняла, что вы провели ночь с джентльменом!
– Да, и теперь собираюсь выйти за него замуж.
Наступило молчание, но Амелия чувствовала уже несколько недель, что если не расскажет кому-нибудь о себе, то сердце ее разорвется.
– У меня тоже был роман! – Она с удовольствием услышала в своем голосе нотку отчаяния.
Гризелда кивнула:
– Я об этом догадалась.
– Я всегда судила других и была к ним беспощадна, – продолжила Амелия, – тогда как вы вели себя скромно и редко осуждали кого-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69